Татьяна Евстафьева. Сырецкий концентрационный лагерь

«Сырецкий» концентрационный лагерь, один из филиалов нацистского концлагеря Заксенхаузен¹, был расположен на северо-западной окраине Киева, на месте бывших летних лагерей киевского гарнизона. По названию этих лагерей и местности он и получил свое название².

При подготовке нападения на СССР фашистское руководство еще в марте 1941 г. дало директивы об организации лагерей для советских военнопленных и гражданского населения: коммунистов, семей военнослужащих, евреев, мужчин призывного возраста и др., которые должны были стать неотъемлемой частью жестокого плана массового уничтожения советских людей, подавления их сопротивления, использования для принудительного труда³. По фашистской классификации, все концлагеря⁴ делились на три категории: для совершивших незначительные преступления, а также пожилых людей, использование труда которых ограничено (1-я категория); для опасных преступников, подлежавших перевоспитанию (2-я категория); для особо опасных преступников (3-я категория)⁵.

Сырецкий концлагерь был местом, где содержались обреченные на смерть военнопленные, коммунисты, подпольщики, партизаны, евреи, которых фашистам удалось разыскать после массовых расстрелов 29 — 30 сентября 1941 г., те, кто уклонялся от принудительных работ в Германии, т.е. все, кто считался врагами «третьего рейха». В соответствии с директивой Гитлера (т.н. приказ «Мрак и туман», сентябрь 1941 г.) «за любые действия против империи или германских войск полагалась либо смертная казнь на месте, либо увоз в Германию якобы для суда и наказания, или в концлагерь. Смертная казнь применялась не только за активные действия против вермахта и оккупационных властей, но и за нарушение комендантского часа, за хранение советских листовок, и даже за загрязнение дорог»⁶. На территории Украины к классической модели концентрационных лагерей относились только два — Яновский во Львове и Сырецкий в Киеве⁷.

Сырец — историческая местность в современном Шевченковском районе города получила название от р. Сырец, берущей начало в районе нынешней станции метро «Святошин» и впадающей в Днепр в 2 км от гавани. Под современным названием впервые упоминается под 1240 г. в грамоте князя Романа Галицкого, который пожаловал эти земли Киево-Печерской лавре. В 1381 г. упоминается в летописи как село, подаренное князем Владимиром Ольгердовичем Доминиканскому монастырю. С 1661 г. Сырец находился во владении киевского магистрата и застраивался небольшими хуторами вдоль реки, являясь сельскохозяйственным пригородом Киева. В городскую черту Сырец вошел в 1799 г. В 1840-х гг. здесь начинают размещать военные лагеря, давшие название местным улицам Лагерной (ныне — Дорогожицкая) и Тираспольской (от Тираспольского полка)⁸. Соответствующий отвод городской земли был закреплен актом от 14 апреля 1869 г.⁹ Здесь были сооружены легкие жилые строения, деревянная церковь, оборудованы плацы, учебное поле, позднее — военный аэродром, с которым связана деятельность летчика П. Нестерова. В 1895 г. от Лукьяновской площади до Сырецких военных лагерей была проложена линия трамвая. В 1910 г. маршрут получил 21-й номер. Режим работы был сезонным — зимой вагоны не курсировали. Во время Первой мировой войны, в 1916 г., вследствие дефицита подвижного состава, 21-й маршрут до Сырецких военных лагерей был закрыт и никогда больше не возобновлялся¹⁰.

В период между Первой и Второй мировыми войнами Сырецкие лагеря оставались в ведении военных: здесь размещались бронетанковые части, располагался полигон. На развилке современных улиц Мельникова¹¹ и Дорогожицкой¹² действовало ремонтное хозяйство по обслуживанию этих частей, от которого сохранились отдельные корпуса и бывшие гаражи¹³.

Сырецкий концентрационный лагерь был создан немецкими властями весной 1942 г. Ранее, с сентября 1941 г., действовал концлагерь на бывшей ул. Керосинной (ныне — ул. Шолуденко) в помещениях казарм Бендерского полка. До июня 1942 г. заключенные находились под открытым небом. Из показаний заключенного концлагеря сотника В. Быстрова¹⁴ следует, что в апреле месяце 1942 г. он был арестован и доставлен в гестапо. После 15-ти суток содержания под стражей, он, в числе других арестованных, был направлен в поселок Сырец для постройки лагеря¹⁵ (док. № 20).

Охрану лагеря осуществляли войска СС¹⁶. По показаниям бывшего узника В. Давыдова «Охрана лагеря состояла из полицейских — украинцев и немцев-эсэсовцев»¹⁷. «Вокруг лагеря стояла огромная полицейская охрана. Дежурная смена охраны состояла из 120–150 немцев, полицаев и нескольких собак» (из записки «В Сырецком концлагере», составленной Д. Будником, В. Давыдовым, З. Трубаковым, И. Долинером, В. Куклей в 1945 г.)¹⁸ (док. № 85).

Начальником Сырецкого концлагеря был штурмбаннфюрер СС П. фон Радомский¹⁹, его помощником — ротенфюрер Ридер по прозвищу «Рыжий», переводчиком служил И. Рейн. Одновременно в лагере находились более 3 тыс. человек. Как свидетельствовал рядовой 23-го полицейского батальона СС Н. Пацьора он охранял концентрационный лагерь, находившийся в Бабьем Яру, в конце Киева, где содержались советские военнопленные и советские граждане, которых насчитывалось в лагере более трех тысяч человек²⁰ (док. № 41).

Место размещения лагеря точно локализуется по свидетельствам очевидцев, которые можно сопоставить с предвоенными планами города — «Планом города Киева и предместий, составленным в 1914 г.» (прил. № 7), «Топографическим планом г. Киева 1924 г. Красноармейский лагерь» (прил. № 31), «Топографическим планом г. Киева, составленным по материалам съемок 1923 г. и 1947 г. в 1953 г.» (прил. № 33). Для лагеря была использована территория бывших военных лагерей — место летних учений Киевского гарнизона. На месте специально разобранных строений были вырыты землянки. Территория концлагеря с юга граничила с современными ул. Шамрыло²¹ и Дорогожицкой, а с запада — с ул. акад. Грекова²². Из города к лагерям вела дорога — теперешняя ул. Дорогожицкая (до 1961 г. ул. Лагерная), которая за Лукьяновским кладбищем поворачивала направо, отсюда дорога вела к современной ул. Ольжича²³. Она как бы отгораживала военный городок от Бабьего Яра.

По воспоминаниям З. Трубакова, главные ворота лагеря выходили на нынешнюю ул. О. Телиги^{ул. Довженко составляла участок Новоокружной. В 1969-1993 гг. - ул. Д. Коротченко.">24}, между современными Дорогожицкой и Щусева²⁵. С левой стороны находилось караульное помещение. На расстоянии 50–70 м от главных ворот располагались еще одни ворота, внутренние, а между ними существовал своеобразный коридор, ведущий в рабочую зону лагеря. Именно здесь заключенных избивали, заставляя идти «гусиным» или «рыбьим» шагом. Здесь же находился пост охраны.

Общая территория концлагеря, по оценке бывшего узника В. Давыдова, составляла приблизительно 3 кв. км. По свидетельству бывшего узника И. Бродского, «территория лагеря в радиусе равнялась двум километрам... лагерь был обнесен двумя стенами колючей проволоки, посередине которой проходило 8–10 рядов провода высокого напряжения электрического тока. Кругом лагеря были выставлены посты охраны лагеря. Арестованные жили в землянках по 70–80 человек в каждой»²⁶. Для ограждения использовали и колючую проволоку, снятую с оборонительных сооружений КиУРа²⁷. Об этом рассказал бывший полицейский А. Кухар, охранявший концлагерь в июне 1942 г.: «...мне и двум другим полицейским, фамилии которых я не знаю, было поручено везти 15 заключенных в лес на реку Ирпень, там заключенные под нашим надзором снимали колючую проволоку, которую мы затем повезли для ограждения ею Сырецкого концлагеря»²⁸ (док. № 93). По показаниям Ф. Зубченко, рядового 23-го полицейского батальона СС²⁹, охранявшего концлагерь, «весь Сырецкий концлагерь был огорожен в два ряда высоким забором из колючей проволоки, между которыми проходили провода, по которым пропускали электрический ток высокого напряжения. Внутри этой большой, так называемой рабочей зоны, была малая жилая зона. Арестованные, содержавшиеся в лагере, жили в землянках и деревянных бараках. Жилая зона также была огорожена забором из колючей проволоки. Между заборами по проводам пропускали электрический ток высокого напряжения. Часовые стояли вокруг лагеря. Ночью так же патрулировали вокруг зоны лагеря, и два поста стояло около жилой зоны. Ночью вся территория зоны освещалась электросветом»³⁰ (док. № 92). «При входе в лагерь с левой стороны, вспоминал узник лагеря Я. Капер, построено вахтштубе³¹. По углам лагеря — высокие вышки, на которых дежурные полицаи с пулеметами. Внутри лагеря был огорожен женский лагерь, потом дорога, потом тоже огороженные наши землянки в два ряда. Первая землянка с правой стороны при входе в зону № 2 — еврейская. Возле нашей землянки специально установили виселицу буквой «Г». Как раз в тот день, когда мы прибыли, на этой виселице повесили одного парня, который пытался удрать. Дальше — длинный ряд землянок, у них тоже свои названия: советская, партизанская, коммунистическая. С левой стороны — нечетные номера, начиная с номера № 1, там самое главное начальство: Антон, Ростислав, Боярский и еще несколько сотников, дальше землянка бригадиров, за ней другие... Последняя землянка — санитарная, для больных»³².

«Лагерь состоял сначала из 16, а затем из 32 землянок и был обнесен двумя огромными зонами по три ряда проволоки каждая» (из записки «В Сырецком концлагере», составленной Д. Будником, В. Давыдовым, З. Трубаковым, И. Долинером, В. Куклей в 1945 г.)³³ (док. № 85). По свидетельству очевидцев и фотоснимкам, сделанным после освобождения Киева и хранящимся в ЦГКФФА Украины им. Г.С. Пшеничного, видно, что землянки представляли собой перекрытые бревнами и землей траншеи, в глубь которых вели ступеньки и зарешеченная дверь, запиравшаяся на замок (фото № 61).

В лагере находились рабочие завода УСМа («Ленинская кузница»), арестованные летом 1942 г.³⁴ Один из выживших в этом аду, С. Соя рассказывал: «В период немецкой оккупации я проживал в г. Киеве и работал в судоремонтных мастерских немецкой организации УСМа (моторная верфь)... В этих мастерских я работал до лета 1942 г., после чего я был арестован немецкой водной полицией и посажен под стражу в немецкое гестапо, в котором находился один месяц, затем из гестапо меня вывезли в немецкий концлагерь, находившийся в Киеве, который назывался «Сырецким концлагерем». В этом лагере я находился 15 месяцев... нас однодельцев было восемь человек... никто из них в живых не остался, за исключением столяра, фамилии которого я не помню, так как он из лагеря сбежал. Когда мы из гестапо прибыли в концлагерь, то на третий день один человек из нашей компании, так называемых водников, от сильных побоев нанесенных ему в гестапо умер, а два человека по этой же причине умерли через неделю, а остальные также в последствии поумирали в лагере только от голода. В живых из нас «водников» осталось только два человека: это я — Соя и Вишняков. В концлагере нас использовали на разных тяжелых работах, а кормили очень плохо, поэтому смертность была ежедневно по 10–15 человек»³⁵.

Узники были объектами безудержного произвола. Пока хватало сил, они выполняли тяжелую физическую работу, потом уничтожались. Заключенные были разбиты на бригады, входившие в состав сотни. Во главе бригады стоял бригадир, во главе сотни — сотник. Не работавший бригадир имел право избивать заключенных, следил, чтобы никто из 15–20 заключенных не сбежал во время работы, а также быстро и качественно выполнял поставленные задания. Сотник, получавший задания от коменданта лагеря и доводивший их до бригадиров, следил за работой и ее качеством, имел право устроить «зарядку» как отдельным заключенным, так и всей сотне, мог назначить наказание палками, часто наказывая самостоятельно или отдавая приказ бригадирам. Старшим в мужском отделении концлагеря был чех А. Прокупек (до помещения в концлагерь работавший машинистом на паровозе). Заключенные называли его комендантом. «... его только заключенные называли комендантом, а в действительности комендантом лагеря являлся немец Радомский» (из показаний заключенной, бригадира в женском отделении концлагеря, Е. Логиновой)³⁶ (док. № 81).

Женский лагерь находился справа у входа в лагерь. Первые заключенные женщины появились здесь в сентябре 1942 г. Жили они в деревянном бараке. Старшей в женском отделении концлагеря была Е. Логинова (Лиза)³⁷: «В период нахождения в Сырецком лагере я являлась старшей по лагерю женского отделения. В мои обязанности, как старшей по лагерю в женском отделении, входило: смотреть за порядками, установленными в концлагере, своевременно выгонять на работу, смотреть, чтобы не было нарушений и о всех нарушениях докладывать коменданту лагеря, немцу штурмбаннфюреру – Радомскому Паулю. Начальника лагеря я информировала о работе, сколько каждый день выходило на работу, сколько больных и вообще о состоянии женского отделения»³⁸ (док. № 81).

На территории концлагеря корчевали пни, заготавливали дрова, строили и ремонтировали бараки, производили уголь из древесины, выполняли столярные, земляные, шорные работы и др. «Находясь на службе в 23-м полицейском батальоне «СД»³⁹ в период его дислокации в г. Киеве, я, вооруженный винтовкой, примерно с весны 1943 г. до осени того же года, часто охранял Сырецкий концлагерь, в котором содержались арестованные советские граждане, конвоировал арестованных из этого лагеря на земляные работы вблизи этого лагеря, раза два выводил арестованных на разборку кирпичной водонапорной башни, находившейся за пределами лагеря, на разборку деревянных домов на территории бывшего военного городка, примерно в ста метрах от Сырецкого лагеря и другие работы» (из показаний М. Сулацкого, рядового 23-го полицейского батальона СС)⁴⁰.

Труд заключенных был изнурительным, питание — мизерным, отвратительным. «Обычно работы были непосильны, издевательства бесцельны, людей заставляли носить землю с места на место, на носилки насыпали по 8–10 пудов земли и заставляли носить бегом, причем били лопатами и стреляли. Тут же убивали. Иных и живыми закапывали в землю. Одному из таких закопанных живьем в землю Ефиму Вилкису удалось выбраться из-под земли и спастись. Впоследствии он удрал вместе с нами из Бабьего Яра» (из воспоминаний В. Давыдова, помещенных на выставке «Комсомол и молодежь Советской Украины в Отечественной войне» в Историческом музее г. Киева, 1945 г.)⁴¹ (док. № 87).

Об одном из видов работ, выполнявшихся заключенными концлагеря, рассказал на допросе сотник И. Морозов⁴², отличавшийся особой жестокостью. «В июле-августе 1942 г. вырезали деревья на территории лагеря. Конрад⁴³ и Курипко⁴⁴ заставляли евреев влезать на дерево. Подпиленное дерево притягивалось канатом, падало на землю, и вместе с ним и сидевший на нем заключенный, который лежал на земле изуродованный»⁴⁵ (док. № 76). «Сотник Конрад Виктор сам вешал на виселицу заключенных», — свидетельствовал бывший заключенный этого концлагеря И. Бродский. — Делал для евреев специальную «зарядку», которая заключалась в следующем: становятся люди в круг и берутся за руки. На плечи этим стоящим садятся еще по одному человеку и заставляют танцевать танец с песней. Причем петь только на еврейском языке. Это делалось после работы, перед сном. Затем выбирали людей — двух человек и заставляли их биться лбами друг с другом с разбега. А если кто не бьется, избивают палкой»⁴⁶.

И. Морозов подробно рассказал и о лагерном режиме: «В 4 часа утра был подъём, в 4.30 — завтрак, в 5 часов строем шли на работу. В 12 часов был обед, в час дня выходили на работу и работали до 9 вечера. Утром выдавали по кружке так называемого кофе, а, по сути, кипяток с привкусом какой-то травы. На обед давали литр баланды — просто вода без соли, с несколькими крупинками пшена. На день выдавали 200 граммов хлеба из просяной муки. Ужина не было. Заключенные употребляли в пищу крыс, собак, кошек, различные травы. Заключенные опухали от голода. Таких забирали в так называемую больницу — землянку, где никакой помощи не оказывалось, и люди умирали либо расстреливались штурмбаннфюрером — начальником лагеря немцем Радомским. В 1942 г. Радомский почти ежедневно расстреливал больных. Он заходил в больницу — землянку, приказывал вынести больных и здесь же у землянки расстреливал их»⁴⁷ (док. № 70). Для уничтожения больных и обессилевших узников использовались специальные ямы, вырытые на территории лагеря, или хоронили их трупы в Бабьем Яру. «Я сам видел, как умерших людей сами же заключенные уносили из лагеря в Бабий Яр» (из показаний рядового 23-го полицейского батальона СС Н. Пацьоры)⁴⁸ (док. № 41).

После освобождения Киева в ноябре 1943 г. комиссия в составе: Председателя Киевской областной комиссии содействия Чрезвычайной Государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причиненного ими ущерба гражданам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР — З. Сердюка, членов областной комиссии — священника Н. Скоропостижного, заслуженной учительницы школы УССР М. Буриченко, представителя Чрезвычайной Государственной комиссии В. Шевцова с участием медицинских экспертов — профессора Я. Пивонского, профессора Ю. Крамаренко, профессора А. Зюкова и судебно-медицинского эксперта профессора Н. Шепелевского произвела осмотр территории Сырецкого концентрационного лагеря и прилегающего к нему Бабьего Яра. При этом были осмотрены вырытые из ям, расположенных на территории лагеря, трупы советских граждан и военнопленных красноармейцев и командиров Красной Армии. Результаты осмотра были зафиксированы в Акте, составленном 27 ноября 1943 г.: «...В шести ямах размером 10х3х3 и в одной котловине диаметром 20 м и глубиной 6 м, расположенных внутри лагеря, зарыто 650 трупов расстрелянных и умерщвленных другими способами советских граждан и военнопленных, которые немцы не успели сжечь. В процессе раскрытия могил-ям установлено, что в них не производилось нормального погребения трупов, а имело место хаотическое сбрасывание и закапывание трупов мужчин и женщин. Трупы в ямах в большинстве были без одежды, и только на отдельных трупах были рваное нижнее белье и ботинки или только брюки. У подавляющего большинства трупов отсутствует подкожно-жировая клетчатка. В желудке и кишечнике большинства трупов пища отсутствует или имеются следы пищевых масс из суррогатов в виде зеленого кала. Данные судебно-медицинской экспертизы и свидетельские показания дают основание считать, что в подавляющем большинстве случаев смерть была насильственного происхождения. В других случаях, судя по резкому истощению трупов, а также отсутствию пищевых масс в желудочно-кишечном тракте, причиной смерти надо считать длительное голодание. Как показывает осмотр трупов, уничтожению подвергались преимущественно мужчины в возрасте 20–40 лет. Такого же возраста встречаются и женщины. Отсутствие одежды на трупах, или если она имеется, то крайне ветхая, и изношенное ее состояние, а так же отсутствие обуви указывают, что эти предметы снимались с заключенных, очевидно, с определенными намерениями. Изъятие документов имело в виду сокрытие совершенных преступлений»⁴⁹.

За малейшую провинность заключенных наказывали. «Действительно имело место, когда я в период своей работы старшей женского отделения концлагеря, — показывала Е. Логинова, — издевательски относилась и по своей инициативе подвергала избиению всех женщин, которые нарушали установленный режим в лагере, в этом я признаю себя виновной. Я очень часто подвергала избиению женщин еврейской национальности, фамилии их я не помню, и украинок. Помню Ткаченко Наталия, Волошина Лидия, Конюхова Александра и др., фамилии которых сейчас не помню»⁵⁰ (док. № 81).

«Для побоев в лагере был изготовлен специальный станок. С жертвы снимали одежду, укладывали на станок, два человека держали заключенного за ноги, два за руки, а два палача, вооружившись палками или плетками, становились с обеих сторон, ожидая команды. Заключенным, которые выстраивались по команде «смирно», объявлялось через переводчика, что такой-то сегодня во время работы закурил и поэтому он наказывается ста ударами по голому телу. Такое же наказание полагалось за то, что узник остановился во время работы или не вовремя снял шапку перед начальством. Иногда количество ударов удваивалось, если избиваемый стонал, другой раз побои продолжались потому, что он молчал. Нормы были разнообразные в зависимости от настроения или степени опьянения Радомского. Экзекуция обычно кончалась смертью жертвы... Не было такого дня, чтобы в лагере не гибли люди. Одни умирали, других расстреливали, третьих убивали палками. Однажды двое заключенных из нашей бригады, проходя с носилками мимо огорода, остановились на минутку и сорвали несколько зеленых помидоров. Об этом узнал Радомский и застрелил их при всех. Одного заключенного при мне застрелил «Рыжий» за то, что тот сорвал несколько вишен...» (из рассказа бывшего заключенного Сырецкого концлагеря В. Давыдова)⁵¹ (док. № 88).

Однако, несмотря на страшные издевательства и жестокость наказания, заключенных не оставляли мысли о побеге из концлагеря, и некоторым удавалось бежать. Из показаний рядового 23-го полицейского батальона СС Н. Пацьоры: «Случаев бегств советских граждан и военнопленных из концлагеря было много, но случаев в период, когда я стоял на посту по охране концлагеря, побегов было два: так в конце июля 1943 г., будучи на посту в концлагере Бабий Яр ночью совершили побег пять советских военнопленных. Утром были организованы их поиски, в которых принимал участие лично я, однако поиски результатов не дали и убежавшие не были пойманы»⁵² (док. № 94). «В лагере был врач Иванов (бывший военврач), был еще один врач. В марте или апреле, во время налета авиации⁵³ на город и лагерь, они совершили побег» (из показаний бывшего полицейского Н. Румянцева)⁵⁴.

За побеги заключенных концлагеря наказывали: выбирали заложников и расстреливали. «Не помню точно, — свидетельствовал бывший узник Сырецкого концлагеря В. Давыдов, — кажется в июле месяце 1943 г., из какой-то другой сотни бежал заключенный, фамилии его не знаю, сам он из Полтавской области. Вечером все сотни были выстроены и из сотни, в которой состоял бежавший заключенный, было выведено для расстрела 25 человек. В это количество должны были войти полтавцы. Сотникам, в том числе и Морозову, было предложено дать для расстрела заключенных выходцев из Полтавской области. Морозов вывел из нашей сотни 3-х человек. Один из них, Дешко или Дышко не был полтавцем, но все же Морозов его отдал на расстрел. Таким образом, 25 человек, в том числе и Дешко, были расстреляны»⁵⁵ (док. № 71).

Родственники заключенных, жившие в Киеве, рискуя быть убитыми, иногда нелегально приносили передачи. По словам бывшего заключенного концлагеря И. Бродского, «те, кто приносил передачу, находились в лесу от лагеря примерно с полкилометра. Узнавал я о том, что моя жена именно там следующим образом: около лагеря проходила дорога, и она с корзинкой проходит по этой дороге по направлению к лесу. Так собирается 3–4 человека под конвоем полицейского и в сопровождении сотника или бригадира, под видом выхода на работу за территорию лагеря, арестованные идут на получение передачи»⁵⁶. «Связь с внешним миром осуществлялась следующим путем: за зоной лагеря копали дерн, и заключенные лагеря, запряженные в подводу, перевозили этот дерн в лагерь. Когда подвода заезжала в лесок, находившийся в 0,5 км от лагеря, там нас ожидали женщины приносившие передачи. Полицаям давалась водка, сало, яйца и другое. За что нам разрешали 5–10 минут посидеть и поговорить с приходившими к нам. Иногда начальник лагеря фон Радомский ловил приходивших женщин и расстреливал их на месте» (из записки «В Сырецком лагере», составленной Д. Будником, В. Давыдовым, З. Трубаковым, И. Долинером, В. Куклей в 1945 г.)⁵⁷ (док. № 85).

Узников могла застрелить и охрана, о чем свидетельствовал командир 23-го полицейского батальона СС гаупштурмфюрер СС В. Регитчниг⁵⁸: «При попытках гражданского населения передавать военнопленным и другим заключенным продовольствие — открывать огонь»⁵⁹. О методах несения караульной службы в Сырецком концлагере давала показания военному трибуналу в 1947 г. свидетельница П. Савицкая, проживавшая в Киеве по ул. Бабий Яр, 8а. Ее сестра Н. Ткаченко была арестована немцами и заключена в лагерь. «Так как этот Сырецкий лагерь находился от нашего дома недалеко, всего около 500 метров, то я ежедневно ходила к этому лагерю, пока не увидала там свою сестру, Наталью Васильевну, через проволоку»⁶⁰. Свидетельница каждые два-три дня ходила к лагерю, пытаясь перебрасывать через проволоку хлеб или печеный картофель. Несколько раз ей это удавалось. «Однажды, — говорила она, — я пробралась к проволоке и бросила сверток, но в это же время раздался выстрел, и я упала. Истекая кровью с простреленным бедром, я с помощью матери и мужа добралась домой. С тех пор я осталась калекой на всю жизнь»⁶¹.

В Сырецкий концлагерь попадали и те, кто верно служил оккупантам. Здесь они становились сотниками, бригадирами, тайными агентами. Тайным агентом под видом заключенного работал в Сырецком концлагере с февраля по сентябрь 1943 г. полицейский Н. Румянцев⁶², направленный в концлагерь для отбытия наказания и исправления за совершение преступления служебного характера. Он помогал лагерной администрации выявлять партизан, подпольщиков, коммунистов: «В землянке, где я проживал (землянка № 6) лиц, которые интересовали немцев, я установить не мог, так был переведен в землянку № 7 и имел специальное поручение от Сальберга вести наблюдение за неким Слаксом Яном Карловичем и лицами, которые были связаны с ним. Я сообщил только о посещении двух человек Щекотько Ивана и Бестужева Сергея, которые были связаны со Слаксом. Все лица, которые были связаны со Слаксом, около 12 человек, в том числе Бестужев со Щекотько, были вызваны в комендатуру, судьба их для меня неизвестна. Дополнительно мне было поручено установить, имеет ли связь Слакс Ян Карлович с доктором лагеря Борисом Ивановичем (по фамилии его не знаю)»⁶³. По словам Н. Румянцева, вместе с ним тайными агентами в концлагере были И. Моторный, работавший слесарем, Н. Смирнов, А. Слесаренко, бывший офицер Красной Армии, бригадир слесарей жестяного цеха, А. Гриценко, бригадир плотников.

«В Сырецком концлагере было уничтожено тысячи людей. Когда скапливалось много трупов, немцы применяли для их сжигания наспех построенные печи, вмещавшие 60–70 трупов. Часто в концентрационный лагерь прибывали газовые машины — душегубки, а тогда Регитчнигу поручалось руководство сожжением задушенных и полумертвых людей. Разгружать душегубки немцы обычно поручали заключенным» (из обвинительного заключения по делу немецко-фашистских захватчиков на территории Донбасса)⁶⁴.

Летом 1943 г., когда советские войска подходили к Киеву, оккупанты приступили к эвакуации концлагеря. Заключенных отправляли в Германию или в другие концлагеря. «22 сентября 1943 г. весь Сырецкий концлагерь стал эвакуироваться, в частности в товарные вагоны были погружены женщины в количестве 620 человек и должны были отправить нас на работу в Германию» (из показаний Е. Логиновой)⁶⁵ (док. № 81).

Часть узников оставили для погрузочных работ в различных районах города. «В сентябре месяце 1943 г. я вместе с другими заключенными в количестве около пятисот человек был отправлен на работу на киевский вокзал, — свидетельствовал Н. Румянцев. — Там мы занимались погрузкой в железнодорожные эшелоны железа и других вещей. На вокзале мы работали около месяца, поправлюсь, дней четырнадцать, после чего мы были переведены на работу в завод «Большевик»⁶⁶. «В то время как Красная Армия подходила к г. Киеву — свидетельствовал бывший заключенный концлагеря С. Соя, — то немцы всех заключенных, находившихся в концлагере, посадили в железнодорожный эшелон и вывезли на территорию Германии. В пути следования я с эшелона на станции Винница сбежал и в Германию не попал, а вернулся в Киев. Вишняков же немцами был доставлен в Германию, где работал на каком-то руднике, там и умер, об этом я слышал от рабочих, которые вместе с ним были в лагере на территории Германии и возвратились в Киев»⁶⁷.

Одновременно фашисты приступили к уничтожению следов массовых расстрелов в Бабьем Яру. Уже после разгрома немецко-фашистских войск под Сталинградом Г. Гиммлер издал совершенно секретную директиву, согласно которой все следы массового уничтожения людей на востоке должны были быть срочно ликвидированы. 18 июня 1947 г. штандартенфюрер П. Блобель⁶⁸ сделал официальное заявление, равносильное данному под присягой, о том, что в июле 1942 г. он получил задание уничтожить следы смертных казней, учиненных немецкими боевыми группами на Востоке. Протокол этого заявления был зачитан 8 апреля 1948 г. перед международным военным трибуналом в Нюрнберге⁶⁹. П. Блобель сформировал по специальному приказу «команду № 1005», личному составу которой вменялось в обязанность точно обнаружить захоронения массовых расстрелов, эксгумировать тела, сжигать их и пепел развеивать. В главном управлении имперской безопасности в Берлине акция значилась под номером 1005, она находилась в ведении 4-го отдела. «Команда «Тысяча пять» означала 1000 узников, занимавшихся эксгумацией и уничтожением останков жертв расстрелов и пятеро эсэсовцев, специалистов по заметанию следов в местах массового уничтожения. После окончания работ на конкретном участке тысяча узников этой зондеркоманды расстреливалась, на их место набирались новые исполнители из числа заключенных»⁷⁰.

В августе 1943 г. штандартенфюрер СС П. Блобель со своей командой прибыли в Киев для проведения операции в Бабьем Яру. Проводить работы по откапыванию и сжиганию трупов принудили узников Сырецкого концлагеря. «В начале августа месяца 1943 г. из мужского лагеря было взято 100 человек и с женского 13 женщин-евреек, которые с лопатами, как мы видели, ушли в Бабий Яр. Мы думали, что их сразу же расстреляют, однако на следующий день мы видели, как в зону лагеря приезжали для них за обедом, из чего мы все заключили, что они работают в яру» (из показаний бывшей заключенной концлагеря Н. Белокриницкой)⁷¹ (док. № 32). «Вокруг Бабьего Яра по всему периметру устанавливались маскировочные щиты. Всю окружающую территорию объявили запретной зоной. Кроме того, спешно высаживали привезенные откуда-то деревья, чтобы замаскировать это место от авиации»⁷².

Узники работали в ножных кандалах. Обращались с ними крайне жестоко. Жили заключенные в землянках непосредственно в Бабьем Яру. «18 августа 1943 г. в лагерь прибыла группа эсэсовцев, они отобрали человек 100, еще пригодных для работы. Нас повели в Бабий Яр, — вспоминал Д. Будник, узник Сырецкого концлагеря, находившийся там восемь месяцев, — по пять человек подводили к крепкому коренастому мужчине (потом мы узнали, что это — кузнец). Нам надели на ноги кандалы — довольно примитивные железные хомуты с цепью (на такой обычно крепится колодезное ведро), — позволявшие только передвигаться и работать, но уже никак не сбежать. Потом отвели в землянку, где уже были заключенные, доставленные сюда раньше. Это было метрах в 100–150 от лагеря»⁷³. Заключенные, уже находившиеся в землянке, очевидно были жителями Полтавской области, доставленными в Сырецкий концлагерь накануне. Д. Будник вспоминал: «17 августа 1943 г. прибыла большая партия из Полтавы — партизаны, коммунисты. Землянки уже были забиты, мест не хватало, и ночь они провели просто на улице, а ночи уже довольно холодные»⁷⁴. Об этом же эпизоде рассказывал и бывший заключенный Сырецкого концлагеря К. Каспарьян, строивший землянки в Бабьем Яру: «Как-то у нас был обеденный перерыв, и мы шли на обед в лагерь, а у ворот суматоха, шум, прибыл этап откуда-то из района, вроде бы с Полтавщины, нас вывели, а их загнали в Бабий Яр. Вот там эти люди и остались, землянки уже почти готовые были» (док. № 98). «... нас повели ночевать в заранее подготовленную землянку, в которой не было окон, а в дверном проеме дверь-решетка, снятая с кладбищенской ограды, — рассказывал на допросе узник Сырецкого концлагеря Я. Стеюк. — На двери висел большой замок, а перед землянкой стояла вышка с установленным на ней пулеметом»⁷⁵ (док. № 61).

Отчаянную попытку побега совершил военнопленный Ф. Завертанный, освободившись от кандалов, он сумел бежать. За это немцы расстреляли двенадцать заключенных и эсэсовца из охраны, который наблюдал за группой, в составе которой был бежавший.

В Бабьем Яру были построены печи, в которых сжигались трупы. «В момент сжигания трупов я неоднократно был в лагере на посту по охране заключенных и с большим трудом переносил трупный запах. Было видно, как в Бабьем Яру беспрерывно днем и ночью шел дым. Запах от горения трупов разносился по всему району концлагеря и окраине г. Киева. По разговорам заключенных, и я сам видел, — показывал на допросе Н. Пацьора, — как заключенные уводились немцами из бараков и землянок в направлении этих заборов, где они вырывали трупы и доставляли их к месту сжигания. Причем все это делалось скрытно от местного населения. Те заключенные, которые участвовали в поднятии трупов и доставляли их к месту сжигания, немецкой жандармерией расстреливались и тоже сжигались»⁷⁶ (док. № 41). В заявлении П. Блобеля от 18 июня 1947 г. говорилось: «В августе я сам наблюдал сжигание трупов в общей могиле под Киевом. Длина этой могилы была приблизительно 55 метров, ширина 3 метра и глубина 2,5 метра. После того как был снят верхний слой земли, трупы облили горючим и подожгли. Это продолжалось приблизительно два дня, пока могила не прогорела до земли. После этого она была засыпана, и следы тем самым как бы уничтожались»⁷⁷. В помощь команде 1005-а, в начале сентября 1943 г. прибыла команда 1005-б. «Приблизительно 5 сентября 1943 г. мы, 40 служащих охранной полиции из отряда 1005-б, — показывал вахмистр Г. Адамец на Нюрнбергском процессе, — покинули Днепропетровск, направляясь в Киев. Мы должны были помогать отряду, обозначенному номером 1005-а. По прибытии в Киев нас отвезли на старое кладбище, расположенное приблизительно в пяти километрах от города. Наш лейтенант Винтер доложил о нашей колонне обер-лейтенанту Ханишу, начальнику охранной полиции отряда 1005-а. Обер-лейтенант Ханиш обратился к нам с речью... «Все, что здесь происходит, — это тайные дела империи. Каждый отвечает своей головой, если у него убежит заключенный». После этой речи... нас вывели для того, чтобы познакомить с местом, где мы должны нести службу. На поле мы увидели около 100 заключенных, отдыхающих от работы. Ноги каждого заключенного были закованы в цепи. Работа заключенных состояла в том, как мы узнали впоследствии, чтобы выкапывать трупы, которые были зарыты здесь в двух массовых могилах, переносить их, складывать в две огромные кучи и сжигать. Я предполагаю, что на этом месте было погребено от 40 до 45 тысяч трупов. Во второй массовой могиле находилось около 15 тысяч трупов. Здесь трупы были большие и маленькие. Можно предполагать, что это были мужчины, женщины и дети. В Киеве на этой работе вначале было занято 100 человек заключенных, но позже это число увеличилось примерно до 330 человек»⁷⁸.

28 сентября 1943 г. узники сложили последнюю печь для сжигания тел. Они понимали, что сооружают ее для себя и ночью предприняли отчаянную попытку побега. Они сумели расковаться, открыть двери и неожиданно для охраны вырваться из землянки. «Почти на рассвете Кукля открыл замок, и тогда все начали расковываться. Затем кто-то рванул дверь и мы с криком «ура», «за Родину», повалили наверх... Пулемет с вышки строчил не умолкая. Через несколько минут сверху, из караульного помещения, неслось около сотни эсэсовцев. К тому времени многие из нас уже успели удрать вниз или вверх по яру»⁷⁹ (док. № 85).

О побеге заключенных из Бабьего Яра рассказывал на Нюренбергском процессе Г. Адамец из зондеркоманды 1005-б, которая работала в Киеве в сентябре 1943 г.: «Примерно, 29 октября 1943 г.⁸⁰ в 4 часа 45 минут утра во время сильного тумана убежало человек 30 заключенных. Они сорвали свои ножные цепи, с ревом вырвались из своих бараков и разбежались в разных направлениях. Человек 6 было убито. Остальным удалось уйти из-за сильного тумана...»⁸¹. Об этом же эпизоде упоминает и унтерштурмфюрер В. Эбелинг⁸², заместитель начальника полиции безопасности г. Киева: «С работой спецкоманды мне пришлось столкнуться более подробно, а именно при самом отступлении из Киева. В последнюю ночь перед отступлением команда выделила 20–25 арестантов для раскопки трупов, которые потом убежали. Для рассмотрения этого дела явился представитель из полиции безопасности г. Ровно по фамилии Гюльц. Я был назначен вести протокол. Перед этим я дал обязательство обо всем, что я здесь увижу или услышу, нигде и никому не разглашать. При ведении протокола я узнал следующее о деятельности команды. Вся команда находилась в одном из домов Киева недалеко от кладбища. Команда управлялась на месте СС оберштурмфюрером Бауманном. Арестанты были из спецлагеря, назначенные для работ разместились в бункерах. Арестанты имели лопаты, раскопанных они должны были выносить на железную дорогу, где уже [все] было подготовлено для сжигания. В последний день арестанты должны были подготовить площадь, которая, как они уже догадались, была предназначена для них, так как работа уже кончилась. И ночью они вдруг все исчезли. Хоть часовые и стреляли, но все же около 18 человек убежало»⁸³.

В сентябре 1943 г. команда узников-сжигателей состояла из 327 человек. Из них спастись удалось немногим. В живых остались С. Берлянт, И. Бродский, Д. Будник, Е. Вилкис, И. Долинер, В. Давыдов, Г. Иовенко, Л. Кадомский, Я. Капер, В. Котляр, В. Кукля, Л. Островский, Я. Стеюк, З. Трубаков, Л. Хараш и бежавший ранее Ф. Завертанный. В статье, помещенной в газете «Радянська Україна» от 28 ноября 1943 г., в числе бежавших из Бабьего Яра упоминается штамповщик одного из киевских предприятий Г. Гавриленко. В 2000 г. сотрудники Музея истории г. Киева установили еще одного бежавшего узника — М. Матвеева. В некоторых документах упоминается фамилия бежавшего Н. Панасика⁸⁴. Многие из них сразу же были призваны в Красную Армию, но не все вернулись с фронта — погибли Е. Вилкис, И. Бродский, Л. Кадомский и Л. Хараш.

После побега заключенных-смертников из Бабьего Яра концлагерь функционировал еще месяц и окончательно был ликвидирован в конце октября 1943 г. «Остальных заключенных из концлагеря, в канун ухода нашего батальона «СД»⁸⁵ из Киева, немцы под охраной полицейских нашего батальона строем доставили на станцию Киев, погрузили их в эшелон и увезли в Германию» (из показаний Н. Пацьоры)⁸⁶ (док. № 41). Тогда же, в конце октября 1943 г., была снята и охрана концлагеря и переведена в г. Ровно.

В 1944–1947 гг. Чрезвычайная Государственная комиссия по расследованию преступлений немецко-фашистских захватчиков проводила на территории концлагеря раскопки. При этом выявили значительное количество мертвых тел. По свидетельству судебно-медицинского эксперта, профессора Н. Шепелевского, они были страшно истощены. «Мне приходилось видеть трупы погибших военнопленных на секциях в Октябрьской больнице⁸⁷. Я был поражен невероятными формами истощения, какие до этого времени мне еще не приходилось видеть. Это были скелеты, обтянутые кожей, с атрофированными мышцами, которые почти не имели окраски. В желудке, кишечнике можно было найти только следы чего-то заменяющего пищу»⁸⁸. Раскопки были зафиксированы на фото- и кинопленки, некоторые снимки опубликованы.

Во дворе на улице Грекова, 22а в 1960-е гг. во время строительных работ нашли останки бывших узников концлагеря, одного из них опознали как футболиста киевского «Динамо», который принимал участие в матчах с немцами. 24 февраля 1943 г. по приказу начальника лагеря штурмбаннфюрера П. Радомского были расстреляны узники концлагеря, в число которых попали трое футболистов киевского «Динамо» — Н. Трусевич, И. Кузьменко, А. Клименко.

По данным Чрезвычайной Государственной комиссии в противотанковом рву у Сырецкого концлагеря и на самой территории лагеря погибло свыше 25 тысяч советских мирных граждан и военнопленных⁸⁹.

В 1943–1949 гг. на территории концлагеря находился лагерь для военнопленных немцев. «В самом конце войны, — вспоминал киевлянин В. Кравчук, живший на улице Багговутовской, 11, — за колючей проволокой в этом лагере находились немецкие пленные»⁹⁰.

В 1960-е гг. территория бывшего Сырецкого концлагеря была перепланирована и застроена жилыми и общественными зданиями.

В 90-е гг. были открыты памятные знаки узникам Сырецкого концлагеря — на углу улиц Дорогожицкой и Шамрыло, киевским футболистам, расстрелянным в Сырецком концлагере, — во дворе дома по ул. Грекова, 22а.