Документи

Книга 1 | Розділ 2. Розстріли і поховання в районі Бабиного Яру під час німецької окупації

З протоколу допиту в НКДБ у якості свідка учасника спалення трупів у Бабиному Яру С. Берлянта

16 листопада 1943 р.

Текст (рос.)

Протокол допроса свидетеля Берлянт Семена Борисовича, 1910 г. рождения, уроженец и житель г. Киева, образование низшее, беспартийный, по национальности еврей, из рабочих, служащий — парикмахер Пинской военной флотилии, женат, членов семьи два человека — жена Берлянт Эсфирь Борисовна, 1914 г., сын Александр, проживает в гор. Алма-Ата. В Красной Армии не служил — освобожден по болезни, со слов не судим, проживает в г. Киеве, по ул. Красноармейской, 4, кв. 4

[...]

Вопрос: Расскажите гр-н Берлянт, что Вам известно о зверствах немецко-фашистских оккупантов в городе Киеве?

Ответ: С мая 1936 г. по август 1941 г. я работал парикмахером в Пинской военной флотилии — в школе, находящейся в г. Киеве на Красной площади в доме № 4, как вольнонаемный.

В начале августа 1941 г. я по приказу Наркома был приписан к этой части уже как военнослужащий-краснофлотец и обмундированный во флотскую военную форму.

18 сентября 1941 г. я вместе с нашей частью (флотский экипаж) отступил из г. Киева в г. Борисполь, потом в с. Борщи, где оказались в окружении немцев. Оттуда стали пробираться, кто как сможет, небольшими группами.

Мне, начальнику спецчасти Киевэнерго, фамилию которого не знаю, по имени Александр, но фамилию не помню, удалось пробраться до Яготина Полтавской области, где мы расстались, и больше друг друга не встречали. Но так как Яготин был занят, и пробраться дальше было невозможно в глубь нашей страны, я решил пойти на Киев, не имея при себе никаких документов. В гор. Киев я прибыл, примерно, числа 3–5 октября 1941 г., зашел к жене моего брата Берлянт Надежда Дмитриевна, проживающей по ул. Андреевской в доме № 9, кв. 7, которая мне рассказала, что всех евреев собрали в «Бабьем Яру», находившемся в семи-восьми км от гор. Киева. Боясь этого, я решил скрываться и находился у нее 15 дней.

В это время немецкими властями был издан приказ: «всем гражданам г. Киева, не имеющим документов, явиться в лагерь военнопленных, расположенный по ул. Керосинной (пригород). И получить документы военнопленных». Я пошел туда и получил документы военнопленного, как украинец, а не как еврей, это было примерно, 22–23 октября 1941 г.

Получив документ, я на следующий день вышел на базар, чтобы купить хлеба, там встретил меня бывший сослуживец по флотилии — Никишев, имя и отчество не помню, который уже служил в гестапо, задержал меня и, как еврея, отправил в украинскую полицию, в следственный отдел, где я просидел 35 суток. За этот период меня допрашивали три раза, добивались, чтобы я признался, что являюсь по национальности евреем, где после невыносимых избиений я был вынужден признаться, так как меня били каждый день. Допрашивал следователь Галушко Николай, позднее расстрелян немцами за грабеж. Больше никаких вопросов не задавали.

После моего признания (что еврей), гестапо направило меня на работу по ул. Институтской, № 5, где немцы ремонтировали для себя какие-то кабинеты и квартиры. Там я на черных работах, проработал примерно до 20 февраля 1942 г., потом отправили на ремонт здания для следователей гестапо, находившееся по ул. Мельникова, 48, где я пробыл до 15 мая 1942 г.

После этого меня отправили в пригородное местечко Мышеловка, тут я работал на разных работах подсобного хозяйства гестапо до сентября месяца 1943 г., откуда в сентябре 1943 г. я и еще 8 человек, по национальности евреев, отправили в «Бабий Яр», где нас в первую очередь заковали в кандалы, и примерно с 2–3 сентября 1943 г. я совместно с другими работал на раскопке и сжигании трупов расстрелянных немцами советских граждан и военнопленных зарытых в землю.

В первое время нас работало человек 320, а потом число менялось. Работали мы по 12–15 часов в сутки. Разрывали ямы, извлекали трупы наверх, над этими ямами ставилась временная железная решетка «печь», на которую ложились сосновые доски, сверх досок лежали примерно по триста человеческих трупов в один ряд, сверх трупов снова ложились дрова, все это обливалось нефтью и поджигалось. Закладка одной печи составляла примерно до 3000 трупов, так как накладывалось трупов по несколько рядов. Таким образом, было сожжено примерно тысяч 70 трупов.

После того, как все трупы были вскрыты и сожжены, из гестапо немцы стали привозить удушенных газом людей, трупов 70–80 в машине и также сжигались.

Все мы 180 человек работали закованными в железных цепях. Кормили нас: в 6 часов утра ежедневно нам давали по литру несладкого, без хлеба, кофе, в обед литр супа без хлеба и в ужин литр кофе, по 200 граммов хлеба, в большинстве случаев просяного. Люди буквально обессиливали, и работать не могли. Таких людей жандармы избивали палками, прикладами винтовок и другими предметами и под видом отправки их в концлагерь расстреливали и сжигали в этих же печах.

Помещались мы в небольшой землянке 180 человек, воздуху никак не хватало, было сильно душно, люди болели, но сказать об этом было нельзя, так как за это могли сжечь на костре.

Видя, что делать нам уже нечего, мы сделали для себя вывод, что нас ожидает смерть на вновь нами сделанной печи из колод, мы стали готовиться к побегу.

Инициатором побега был бывший сотрудник НКВД Яша, фамилии его я не знаю, и другие товарищи. Яша достал где-то ключ к двери-решетке, и мы готовились всю ночь на 29 сентября 1943 г., многие друг друга расковывали и в четыре часа утра отомкнули дверь и с криком «ура», «вперед» стали один за другим выбегать из землянки. Жандармерия открыла по нам из автоматов огонь и начала освещать ракетами местность и многих постреляла.

Мне, Дубинину1 Давиду, Островскому Леониду, Давыдову Владимиру и другим товарищам удалось убежать. После того я скрывался на кирпичном заводе по Селецкой2 улице г. Киева до вступления частей Красной Армии в г. Киев.

Кроме всего этого, необходимо отметить тот факт, что пепел сгоревших трупов толкли, просеивали, находили золотые и другие ценности, которые забирали немцы. После этого ямы зарывались.

[...]

ГДА СБУ, ф. 7, оп. 8, спр. 1, арк. 65–67.
Копия. Машинопись.