СТЕНОГРАММА

беседы с руководителем подпольной железнодорожной организации «Киевский Рабочий» ТОКАРЕВЫМ Василием Андреевичем

Беседу проводила инструктор Горкома КП/б/ т. Чепижко С.П.

Стенографировала ЖДАН Н.А.

Киев 18 ноября 1944 года.

В первые дни, когда немцы вошли в Киев, мы ничего делать не могли и не делали. Но, когда начала работать электростанция, пустили свет на аэродром, начали приключать свет по квартирам, приключили свет себе и мы с Самовольным, вернее, это сделал он, так как он работал у фирмы «Симменс», я его попросил мне помочь и он это сделал. Затем я достал радиоприемник и начал слушать передачи. Как я достал этот приемник. В начале войны приемники были сданы, а когда немцы вошли народ разобрал приемники, брал кто как сумел. Мне лично помог достать приемник один парень Бобчак, а ему этот приемник дал один капитан, который вместе с ним попал в окружение, в плен, правда, этот капитан потом в полиции работал. Это был приемник СИ 235.

Таким образом, я начал слушать радиопередачи, слушал их и Самовольский, он сам себе приемник наладил, так как большой мастер по радио.

Первое время я только слушал передачи. А затем Самовольский мне сказал: «Ты давай слушай передачи, записывай их и передавай мне, если будешь передавать, тебе это в будущем учтется». К нему тогда больше народ ходил, но кто – он не говорил. Я согласился, ответив, что мне это делать не тяжело. И вот, ночью, когда ТАСС передавал сводки, в 2 часа ночи и слушал передачи, записывал их и передавал Самовольскому. Мы стали с ним чаще встречаться, я узнал тогда, что у него тоже есть радиоприемник.

Он стал поговаривать о том, что сводки надо печатать. Но как машинку достать? Можно, но очень трудно, ведь у немцев, что нибудь малейшее, сейчас же или заберут, или просто расстреляют. Думали мы думали. Я вообще о стеклографе слышал, но как на нем работать, не знал. Самовольский сказал, что можно на стеклографе печатать. Я спросил, как это делается и он мне примерно рассказал, что нужна краска, воск и проч. Я подумал «Ладно, надо попробовать достать».

Через некоторое время я встретился с одним мальчиком Бихровым (он живет неподалеку от нас, дома через три) мы с ним разговорились и он мне рассказал, что его тетка работает в штабе комендатуры. Я спросил у него, кем она там работает и он ответил, что она стеклографистка. А он как раз зашел ко мне с тем, чтобы спаять коробочку для папирос, а на этой коробочке машинка нарисована, с такой, говорит он, тетка работает.

Начались расспросы. Я пошел к его матери и между прочим, спросил, кем тетка этого мальчика работает, что она делает. Мамаша его рассказала. Я заметил: «А мне говорили, что она бухгалтером работает». «Нет, на стеклографе».

«Знаете что, сказал я, мне она очень нужна, мне нужно с ней повидаться». «Зачем». «По одному делу, свататься хочу». «А когда?». «Хорошо бы в воскресенье» (разговор был в день незадолго до воскресенья). «А может быть это что-нибудь нехорошее, она сердиться будет». «Ничего нехорошего».

И вот, в воскресенье ко мне пришла тетка мальчика Махик Полина Андреевна, пожилая женщина, лет сорока. Я сразу начал с ней говорить: «Я слышал, что вы работаете на стеклографе, дело у меня такое-то, я думаю, что вы не откажете нам помочь достать материалы, нам нужна бумага, нужны приборы». Я рассказал ей, что это нам нужно для подпольной работы – печатать листовки. Я потому говорил с ней так откровенно, что я у мальчика разузнал раньше, где она работала до войны: до войны она работала в Военведе и я решил,- раз ей там доверяли, можно и теперь довериться. А к немцам она пошла работать по своей специальности не знаю почему, но жить по чем то ей надо было, а на другую работу она пойти не могла,- слаба здоровьем. Сейчас она работает тоже стеклографисткой в лесной промышленности, живет на Керосинной улице в доме № 27 кв.3.

Она сказала мне: «Хорошо, я смогу кое-что достать, через пару дней я принесу или пришлю с мальчиком, принесу растворы, бумаги, а валик вам придется самим делать, валики у нас достать нельзя, позже может быть будет возможно».

Она рассказала, как сделать валики, сделал, но сразу у меня ничего не получилось. Мы хотели выпустить листовку к 23 февраля, но ничего не вышло. Бумаги она достала очень много, хватило на очень долгое время, достала и другие материалы, растворы. Самовольский добыл валики, после она также дала. Когда мы все это достали, я сказал Самовольскому: «Теперь давай печатать».

Мы с ним в первую очередь решили составить листовку и выпустить ее в первую очередь к 23 февраля. Мы эту листовку проработали, но выпустить нам ее не удалось, ничего не получилось. Когда пришла Полина Андреевна и сама отпечатала первую листовку, показала как нужно печатать, я за голову схватился. Оказалось, что сперва нужно один раствор употреблять, а затем второй, я же сразу обоими растворами смазывал. Сразу же, как она ушла, я взялся и начал печатать, а через два дня после этого мы уже выпустили первую листовку «За Радянску Украину»,- это уже было в мае месяце 1943 года. Первое время мы выпускали листовки на украинском языке.

В первой листовке мы писали о Сталинграде, о потерях немцев, об успехах Красной армии начиная с февраля, даже, кажется, с января и до последних дней. В этом выпуске мы призвали население не уезжать в Германию, идти в партизаны. Писал в основном я. Первую листовку я написал и принес Самовольскому. Он похвалил: «Хорошо», кое что изменил. Я сам писал оригиналы, он мне помогал, но больше этим делом занимался я. Бывали у нас случаи, что оригинал был плохой, некоторые буквы были стерты.

Первой листовки мы выпустили 360 экземпляров и это количество распространяли в мае до самого конца месяца. Мы распространяли ее так долго потому, что у меня еще людей доверенных не было, таких, которым было бы можно поручить это дело, а у Самовольского были знакомые человека 2-3,- пришлось ему и его знакомым распространять.

Вторую листовку мы выпустили с заголовком «Висти с Радянской Украины». К нам попала листовка с такой шапкой, - мы эту шапку скопировали. В этой второй своей листовке мы сообщали в основном, как действуют партизаны, партизанские отряды и обращались к населению, чтобы шли в партизанские отряды, обращались к молодежи, к мужчинам.

Эту листовку в большинстве мы распространяли в Киеве, по окраинам мало, больше в центре. Распространили мы 340 штук, но не сразу, много оставили.

Когда мы напечатали третью листовку, мы распространили 2 тыс. экземпляров, распространяли уже по селам: Плесецкое, Хойтиково Фастовского района.

После выпуска этих листовок мы поставили вопрос о том, как бы шире популяризировать эти листовки. Самовольский сказал, что у него есть некоторые товарищи, он сможет охватить больше, шире листовки распространить в разных районах.

И у меня уже было несколько человек по селам, была одна женщина, которая рядом со мной живет – Сираш Василиса, которая могла распространять в селах.

Потом мы поставили вопрос о том, какой же материал лучше давать. В основном мы давали сообщения Совинформбюро.

К годовщине двухлетия войны мы выпустили листовку «Последние сообщения Совинформбюро». Это было 22 июня, мы дали это сообщение целиком или почти целиком от начала до конца. Мы старались, чтобы материалы были более интересными, конечно, в основном наша задача состояла в том, чтобы больше популяризировать среди населения победы нашей Красной Армии, ее успехи. В наши задачи входило рассказать, как Красная Армия побеждает, какие имеет крупные победы, какие берет города. Мы печатали листовки с сообщением о взятии Орла и Белгорода. Выпускали мы их не через определенное время, но в большинстве случаев по две листовки в месяц, иногда три, бывали случаи, что ни одну.

Всего было у нас 15 выпусков, выпущено было 6910 экземпляров. После листовки 22 июня, мы выпустили листовку 10 июля о новостях фронта, это было как раз во время разгрома немцев под Орлом и Белгородом. Листовка эта была маленькая, меньше других.

17 июля, через семь дней, когда началось наступление наших войск в районе Орла, мы выпустили листовку, в которой в основном было помещено сообщение Совинформбюро и больше ничего.

Листовка от 25 июля была посвящена взятию Белгорода и Орла. Белгород и Орел были взяты 5 августа, листовку мы отпечатали 7 августа, два дня прошло, пока мы составили материал и его отпечатали.

Следующая листовка была отпечатана 19 августа. Эту листовку мы выпустили в связи с тем, что в основном наши победы были большие на фронте, во вторых, в связи с тем, что немцы писали, что наши органы под Винницей расстреляли много людей. Мы писали опровержение и вместе с тем указывали, как немцы, в каких городах и сколько народа погубили. Вместе с тем, мы в этой листовке призывали население к разгрому немецких коммуникаций, к тому, чтобы население вредило немцам и добивалось победы в борьбе за Советскую власть.

Следующая листовка была выпущена 23 августа, через 10 дней был взят Харьков: тогда сильно кричали немцы, что они сдают по «своим» соображениям, а наши – шли вперед. Немцы о Харькове долго молчали, тоже в Белгороде, а мы сразу об этом сообщили в своих листовках.

Эта листовка была уже широко распространена, она была распространена в Боярке, в Попельне, в Княжичах, в Мышеловке, в Корчеватой – туда ездил Журавлев на велосипеде; в Жулянах распространял Тыш Григорий Владимирович; Сираж распространяла в Плесецкой, на станции Мотовиловка, в Камбиково, распостранял еще за городом, в Княжичах Попов, который имел псевдоним Андрущенко,- он принял этот псевдоним после ареста его гестапо. В Княжичах находилась спущенная на самолете диверсионная группа, мы связались с ней немного поздновато, немцы начали уже нервничать, очень следили, мы с ними своевременно связаться не могли с тем, чтобы передавать им людей в отряд.

Часть листовок была распространена на разных улицах в городе: на Саксаганской, на Соломенке, на Караваевской, на Батыевой горе, на Брест-Литовском шоссе, на Шулявке, на аэродроме, в Александровской Слободе, на Жилянке, на Борщаговке, у нас в поселке Чоколовке я сам распространял. Пойду, бывало, вечером, возьму с собой штук двадцать, один или с Сираж,- мы прямо в двери бросали, или через форточку, одному, другому, третьему, знаешь кому бросать, чтобы не пропала.

Когда мы первую листовку выпустили, распространили, мы все о ней молчали и никто ничего не говорил, как будто бы этих листовок не было – люди боялись. Когда мы выпустил «Последние сообщения к годовщине двухлетия войны», эту листовку бросали прямо под двери, люди немного лучше отнеслись, листовки наши читали. Мы очень интересовались тем, что говорит народ о наших листовках, какие отзывы. Первое время народ молчал, ничего не говорили, но после трех-четырех листовок, которые распространялись уже больше, шире, приносили, читали листовки, не зная откуда они взялись. Говорили о том, что листовки сброшены с самолета, у нас часто пролетали над Киевом русские самолеты, немцы стреляли в них, а как пролетят – мы выпускали свои листовки и начинались разговоры, что они сброшены самолетом. Впечатление от этих листовок было хорошее, народ откликался на них, правда, в первое время втихомолку, больше шушукали. Периодически, когда начинали говорить о листовках, я спрашивал: «Но может быть это не наши листовки?». «Как не наши, там нарисованы Ленин и Сталин». Ну, раз Сталин и Ленин нарисованы, думал я, значит это наши.

Бывало так, только мы выпустим, распространим листовку, в этот же день, или на другой приходят ребята, приносят листовку и дают отцу: «Почитайте». Отец посмотрит, посмотрит и отдает ребятам и их выпроваживает.

Характерная листовка была «Наступление советских войск успешно развивается». Она характерна тем, что наши были уже в 70 клм. и мы готовились к встрече наших войск в Киеве. В Киеве тогда началась ужасная паника, немцы грабили народ, выгоняли его, а мы все готовились к встрече и в своей листовке призывали народ: «Готовьтесь к достойной встрече, Красная Армия в 70 клм. Не уезжайте в Германию, прячьтесь, кто как может. Прячьте продукты питания».

Эта листовка была выпущена 18 сентября. 25 сентября мы выпустили одностороннюю листовку «Дороги кияне и киянки» - на украинском языке. В это время такая же листовка была спущена нашими самолетами и мы часть содержания из спущенной листовки включили в свою. Тогда наш десант высадился по эту сторону Днепра, взята была Пятихатка, наши вот-вот должны были вступить в Киев.

Этой листовки мы выпустили очень мало, всего 30 экземпляров, потому что мы ее выпускали очень спешно и расклеивали на Соломенке расклеивал Бородин Владимир, в Александровской Слободе – Журавлев. Квашук – на Саксаганской, при этом, кажется, или на гвоздильном заводе, или у глухонемых. Расклеено было не много, не мало, примерно штук десять. Эффект был большой. Журавлев наклеил листовку прямо на портрет Гитлера, рядом висело какое-то объявление, а сам стал в стороне – наблюдать. Дело было днем, подошел один – прочел, другой, третий. К Журавлеву подошел какой-то человек и спросил: «Ты не знаешь, где найти такое место, чтобы можно было такие листовки печатать?». Журавлев чуть-чуть было ему не ответил, потом подумал, что прежде чем говорить, надо посоветоваться с нами, и ответил: «Не знаю».

На Соломенке листовка, которую приклеил Бородин, висела целый день, люди ее читали, и только на следующий день она была сорвана.

Следующая наша листовка «Дорогие киевляне и киевлянки» тоже односторонняя, без шапки, выпущена была в гораздо большем количестве экземпляров 25 сентября и с тех пор, до 20 октября почти целый месяц мы ничего не выпускали,- это было время большой суматохи среди немцев, немцы выгоняли народ и не давали возможности печатать. Но в тот момент, когда немцы начали гнать народ, мы спешно выпустили одностороннюю листовку, без шапки в количестве 550 экземпляров, в которой сообщали, что наши высажены на эту сторону Днепра, призывали народ не уезжать из Киева, прятаться, прятать продукты, одежду, не слушаться немцев, так как наши войска недалеко. В этой листовке мы говорили: «Немцы грабят вас и ваши же вещи несут на базар и вы же их покупаете».

Эту листовку мы распространили в большом количестве. Народ в это время уходил из города, немцы выгоняли из так наз. «запретной зоны» возле Саксаганской, с Подола. Больше эту листовку передавали в руки Самовольский и другие, я передал штук пятьдесят населению в Плесецкой. Передавал я через Сираж и бросал по дороге, где проходили люди. Днем бросали, бросишь и смотришь: идут люди, некоторые не замечают, другие – сразу обращают внимание. Как-то шли три женщины, две прошли, не заметили, третья шла сзади, смотрю, остановилась – заметила и закричала другим: «Слухайте, подождите, я что то нашла». Подобрала, но неопытная видно, ну ладно.

Следующая листовка была выпущена 27 октября, через 7 дней,- она целиком была посвящена взятию Днепропетровска и Днепродзержинска.

Через восемь дней, 5 ноября мы выпустили листовку, в которой сообщали о том, что бои идут за Киев. Это было время, когда наши были уже почти в Киеве. Эта листовка тоже была односторонней. В ней мы поместили сообщения Совинформбюро за два месяца, кажется, по 5 ноября и сообщали о том, что наши под Киевом, что взята Пуща Водица и разъезд 230.

Это была наша последняя листовка, мы не могли больше слушать радио, электростанция была взорвана в 9 часов утра, при немцах.

Но еще одна листовка была напечатана нами, это была радостная листовка: «Киев - советский». В этой листовке мы обращались к бойцам и командирам Красной Армии с благодарностью от населения за освобождение и вспоминали варварское отношение немцев к народу. Эта листовка попала к нашим войсковикам. Эта листовка была выпущена в самом большом количестве экземпляров – 1100, три дня печатали, часть была распространена 7/ХІ, часть 8 и 9/ХІ. Мы хотели раньше отпечатать, чтобы они были готовы к приходу Красной Армии, но не имели точных данных о том, какие именно изменения произошли в Красной Армии, мы не знали точно, есть ли генералы, красноармейцы и проч. Я напечатал несколько штук односторонних, они остались у меня в архиве. Но было так, мы печатаем – бойцы приходят к нам греется – читают.

Как мы распространяли наши листовки? Разными способами. Разбрасывали по дворам, под ворота, в парадных, в форточки, в окошки, по дорогам разбрасывали. В почтовые ящики не бросали, это было бесполезно, почтовые отделения не работали, работал только филиал на Соломенке и Центральный почтамт, писали мало. Подбрасывали листовки в корзинки теткам на базаре. Вот один факт, который был как раз с первыми листовками: как-то раз Попов-Анищенко взял у Самовольского несколько листовок я печатал листовки и передавал их Самовольскому, а тот распределял их среди своих знакомых для распространения, у себя я оставлял штук 20-30; Самовольский дал Анищенко около десяти листовок, а к тому как раз приехал его родич и он этому родичу подложил листовки в корзину. Родич пошел на базар, на базаре он эти листовки заметил, прикрыл их, накупил то, что ему нужно было и вернулся домой – довольный. Анищенко молчит, спрашивает: «Что такое?» «Дело есть, кто-то подложил на базаре в корзинку, а кто – не знаю». «Дай мне почитать». «Нет, я сам сперва почитаю». «Дай мне несколько штук». «Нет, я на село повезу». Дал только одну, остальные забрал. Долго мы тогда над этим фактом смеялись.

Кроме подбрасывания листовок, мы их расклеивали, особенно последние.

Вопрос: Ваши листовки не попадали рабочим железной дороги?

Хуров член нашей организации, когда ездил в деревню за продуктами, бывало, садился на ступеньки вагона – бросал листовки, или прямо в окошко. Казалось бы, что этого делать нельзя, но он как то умел это делать, конечно, осторожно, чтобы никто не видел, он там садился, где никого не было, в общем как-то ухитрялся.

Наша первая листовка была распространена на Керосинной улице, и на заводе и в казармах, где были немцы там было немецкое производство, не помню, кто из ребят распространил эти листовки там, но факт тот, что они попали к немцам. Как мы узнали об этом? У Самовольского была знакомая в карточном бюро, где делали карты, он хотел у нее достать бумаги, но она ему сказала, что сейчас достать очень трудно; если нужно взять несколько листков бумаги, сейчас же начинаются вопросы, зачем, для кого; раньше было так, - бери бумаги сколько хочешь, теперь выдавали только определенное количество. Из ее рассказов мы поняли, что наши листовки попали к немцам.

Больше, мы не знаем, какое количество листовок попадало к немцам. Интересный факт был с Хуровым. Он распространял листовки в Совках, причем всегда бросал их в определенном месте. И вот он рассказывал нам такой случай: «Иду я как-то с листовками, чтобы бросить в обычном месте, и вдруг увидел, что там стоит полицейский. Я хотел уйти, но этот полицейский со мной разговорился. Вот, говорит, поставили меня смотреть, кто здесь распространяет листовки и мне сказали, что если я не поймаю этого человека, меня расстреляют. И вот, стою я здесь, и не знаю, что мне делать, поймаю я его или нет? Я, говорит Хуров намотал это себе на ус и - текать».

Через некоторое время Хуров снова бросил листовки на этом месте. Были ли случаи, чтобы листовки еще попадали к немцам, не знаю, может быть и попадали, но у нас знакомства не было, мы не знали. Что в полицию они попали, сомнений нет, но никаких последствий для нас это не имело.

Вопрос: Меня интересует вопрос, попадали ли листовки непосредственно к рабочим, на заводы?

Связь с рабочими имел тов. Кващук, он распространял листовки на заводе глухонемых или гвоздильном заводе, даже директору завода их давал. Он выезжал в Ворзель, куда был эвакуирован их завод. Был поставлен вопрос, ехать ли ему туда, или остаться в Киеве. Он сказал, что постарается работать также в Ворзеле. Мы решили, чтобы он поехал в Ворзель и передали ему некоторое количество листовок.

Больше всего листовок среди рабочих распространял Самовольский, который, как я говорил, работал на фирме «Симменс», контора которой помещалась в Первомайском поселке, работал он и на аэродроме, где проводил свет.

Много листовок среди рабочих распространили Тыж и Дидковский. Дидковский тоже работал на этой фирме, проводил свет на аэродроме. Не знаю, как распространяли листовки Санко и Медеведев, которые работали на 43 заводе, о них больше знает Самовольский, они имели связь с ним.

Я до войны, в 1940 году окончил среднюю школу и до 1941 года я работал в этой же школе секретарем-делопроизводителем. Хотел поступить в Институт, но это мне не удалось. В последнее время перед войной я не работал. [...]