СТЕНОГРАММА ИНФОРМАЦИИ

гор. Киев 11 марта 1944 года

 

МИРОНИЧЕВ Георгий Павлович – 1901 года рождения, родился в семье крестьянина-бедняка, он же был рабочим каменщиком, в деревне Глебовой, Тельченского района, Орловской области. По национальности – русский, до 1912 года жил при родных, с 1912 года начал самостоятельную жизнь.

В начале работал учеником пекаря, потом пекарем в гг. Мценске, Орле и Харькове. Пекарем работал до 1919 года.

В 1919 году возвращался домой при наступлении деникинских войск, но домой не попал, по дороге заболел и был завезен в Брянскую больницу. В октябре 1919 года вышел из больницы и добровольно вступил в ряды Красной Армии.

В Красной Армии служил до ноября 1924 года. В 1924 году был уволен в запас. Поступил работать в гор. Киеве на колбасную фабрику, где проработал зав. складом до марта 1925 года.

В 1925 году был направлен в Бориспольский райком КП(б)У зав. агитпропом райкома.

В 1926 году был направлен на работу секретарем парторганизации на толевый завод в гор. Киеве.

В 1928 году был секретарем парторганизации второго группкома строителей в гор. Киеве.

В 1929 году работал председателем местного комитета института Охмадета. Оттуда пошел учиться на подготовительные курсы. Окончил их и поступил в химико-технологический институт. В химико-технологическом институте учился до марта 1933 года.

В 1933 году Киевским горкомом был взят на работу в аппарат горкома. Работал инструктором горкома сельхозсектора. В августе месяце был отпущен для окончания учебы. Теоретический курс закончил, должен был пройти практику и закончить дипломную работу. В ноябре месяце обком выносит решение о мобилизации на работу в политотдел Юго-Западной железной дороги. Несмотря на то, что для окончания института осталось какие-нибудь 5–6 месяцев, апелляция не помогла и я должен был уехать на работу в политотдел Юго-Западной железной дороги. До 1934 года, мая месяца, я работал инструктором политотдела Бобринского района Юго-Западной ж. д.

С мая 1934 года по октябрь 1936 года работал парторгом ЦК на 21 дистанции пути в гор. Черкассах.

С октября 1936 года по 1938 год работал инструктором ОРПО политотдела Юго-Западной ж. д.

С 1938 года по 1939 год работал зам. нач. курсов комсостава Юго-Западной ж. д.

С 1939 года по 1940 год работал инструктором политотдела дороги в секторе ОРПО и с 1940 года до начала войны работал зам. нач. по политчасти Дорстроя Юго-Западной железной дороги.

24 июня 1941 года моботделом Юго-Западной железной дороги был призван в ряды Красной Армии и назначен старшим инспектором политотдела пути Юго-Западного фронта.

В кандидаты партии вступил в 1924 году, в члены партии в июне 1925 года.

Находясь в Красной Армии, я все время разъезжал по фронтовой полосе. При отступлении Красной Армии в нашу задачу входило вывозить порожняк и разрушать станции железной дороги. Я был в боевой операции по линии Житомир–Бородянка–Ирпень. С 1 сентября я был на линии Бахмач–Конотоп–Ворожба–Кролевцы.

8 сентября 1941 года, возвратясь в Киев, я написал последнюю докладную записку наркому о работе прифронтовых станций и политотделах дороги.

14 сентября 1941 года я получил задание выехать на Переяслав–Яготин для того, чтобы вывезти оттуда имущество и определить возможности задержания сдачи станции. Я выехал с группой работников. До Яготина мы не доехали, так как Яготин еще 14 сентября был занят немцами. Мы остановились в Переяславе. Там мы обнаружили очень много зерна как на мельницах, так и на самой станции, 60 штук свиней и т.д. Наша задача заключалась в том, чтобы все это вывезти и по возможности приостановить движение немцев. Но для того, чтобы приостановить движение немцев нужна была сила, а сил было недостаточно. Я вызвал броневик, которым командовал Тихоходов, затем подошли еще два бронепоезда и начался бой с немцами. Во время боя немцы наш броневик вывели из строя. Бронепоезда отступили. Все же за это время мы успели вывезти несколько вагонов с зерном, подожгли склады и уничтожили свиней. Задача была выполнена и мы вернулись 15 сентября с бронепоездами в гор. Киев.

В ночь на 18 сентября я получил приказ выехать из Киева. Вместе со штабом я выехал из Киева и доехал до Борисполя. В Борисполе 19 сентября меня забрали на оборону Борисполя и таким образом я был разъединен со штабом.

На кладбище мы вели бой с немцами в течение целых суток. 20 сентября нас сменила воинская часть. Я вместе с 499 зенитным дивизионом выехал в направлении Переяслава. До Переяслава мы не доехали и повернули на Барышевку.

22 сентября я был в бою под Барышевкой. Была взята ст.  Барышевка, в 11 часов дня взяли железнодорожную переправу.

В ночь с 22 на 23 сентября начался бой и прорыв частей Красной Армии уже за Барышевкой. Я был оставлен на охране сухопутной переправы. О нас забыли и на утро немцы начали нас обстреливать. На нас пустили две роты и начали нас отодвигать от линии переправы.

Мы получили задачу – соединиться с дивизией, которая находилась в селе Красноармейск. Начался бой. Бой был неравный. В этом бою меня тяжело ранили. Это было 23 сентября. Бой продолжал вести политрук, который был оставлен вместе со мной с небольшой частью. Я был без памяти. Когда я очнулся возле меня был красноармеец, который мне сказал: мне приказано политруком доставить вас в лес. Дело в том, что к этому времени бой был закончен и наши отошли. Я получил пять ран, одежду с меня сняли. Еще тогда, когда возле меня был политрук, он у меня в кармане увидел партбилет, паспорт, воинский билет и мандат и сказал – я твои документы уничтожу. Я начал возражать, но он мне заявил – если живы останемся, то документы будут, а если умрем – партбилет не должен достаться врагу. Я согласился с этим. Он тут же уничтожил партбилет, воинский билет и паспорт, а остальные документы оставил сестре, которая меня перевязывала. Свой партбилет он также уничтожил.

Когда я очнулся, то красноармеец мне сказал – я должен выполнить приказ политрука и доставить вас в лес. Я возразил – что же приказ, если я идти не могу. – Как-нибудь я вас доведу. Мы пошли. Наткнулись на немецкую батарею, но там никого не оказалось, а когда мы наткнулись на провода, то нас начали обстреливать. Мы легли. Обстрел закончился и мы пошли дальше. Мы дошли до яготинских болот. Пошли в болото. Я выбивался из сил, а к тому еще темнота была ужасная. Я говорю красноармейцу – оставь меня и иди, доложи политруку, что я приказал идти. Он оставил меня. Он нашел стог сена и закопал меня в этом стогу сена. Там меня обнаружили в полусознательном состоянии пленные красноармейцы, которых гнали немцы. Они подобрали меня и уложили на повозку. Это было 24 или 25 сентября.

Меня привезли в село Крюково. Я очутился в гоголевских лагерях. Тяжело раненые помещались в свинарниках, а легко раненые находились на открытом воздухе. Условия были ужасные, нас только поддерживали крестьяне, которые передавали нам кое-что из питания.

21 октября слышу называют знакомые фамилии и даже моя фамилия была названа, а между тем я там был записан по другой фамилии. Я был записан под фамилией Ермакова Ивана Григорьевича. Услышав знакомые фамилии, я спрашиваю – кто называет их. Мне ответили – две женщины. Я поднялся, вышел и увидел, что это мои знакомые. Одна искала мужа, другая брата. Я с ними поговорил – могут ли они меня забрать отсюда. Они сказали, что только под видом мужа. Я им ответил – для меня безразлично как заберете, но главное, чтобы отсюда уйти. Они мне пообещали, я им назвал свою новую фамилию и эти две женщины – Зайцева и Флоринович Нина меня оттуда забрали. Решил этот вопрос полкилограмма сала. Эти две женщины меня повезли в Киев.

23 октября 1941 года они привезли меня в Киев сначала на Паньковскую 8, кв. 5, а потом я переехал на Паньковскую 15, кв. 4. До конца ноября я лежал. Они организовали лечение. Когда я стал подниматься, то я уже сам ходил на перевязки в 6-ю поликлинику на Безаковской улице.

В конце ноября, когда я шел в поликлинику, я встретил Пироговского. Он меня узнал, несмотря на то, что я был с большой бородой и спросил у меня, что слышно, что я делаю, как себя чувствую. Я ему сказал как себя чувствую и дал ему адрес, где я остановился. В начале декабря он зашел ко мне на квартиру.

(т. АЛИДИН – Откуда Вы его знали?)

Я его знал с 1936 года, он работал секретарем парторганизации Первомайского завода.

Когда Пироговский зашел ко мне на квартиру, то в разговоре я высказал ему мысль, чтобы как только улучшится мое состояние перейти линию фронта к своим – на большую землю. Он мне ответил – подожди, я о тебе сообщил Ивану Павловичу Ивкину и Кудряшеву и они сказали, чтобы тебя использовать на подпольной работе. Я сам секретарь подпольного железнодорожного райкома, оставлен здесь ЦК. Затем он продолжал – будем здесь работать, уйти мы тебе не разрешим, а если уйдешь самоправно – это дело твое, будешь отвечать перед Центральным Комитетом.

Я согласился и стал его расспрашивать, кто остался из наших общих знакомых. Он стал перечислять, в частности указал, что из железнодорожников остались Кудряшев – член бюро подпольного горкома, Сикорский, Левицкий.

(т. АЛИДИН – в декабре месяце Кудряшева в горкоме не было).

 

[...]

 

С января месяца 1942 года я стал работать как член бюро железнодорожного райкома.

В январе месяце я организовываю группу в шапочной мастерской, которая помещалась на Васильковской 20, а потом была переведена на Большую Васильковскую 43. Руководителем группы был Линько Семен, по национальности – еврей, но по документам считался украинцем. Линько до войны я не знал. Познакомился я с ним таким образом: когда я пришел из плена, у меня не было шапки, я зашел в мастерскую на Васильковскую улицу заказать фуражку. Там работали два мастера. Они обратили внимание на то, что я с перевязанной рукой и стали меня расспрашивать. Я рассказал о своем ранении, а они в свою очередь рассказали мне, что они были в плену и освобождены из плена. Я зашел в мастерскую еще через три дня за фуражкой. Фуражка была не готова. Линько завел разговор о том, что он один, знакомых у него нет, он чувствует, что здесь есть какая-то организация и хотел бы начать работать. Я ему сказал – я могу Вам помочь, у меня есть знакомые, хорошие ребята. Сам я тоже в таком положении, но могу Вам помочь. Он просил меня это сделать.

Когда ко мне в январе месяце 1942 года зашел Пироговский, а он регулярно заходил каждую неделю, то я ему рассказал о Линько. Пироговский дал согласие на то, чтобы привлечь к работе Линько и поручить ему организацию группы. Линько поручили организовать группу. Основная задача этой шапочной мастерской состояла в том, чтобы через нее осуществлялись связи. Под видом заказчиков мы собирались в этой мастерской и там осуществляли связи. Линько я сказал, где я живу и предложил ему организовать группу из проверенных ребят, за которых он может ручаться, но поставил перед ним такое условие: ты знаешь только меня, а остальные товарищи из твоей группы знают только тебя, но не знают меня. С этого момента Линько начал работать. Это было в январе месяце 1942 года.

В феврале 1942 года я встречаю Ячника Александра Дмитриевича, работавшего на железной дороге в дистанции пути. Ячник – старый коммунист, которого я знал с 1934 года по Черкассам, где я работал парторгом ЦК. В Киеве я его никогда не встречал и поэтому удивившись спросил – как ты сюда попал. Он мне рассказал как он попал в Киев и после этого я перед ним поставил так вопрос: ты сможешь что-нибудь сделать для партии и родины. – Почему же нет, я уже сам искал знакомых, но никого не могу найти.

Я ему предложил заняться организацией групп. Он меня спросил можно ли ориентироваться на коммунистов, которые зарегистрированы. Об этом в свое время у меня с Пироговским был разговор и тогда еще мне Пироговский сказал, что ориентироваться на этих коммунистов не следует, им даже не нужно давать знать о себе. Поэтому я ответил Ячнику​​​​​: с коммунистами, которые зарегистрированы, ничего общего иметь не нужно, а беспартийных, если есть хорошие ребята, можно использовать по отдельным заданиям, не включая их в состав подпольной организации.

Ячник согласился работать в подпольной организации. В очень короткое время он создал подпольную организацию в ПЧ–3 пути.

Я встретил Надю Мазепа – это моя бывшая ученица по школе, секретарь комсомольской организации. В последнее время, уже во время войны, она была на броневике. Когда я встретился с ней, то я ей на первый раз никакого задания не дал. Из разговора с ней я выяснил, что она живет вместе с помполитом Коростеньского отделения. Я предложил ей вместе с Гавлицким – помполитом встретится на второй день со мной. Она согласилась. На следующий день на встречу со мной Гавлицкий не пришел, так как он уехал в командировку, пришла только Надя. Я предложил ей организовать работу, причем сказал, что обо мне она может говорить только тем людям, которые знают меня, коммунистам, в которых она уверена, иначе обо мне никому говорить не следует. Это было в апреле месяце 1942 года.

Надя Мазепа в свою очередь поручила Глущенко, Добрынину, Тонковиду Андрею организовать группы.

В 1942 году в марте месяце была создана диверсионная группа во главе с Юрием Семеновым, по кличке Волкодав. Семенов был комсомольцем, в первые дни войны он находился в истребительном батальоне. Он попал в окружение и должен был остаться в Киеве. Первое время ему поручали разносить листовки. Он возражал – что вы мне даете такую работу, я хочу душить немцев, а вы мне предлагаете разносить листовки. Посоветовавшись с Пироговским, мы сказали ему, что он может заняться работой, которая ему по душе т.е. пусть душит немецких офицеров.

У нас было плохо со средствами. Пироговский предложил организовать несколько налетов на сберкассы, но его не поддержали, потому что такое предприятие было связано с большим риском. Мы считали, что душить немцев проще, чем делать налет на сберкассу. Юрко Семенова я знал хорошо и считал, что ему можно поручить любое конкретное задание. В июне 1942 года группе Семенова было поручено конкретное задание. Ребята из группы убили двух офицеров и при моем участии совершили два крушения поездов в августе и сентябре месяцах. Пироговский через некоторое время запретил убивать такими методами, какими пользовались Семенов и его группа. Семенов был переброшен для работы на товарную станцию и там при грабеже одного вагона вся его группа засыпалась. Их все же выпустили, но на второй день Юрка и его мать были арестованы.

В апреле 1942 года я встретился с Антоненко – бывш. зам. нач. ПЧ станции Белокоровичи. Антоненко работал слесарем на Трансигнале. Он согласился также работать в подпольной организации. Ему было поручено на Транссигнале организовать группу.

 

[...]

 

Мы размножали сводки Совинформбюро и я их передавал руководителям подпольных групп, а те в свою очередь размножали и распространяли. К нам попадали листовки, бросаемые с самолетов. Мы их также размножали и распространяли.

Наши основные задачи сводились к организации агитационно-массовой работы, саботажу, вредительству, диверсиям, а также связи с партизанскими отрядами и подготовке к вооруженному восстанию.

(т. АЛИДИН – когда были поставлены эти задачи?)

Эти задачи были поставлены с самого начала, причем план горкома был спущен всем райкомам. При горкоме был создан штаб и всем райкомам рекомендовалось создать штабы при райкомах. Впоследствии мы действовали по этому старому методу.

(т. АЛИДИН – расскажите о дальнейшей работе, начиная с июня 1942 года).

В июне я встретился со Щербаковым…

(т. АЛИДИН – в июне месяце после провала райком остался без руководства из центра и начал работу строить самостоятельно).

Прежде всего мы произвели анализ причин провала, и пришли к такому выводу, что кроме того, что была провокация со стороны Кучеренко, причиной провала является еще и то, что была слабая конспирация. Так, например, Пироговский сообщил, что была задержана связная, у которой обнаружили списки подпольных работников, которых она вызывала на совещание. Еще один пример слабой конспирации: проходили массовые совещания, на которых присутствовали по 20–30 человек. На этих совещаниях несколько раз был Пироговский.

С целью предосторожности мы пришли на индивидуальные встречи и эти массовые совещания отбросили. Мы поставили вопрос о том, чтобы улучшить дело конспирации. У нас была шапочная мастерская, была торговля Шишкина и вот через них мы должны были организовывать связи с подпольными работниками и другими товарищами, которых мы хотели вовлечь в подпольную работу. Мысль организовать все связи через базар возникла у Линько, он мне о ней сказал, а я сказал Пироговскому. Пироговский ухватился за эту мысль и предложил мне, как инвалиду, открыть даже ларек. Я отбросил это предложение. Другое дело торговать шапками на базаре без всякого ларька. Такая торговля не мешала нам даже из тех соображений, что райком остался без всяких средств и нам нужно было как-то улучшить свои материальные дела. Должен сказать, что на первых порах дело шло неплохо. Все встречи стали происходить на базарах – или на Евбазе, или на Подоле. Пироговский устроился работать курьером в Бродобъединении на Кудрявской 15. Я заделался продавцом шапок.

 

[...]