СТЕНОГРАММА

ОТЧЕТА МАРКОВА ЕМЕЛЬЯНА ГРИГОРЬЕВИЧА ЗА РАБОТУ НА ОККУПИРОВАННОЙ ТЕРРИТОРИИ

 

23 марта 1944 года

 

Родился в 1892 году в деревне Ивановка, Золотухинского района, Седьмиховского сельсовета, Курской области. Образование среднее, окончил финансово-экономический техникум в 1924 году.

Отец занимался хлебопашеством до 1919 года. Я с родными не живу с 1905 года, живу самостоятельно. С 1905 по 1912 год жил в Таганроге, с 1912 по 1915 год в Ростове-на-Дону. В это время работал учеником слесарной мастерской, учеником бакалейного магазина и потом был заведующим отделом в Ростове-на-Дону фирмы Генчеглуев и Шапошников.

В 1915 году был призван в старую армию. Окончил школу военных мотористов и в 1915 году служил в старой армии в 45-м мотоциклетном отделении мотористом, рядовым. Был на фронте с 1915 г. по 14 марта 1918 года: с 1915 по 1917 год – на Юго-Западном фронте, с 1917 по 14 марта 1918 года – на Кавказском фронте.

С марта 1918 года до сентября 1918 года – в Красной Гвардии при Военно-Революционном совете в гор. Баку мотористом в том же 45-м моторотделении.

С 1918 по 1920 год жил в Баку, работал управдомом частного владения Гумилевской – Кулебякинская ул. № 41. С 1920 года я служил учпродкомиссаром Кубинского уезда, Бакинской губернии1 ]. С 1921 года по болезни я был освобожден (заболел тропической малярией) и работал в управлении Чрезвычайного уполномоченного по борьбе со стихийными бедствиями при Совнаркоме Азербайджанской республики в должности начальника финансово-хозяйственной части. Здесь я работал до декабря месяца 1922 года.

С 1923 года по апрель 1924 года учился в Киеве в финансово-экономическом техникуме. Окончил техникум и работал помощником инспектора по косвенным налогам в Казатинском районе, Бердичевского округа.

С 1925 по 1928 год работал в Киеве вначале заместителем, а потом управляющим конторой «Белкоопсоюз». С 28-го по 1930 год – управляющим Киевской конторой Одесского химтреста. С 1930 по 1937 год – директор завода № 9 Центрального Совета Осоавиахима в Киеве.

С 1937 по 1938 год – заместителем управляющего Киевской конторы «Главкраска» Наркомтяжпрома в Киеве.

С 1938 по 22 июня 1941 года – уполномоченным Главторга БССР в Киеве.

С 27-го июня 1941 года по 20 сентября 1941 года в Красной Армии – в 199 отдельном батальоне связи в должности начальника интендантской службы.

20-го сентября был ранен и положен в Старинскую больницу в село Старое, Бориспольского района. 22-го сентября заняли Старое немцы и я попал в плен. Из Старинской больницы был отправлен в тыл и попал сначала в Белоцерковский, а потом в Бердичевский лагерь для военнопленных.

В лагере был до 2-го октября 1941 года. По случаю загнивания руки был освобожден из плена по справке лагерного врача о том, что рана требует длительного лечения и невозможности использования меня на физических работах.

(т. КОРНЕЕВ – Фамилию врача не помните?)

Врач был не из наших, говорил на ломаном русском языке.

(т. КОРНЕЕВ – Немец?)

Нет, говорят, что это из западных областей.

Выпущен я из лагеря и направлен в Боярку, Киевской области.

(т. КОРНЕЕВ: Получили пропуск?)

Да, там так и было сказано. Это удостоверение находится при деле. Но я 5-го октября возвратился в Киев.

С 5-го октября 1941 года до 5 октября 1943 года находился в Киеве.

(т. КОРНЕЕВ: Что делали?)

Вернулся я к своим знакомым – Дехтяреву, инвалиду 2-й группы, проживающего по ул. 2 59 кв. 5. Жил у него до декабря месяца 1941 года. В ноябре месяце с тем же Дехтяревым открыл писчебумажный магазин по Дмитриевской № 12, получил предварительно разрешение от городской управы. Я получил по удостоверению из лагеря военнопленных, а он на основании своего паспорта и пенсионной книжки.

(т. КОРНЕЕВ: Получили патент?)

Да, разрешение, у них патентов не было, а разрешение.

(т. КОРНЕЕВ: По существу это патент?)

Да. В середине октября я решил узнать, что делается на моей квартире по Банковской № 8 кв. 7. Прийдя на квартиру я застал живущего там жильца – некто Медвецкий.

(т. КОРНЕЕВ: Вы фамилию точно помните?)

Да, точно, но я могу проверить и позвонить вам завтра по телефону. По-моему Медвецкий. Этот Медвецкий жил до этого времени по Банковской ул. № 3. Я хотел получить у Медвецкого некоторые свои вещи, но он отказался, заявляя, что вещи переписаны. Я попросил у него опись и увидел, что там была описана одна четверть вещей, а три четверти совсем не были переписаны и несмотря на это он вещей не дал, а посоветовал обратиться к управдому за письменным разрешением на выдачу моих вещей.

Когда я обратился к управдому, к гражданину Способному, последний заявил, что он вещи мне выдать не может и просить чтобы я пришел в другое время, указав день и час, тогда он специально освободится и передаст мне мои вещи.

Я этого не сделал и не приходил в этот дом приблизительно дней 10 или 12. Когда я вторично пришел и хотел опять кое-что получить из своих вещей, надеясь, что Медвецкий выдаст мне, он не дал и потребовал письменную бумажку от управдома. Когда я пришел к управдому в дом № 5/7 по Банковской улице, управдом увидя меня заявил – вот, хорошо, что вы пришли. Я предполагал, что выдаст мне вещи, но он мне говорит

– Я должен вас арестовать, у меня есть предписание. После переговоров с ним о том, что он не служит в полиции и почему он должен меня арестовать, он заявил, что это его дело. Я ему сказал, что уже был в3 и что меня4. Тогда он посоветовался с другими лицами в своей конторе и спросил меня – где ваша семья живет. Я ему заявил что моя семья живет в Киеве, указал вымышленный адрес. На самом деле моя семья была эвакуирована в г. Саратов.

(т. КОРНЕЕВ: Кто эти лица, с которыми он советовался?)

Я не знаю. После этого управдом взял с меня подписку о невыезде из города и что я по первому вызову являюсь.

Уйдя после этого из конторы управдома, я больше на Банковской улицу не показывался за все время своей жизни в Киеве5.

(т. КОРНЕЕВ: Способного после этого встречали?)

Нет, ни разу.

(т. КОРНЕЕВ: Где он сейчас не знаете?)

Знаю, он арестован облНКГБ, меня по этому делу вызывали.

(т. КОРНЕЕВ: Значит на Банковскую вы больше не являлись. Чем занимались?)

В декабре я встретил семью Островских, которые мне посоветовали семью, где бы я мог устроиться и жить, жить в семье, где бы могли мне готовить обед и ухаживать за мной, как за человеком, нуждающимся в уходе6. Этой семье оказалась некто Финкельберг Людмила Андреевна по ул. Энгельса 26 кв. 21. После переговоров с Финкельберг я и Бурцев…

(т. ВАКСМАН: Откуда Бурцев появился?)

С Бурцевым я был знаком до этого. Я и Бурцев поселились у Финкельберг и жили в этой квартире до конца апреля 1942 г.

(т. ВАКСМАН: Расскажите как с Бурцевым вы встретились)

Бурцев ухаживал за моей дочерью и женился на моей дочери.

(т. КОРНЕЕВ: Значит Бурцев ваш зять?)

Да. Но я боялся показываться на улице, где жил Бурцев, не показывался к нему из-за боязни, что меня могут там узнать как члена партии, поэтому я поселился у Дехтярева.

(т.КОРНЕЕВ: Чем занимались этот период времени – с декабря 1941 года по март 1942 года?)

А вот я сейчас буду говорить. В декабре при разговорах с Финкельберг и проживающей в той же квартире Гаупт, я выяснил, что они также ненавидят немцев и ужасно переживают, что очутились в таком положении. При последующих разговорах выяснилось, что они также не прочь знать, что делается в Советском Союзе. И вот после таких разговоров я предложил им слушать радио. Они охотно на это согласились. Как слушать? Я сказал – я могу достать радиоприемник.

После таких разговоров мною был приобретен радиоприемник.

(т. КОРНЕЕВ: Когда были эти разговоры?)

В декабре месяце.

(т. КОРНЕЕВ: Вы уже имели виды где достать приемник?)

А в то время можно было на базарах десятки приемников купить: СИ, «Комсомолец», «Пионер» и другие. Когда они согласились слушать радио, я в ближайшее время достал радиоприемник через работника радиозавода Мартынюка и принес приемник марки «СИ». Это было в конце декабря 1941 года.

С того времени ежедневно слушались наши передачи, т.е. Совинформбюро. Раньше слушались сводки, а потом передачи РАТАУ для газет. И все что передавало РАТАУ из сводок Финкельберг записывала на бумагу.

(т. КОРНЕЕВ: Но присутствие «СИ» требует электроэнергии).

На квартире, где жила Финкельберг и Гаупт был свет, потому что Гаупт работала бухгалтером в Киевэнерго.

(т. КОРНЕЕВ: При немцах?)

Да.

(т.КОРНЕЕВ: Как же это – Гаупт ненавидела немцев так, как вы и вместе с тем работала в пользу немцев?)

Девяносто процентов жителей7 Киева работало на тех же местах, если те учреждения сохранились,8 потому что было такое объявление, 9 все рабочие тех или других предприятий должны были явиться для перерегистрации на те предприятия, где они работали10.

Финкельберг ежедневно записывала сводки на бумагу.11 сводки я брал с собой и делился среди небольшого круга лиц, которых12 знал13. В это круг лиц входили (декабрь–14 месяц): Казанский – доцент Киевского пединститута, Безруков – бывший работник Наркомздрава УССР, Буцкий – юрист, я не помню где он работал, Морозов – бывший зам. директора института им. Микояна, доктор Ищенко – работник 6-й поликлиники и ряд других.

(т. КОРНЕЕВ: Все они и сейчас есть?)

Да.15

(т. ВАКСМАН: А при немцах перечисленные лица работали?)

По-моему все работали, могу сказать кто где работал. Казанский работал в мединституте, Буцкий работал юристом в каком-то из отделов и имел постоялый двор.

(т. ВАКСМАН: Отдел какого учреждения?)

Или строительного отдела, или производственного отдела, находился рядом с гарнизонной баней.

Безруков работал в железнодорожной райуправе каким-то инспектором, Гринчук16 – работал на беловой фабрике директором, Морозов работал смазчиком на Посту Волынском. Единственно я не знаю где сейчас Морозов. Ищенко работал в 6-й поликлинике.

Информация о сводках в письменном и устном виде продолжалась приблизительно до лета 1942 года.

(т. ВАКСМАН: Где вы с ним встретились, как происходили встречи?)

В17 магазине было подсобное помещение и одни заходили18, или я заходил к ним19 В основном так и был связан с ними.

(т. КОРНЕЕВ: Значит вы знали все их адреса?)

20Приблизительно всех. Ищенко знал домашний адрес, Безрукого знал домашний адрес, поскольку он работал в райуправе я находил лишним туда заходить. Во всяком случая я связь с ними поддерживал все время.

(т. КОРНЕЕВ: Кто-нибудь из них являлся членом партии?)

Все эти товарищи беспартийные. Ищенко вот теперь работает в активе Сталинского райпарткома, но это беспартийный агитатор.

В апреле месяце, живя на Энгельса 26 кв. 21, после неоднократных вопросов управдома21 Шубы – почему я хожу в этот дом часто и опасаясь, что он может накрыть нас в этой квартире, мы с Буцким выбрались. Он перебрался на Кругло-Университетскую № 19 кв. 29, дом Киевэнерго, а я переправился на Саксаганского 109 кв. 11 квартира Минасевич.

(т. КОРНЕЕВ: Как вы с ним познакомились?)

Минасевич работала в этом магазине продавщицей. В этой квартире я жил около месяца, а потом периодически стал жить в разных квартирах. Жил на Ленина № 59 кв. 5 у Дехтярева, на Дмитриевской № 34 кв. 8 у Галушко, по ул.22 у Безрукого, и23 у Бурцева. Так я жил до 25 сентября 1943 года.

(т. КОРНЕЕВ: У Бурцева долго жили?)

Периодически, систематически не жил.

(т. КОРНЕЕВ: Сначала вы боялись появляться на квартире Бурцева, опасаясь, что вас узнают как коммуниста, а потом перестали бояться?)

После того как я отрастил бороду и изменил свой облик, я уже мог идти к Бурцеву, не боясь быть узнанным.

Жил я по паспорту на фамилию Марков, но нигде не прописывался, при чем паспорт у меня был фальшивый, изготовил мне его тов. Неволин. В данное время он работает в Петровском промкомбинате. Я вам тогда говорил, что он в армии, а позавчера я его встретил и узнал, что он работает в Петровском райпромкомбинате.

(т. КОРНЕЕВ: До какого времени держали магазин?)

Разрешение получили в ноябре месяце на торговлю я с Дехтяревым. Торговали до марта или апреля 1942 года. После этого нужно было менять патент на новый. Для того, чтобы получить патент, нужно было представить справку с местожительства, но так как я нигде не был прописан, то я не представил такой справки. Справку-то я мог достать, но не представил ее потому, что уже была поголовная перепись и существовал адресный стол, поэтому я не брал патент, а патент был на Дехтярева и Браунштейн.

(т. ВАКСМАН: А вы какое отношение имели к магазину?)

Я был до осени 1942 года. В магазине я не сидел, а всегда находился в подсобном помещении. Подсобное помещение имело два запасных выхода во двор.

Однажды осенью 1942 года, когда я сидел в подсобном помещении, ко мне зашла Минасевич и говорит:

– Какой-то подозрительный тип зашел в магазин и все рассматривает.

Я решил обойти кругом и зашел в магазин с улицы. Вижу действительно на вид лет 20–22-х мужчина ходит и рассматривает. Я поинтересовался что он хочет. Он говорит, что он из торгового отдела горуправы и хочет проверить патент. Я поинтересовался, если ли у него соответствующий документ для этого. Он подает мне бумажку на немецком языке. Я по-немецки не читаю и через Минасевич спросил[,] что это. Тогда она сказала, что это документ СД, я понял, что это из какого-то отдела гестапо. Я ему так говорю – вы пришли в украинское учреждение с немецкими документами и притом у вас документ просрочен. Он говорит – это неважно, но если вы не покажете патент, я позову полицая и он проверит. После длинных переговоров я решил показать ему патент. Он посмотрел и говорит:

– Вот видите, вы напрасно со мной торговались. Тот, кого я ищу и кто мне нужен, его здесь нет. Нам нужен Марков, а его нет. Он сказал это, отдал патент и вышел. Я положил патент на стойку и сейчас же вышел за ним,24 Он пошел по направлению Бульварно-Кудрявской улицы. Я пошел за ним. Он пошел вверх по Бульварно-Кудрявской, а я вернулся25 и с того времени ни единого раза не был в магазине и на базаре.

(т. КОРНЕЕВ: А почему вы именно решили показать патент, а не Дехтярев?)

Я боялся, что если бы у него спросили Маркова, он мог растерявшись сказать. Дехтярев – бывший душевно-больной человек, находился долгое время в больнице…

(т. КОРНЕЕВ: Значит Дехтяреву вы не особенно верили?)

Да, Дехтярев на знал зачем ко мне ходят люди, не знал, что я слушаю радио. И если Дехтярев начинал заводить разговор о сводках в магазине, когда я бывал, я всегда ему говорил – откуда вы знаете? Ему не26 не потому, что он может предать, а просто из-за своей болезни он мог подвести и засыпать. Вот из этих соображение я ни одним словом с Дехтяревым не делился о политике.

(т. КОРНЕЕВ: Расскажите кто работал в магазине?)

Периодически, там постоянно никто не работал. В магазине работали: Марков, Дехтярев, Бурцев, Добровольская, Минасевич, Площанская, Буцкая, Оля 27 – жена члена партии, бывшего председателя строительства «Киев-волокно»28 и еще пара человек, фамилии тоже не помню. При чем эти люди принимались на работу не из-за необходимости их работы в магазине, а для скрытия от поездки в Германию. Поработают немного, находят себе другую работу и уходят. Так было с Буцкой, с Олей29 Постоянно работали двое – Площанская и Минасевич.

(т. КОРНЕЕВ: Кроме вас, Дехтярева и Бурцева, работали по найму?)

Но как сказать, по найму. Они получали 500 рублей в месяц и кроме того каждый раз по 20 рублей на завтраки и обеды. Этот магазин кормил всех тех, кто там работал и не только тех, а многим еще помогал.

(т. ВАКСМАН: Какой оборот был в магазине?)

303 тысяч31 в день. Но мы не гонялись за прибылью, поэтому32 помогали Финкельберг33 муж которой был в Красной Армии34. К 1-му мая35 мы давали36.

(т. КОРНЕЕВ: Таким путем работали до апреля 1942 года).

Не до апреля, а до марта месяца37 считался38 владельцем магазина. Связь же поддерживал с магазином до сентября 1943 года. Я не заходил туда, но я знал, что делалось в магазине, я был связан с Гринчуком, через которого получил товары для магазина.

В сентябре месяце, когда все население выгоняли из так называемой запретной зоны, я перешел и не только я, а с нами перешли Финкельберг, Гаупт, Бурцев, Минасевич, некто Василь Васильевич, Гринчук, его жена на улицу Тарасовскую № 27 кв. 1, где вырыли подземелье под домом.

(т. КОРНЕЕВ: Как фамилия владельца квартиры?)

Квартира39 .

Вырыли в этой квартире подземелье на 12 человек, установили там радио40 и там до 4 ноября ежедневно слушали радио, записывали сводки на бумагу и распространяли среди обширного круга лиц.

(т. КОРНЕЕВ: Кто переписывал?)

Переписывали все: я, Финкельберг, Минасевич и все остальные. Переписывали от руки41.

Я пропустил самое главное. Когда мы ушли от Финкельберг стала делема – как же дальше продолжать слушать радио. И делалось это так. Финкельберг ежедневно принимала радио, записывала. Делалось это с мая и до 25 сентября. Гаупт эти переписанные42 ежедневно носила на Кругло-Университетскую № 19 в парадный ход в условное место – пожарный кран и клала туда сводки. Если я ночевал у Бурцева, я их вынимал, если я не ночевал, вынимал их Бурцев. После этого сводки размножались под копирку и распространялись. Распространялись они через исключительный круг лиц, который был уже более обширным.

Кто туда входит? Те же Казанский, Буцкая, Бурцев, профессор Киричинский, Морозов, Безруков, Зина Мироненко, Татамир, Иванов, Павловский, Брозицкий, Гринчук, доктор Ищенко, Воронов. Это те, которых я помню.

В 1943 году по инициативе тов.  Бурцева на основании сводок Совинформбюро, были отпечатаны три листовки на гектографе тиражом 300–350 экземпляров43. Распространение этих листовок было произведено в основном Бурцевым, мною, Минасевич, Финкельберг и Гаупт. Остальным давали44 3–4 экземпляра, которые они читали и передавали дальше. Распространение листовок происходило в основном через прикалывание в парадном: заходил в парадное, кнопкой пришпилил и уходил.

(т. КОРНЕЕВ: За весь этот период времени вы встречались с кем-нибудь из коммунистов или подпольными работниками гор. Киева?)

С коммунистами я встречался много. Вот некто Галушко. Я с ним работал в Осоавиахиме, а когда я его спросил, что он делает, он сказал:

– Я работаю, зарегистрировался.

Ну, мне с ним говорить больше не о чем было. Встретился я с Корпачевым. Я с ним был даже в одной партийной организации. Встретил его на Европейском базаре. Там был ресторан «Армения» и я видел, что он туда45 заходил. Владельцем ресторана был немец и раз он туда заходил, я решил, что мне с ним говорить не о чем. О Корпачеве я поставил в известность Сталинский райком партии.

Встретился с коммунистом Морозовым, который раньше работал зам. директора института им. Микояна. Он не регистрировался, работал смазчиком на Посту Волынском. Морозов знал меня по воинской части.

46Из подпольных работников я никого не встречал,47

(т. ВАКСМАН: Как произошла у вас встреча с Мироненко?)

Мироненко работала инспектором финансов в той райуправе, которой облагался магазин. Там работала бухгалтером одна особа48, которая до этого времени там работала, а до оккупации города Киева работала в Сталинском райфинотделе инспектором. Я был руководителем финансовой секции и депутатом Сталинского Совета трудящихся. 49 Мироненко50 был на руководящей работе и что со мной можно говорить51.

 

[...]

 

(т. ВАКСМАН: Вы тогда рассказывали о случае ареста, не помните?)

Я о таком случае не рассказывал, я ничего не говорил о таком случае.

(т. КОРНЕЕВ: Вы тогда рассказывали, что когда вы шли около какого-то здания и встретили Мироненко, и кто на лавочке отдельно сидел…)

В октябре 1943 года, приходя по Жилянской через скверик против Тарасовской улицы я видел, что сидит Мироненко с каким-то гражданским и разговаривает. Я отозвал ее в сторону и спросил, что она имеет нового. Обменялись с ней последними сводками Совинформбюро. В стороне я видел сидит какая-то женщина. Я посмотрел, но не обратил внимание и лишь в ноябре или декабре месяце52 я узнал, что это сидела Петрушко. Из разговоров с ней это подтвердилось.

 

8.IV–[19]44 г.

(Марков) (подпись)53