Совершенно секретно

 

СТЕНОГРАММА

беседы с тов. СУХОМЛИНОВОЙ Людмилой Андреевной

15 января 1946 года

 

Беседу проводит тов. ВАКСМАН.

 

Тов. ВАКСМАН – Расскажите, где вы работали накануне войны и кем работали.

Тов. СУХОМЛИНОВА – В 1941 году я работала в Киевском горкоме партии инструктором по учету кадров. С момента первого налета на Киев, т.е. 21 июля я находилась при горкоме партии на казарменном положении.

Тов. ВАКCМAH – Как Вы оказались на оккупированной территории.

18 сентября 1941 года по распоряжению секретаря горкома партии эвакуировались все партийные организации из городa Киева. Я эвакуировалась в машине тов. Сидоренко – бывшего секретаря Львовского горкома партии. Выехали в Дарницкий лес, где простояли два дня и две ночи, ожидая связи, которая могла указать путь передвижения. Это я знаю со слов тов. Шамрило. Тов. Шамрило был в машине Шевцова. Посколько он выехал тяжело больным, то я смотрела за ним, как за больным человеком и как за Шамрило. В окружении мы попали у сел: Мостовцы, Войтовцы и Скопцы, где недалеко была переправа на Барышевку. Какого это было числа, я не помню.

Тов. ВАКСМАН – Как Вы попали в плен.

Мы прятались в нескошенном хлебе, чтобы утром форсировать реку. Когда проезжали крестьяне, остановились и заметили нас в хлебе и выдали нас немцам. Немцы повели нас в штаб. Когда привели в штаб, в одном из этих сел, то во дворе штаба стояла легковая машина, около нее высокий шофер, который обратился со словами к нам: все-таки и вы попались. Я его спросила, чья машина. Он мне оказал, что машина эта Шевцова. Я его спросила, где же Шевцов. Он сказал, что не знает. Мы попали в плен без документов, т.к. сидя в хлебе мы их спрятали. Мы попали в плен в октябре месяце, нас привели в село Иванково, там я встретила зав. отделом кадров Черненко Григория, встретила работников из обкома партии, но фамилии их не знаю. Из Иванково нас перегнали в село Гоголево в колхоз, который был приспособлен под лагерь. Все мы находились на открытом месте. Там я встретила тов. Оликера, Сизоненко Николая, Грищова Павлушу и двух инструкторов из горкома партии. Вообще нас было человек 7. Они стали говорить, что я должна вырваться отсюда и идти их выручать. Питания никакого не давали. Я сидела ночью на земле. За нами следил часовой. Я сижу и плачу. Подходит немец – оказался, что он чехословак и спрашивает почему я плачу. Я сказала, что у меня остались в Киеве дети и просила его отпустить меня. Он мне сказал, чтобы завтра утром я подошла к этой вышке и он поможет мне. Я рассказала об этом своим товарищам. Они мне сказали, чтобы я вырвалась отсюда любыми способами. На другой день я подошла к вышке, там встретила этого немца с которым накануне говорила. Он позвал переводчика, тот проверил мои документы. Я показала ему карточки моих детей. Он повел меня к коменданту. Комендант меня cпросил как я попала. Я рассказала, что мы шли из окопов, а в это время немцы вели пленных солдат и захватили меня. Там нас не регистрировали, ничего не спрашивали. Так меня они и отпустили. Я пошла в село Гоголево и попросилась ночевать в одной хате у вдовы Ульяны. В Киев я прибыла в первых числах ноября, хотя до этого я периодически бывала в Киеве. Я остановилась на Глубоческом переулке в доме Артема у своего знакомого рабочего завода Артема тов. Кульбенко. У них я находилась с месяц, ходила по селам за продуктами. От них я ушла в декабре месяце, так как нельзя было у них быть. Я пошла на свою квартиру, но квартира моя была занята. Я до эвакуации вселила в нее официантку горкома партии Коваленко Таню. Сейчас она живет, где-то на Соломенке около моста. Эта Коваленко из квартиры предала меня полиции. Перед этим меня предупредил бывший наш милиционер, фамилию не знаю, что здесь жить нельзя, т.к. приходила Таня и спрашивала, куда написать, чтобы меня повесили, так как я коммунистка.

Тов. ВАКСМАН – Когда вас взяла полиция.

Полиция взяла меня в первых числах декабря. Перед этим женщина какая-то делала обход нашего дома и спрашивала, кто здесь коммунисты. Я ей не сказала, что я коммунистка и меня записали, как беспартийную. Дней через 5 меня вызывают в полицию и спрашивают – почему вы тут сидите. Я сказала, что пришли два полицая, забрали и я не знаю почему. Я сказала имя, отчество и фамилию. Он спросил – коммунистка ли я. Я сказала, что не коммунистка. Он мне говорит – вы же работали в горкоме партии. Я сразу догадалась, что это дело рук Коваленко и я ему ответила, что я действительно работала в горкоме партии, но в буфете от торговой организации и сказала, что это все на личной почве подала на меня заявление Коваленко из-за квартиры. Он меня отпустил из полиции, после я пошла на старую квартиру к Кульбенко, который жил на той же квартире. Меня спросил, где я была. Я сказала, что я была в селе. Я сказала это потому, что в их доме бывали немцы. Жена Кульбенко сказала, что боится держать меня. Я ей сказала, что я зарегистрирована как коммунистка и ей бояться нечего, а через два дня я ушла на свою квартиру. Таня Коваленко уже выбралась оттуда.

Тов. ВАКСМАН – После этого арестовывались.

Ни разу не арестовывалась и никто не приходил ко мне. Я ходила на базар, гадала на карты и этим существовала.

Тов. ВАКСМАН – Когда вы встретились с Куликом.

Это было в январе или начале февраля 1942 года. Я шла с еврейского базара. На базаре я искала своих ребята, т.к., возможно они могли торговать, иду, слышу свою фамилию – Сухомлинова. Смотрю Кулик. Я заплакала. Он шел с мужчиной. Он меня спрашивает – где я, что со мной, голодаю. Я говорю – голодаю. Он дает мне 20 рублей. Я сказала, что не надо и не взяла.

 

[...]