Документи

Книга 2 | Том 2 | Розділ 2. Радянське підпілля в окупованому Києві. Боротьба і загибель
Книга 3 | Розділ 4. Діяльність окупаційної влади й місцевого адміністрації у Києві. Національний, релігійний і культурний аспекти. Ставлення до населення й військовополонених. Пропаганда й практика
Книга 3 | Розділ 6. Мирне населення в окупованому Києві. Настрої. Життя і смерть

Інформація заступника завідувача оргінструкторським відділом ЦК КП(б)У Чепурного про діяльність Київської підпільної організації КП(б)У

26 березня 1943 р.

Текст (рос.)

Сов. секретно

 

Информация

о состоянии работы Киевской подпольной организации КП(б)У

 

Составлена по материалам:

1. Отчет секретаря Бородянского РК КП(б)У, Киевской области, тов. В.П. Садовничего о его пребывании на территории оккупированной немцами с 19 сентября 1941 года по 11 февраля 1943 года.

2. Объяснение зав. сектором советских и торговых кадров Киевского горкома КП(б)У тов. Геренрота Михаила Яковлевича о его пребывании на территории оккупированной немцами с 18 сентября 1941 года по 16 февраля 1943 года.

3. Отчет тов. Сыромятниковой Зинаиды Васильевны, связной ЦК КП(б)У, о пребывании ее на территории оккупированной немецкими войсками с 1 июня 1942 года по 23 января 1943 года.

4. Объяснение зав. приемной секретарей Киевского обкома КП(б)У тов. Калмыкова И. о его пребывании на территории оккупированной немецкими войсками с 18 сентября 1941 года по 16 февраля 1943 года.

5. Объяснение начальника сельхозотдела Наркомпищепрома Молдавской ССР тов. Вольфензона Николая Давидовича о его пребывании на территории оккупированной немецкими войсками с 4 августа 1941 года по 11 февраля 1943 года.

6. Письмо подпольного работника Киевской партийной организации тов. Фалько на имя секретаря ЦК КП(б)У тов. Коротченко, переданное в июне месяце 1942 года.

Отчеты упомянутых товарищей сданы в оргинструкторский отдел ЦК КП(б)У в конце февраля и начале марта 1943 года.

тт. Геренрот М.Я., Калмыков И. и Вольфензон Н.Д. оказались на оккупированной территории немцами в результате окружения немецкими войсками частей Красной Армии, отходящих из района Киева в сентябре 1941 года.

Тов. Садовничий В.П. был оставлен секретарем обкома КП(б)У тов. Мишиным на подпольной партийной работе в Киеве в качестве первого секретаря пригородного РК КП(б)У.

Тов. Сыромятникова Зинаида Васильевна была переброшена оргинструкторским отделом ЦК КП(б)У для связи с Киевской подпольной парторганизацией в ночь с 31 мая на 1 июня 1942 года.

 

* * *

19 сентября 1941 года немецкие войска оккупировали город Киев.

Начиная с 20 сентября на улицах и особенно на Крещатике было многолюдно. Началась продажа украинских газет националистического направления. В кинотеатрах демонстрировались кинокартины исключительно для немецких солдат и офицеров.

По приказу военной комендатуры все работавшие на том или другом предприятии или учреждении должны были возвратиться на места своей прежней работы.

24-го сентября 1941 года в помещении пункта приема радиоприемников, в бывшем магазине «Детский мир», на углу Крещатика и Прорезной, в полдень произошел взрыв.

Сразу же после этого провокационного взрыва немцы начали разгонять с Крещатика всех прохожих и предложили всем жильцам квартир в домах, расположенных по Крещатику и прилегающих к нему улиц, немедленно освободить квартиры, так как они «минированы коммунистами».

Вечером и ночью происходило выселение. Напуганные жильцы, захватив с собой первые попавшиеся под руки вещи, спеша уходили к знакомым или размещались в скверах и на улицах. В то же время немцы вывозили на машинах из квартир эвакуировавшихся по Крещатику мебель, картины, ковры и прочие ценные вещи, а из магазинов и их подвалов остававшиеся там запасы продуктов и промтоваров.

Кварталы Крещатика были оцеплены войсками. Никто из гражданского населения не имел ни прав, ни возможностей войти в оцепленный район. И когда он был очищен от жильцов, началось неслыханное по своему варварству разрушение исторического места – Крещатика.

Продолжалось оно до 28 сентября. Начиная от Бессарабского рынка до пятиэтажного дома наркоматов, как по левой, так и по правой стороне, за исключением универмага на углу ул. Ленина и здания обкома КП(б)У, все здания были взорваны и разрушены. Кроме того были разрушены здания прилегающих к Крещатику улиц – Энгельса, К. Маркса, включая и пассаж, все здания вокруг театра им. Франко, улиц Пушкинской, Прорезной, Ольгинской и Университетской.

Немцам удалось создать мнение и навязать его большинству населения Киева о том, что уничтожение района Крещатика дело рук коммунистов.

«Уходя из Киева и заблаговременно упрятав свои семьи на востоке, они не считаясь ни с семьями красноармейцев и командиров, ни с семьями остальных граждан, проживавших там, решили уничтожить Киев и этим лишили многих семей жилья, приюта» – так писали немцы в своих воззваниях к населению.

К месту провокации слеталась стая корреспондентов газет подвассальных стран Германии. На месте фотографировались, зарисовывались, а позже распространялись «факты о варварской работе большевиков».

Одновременно с этим немцы объявили, что на протяжении двух, а может быть и больше месяцев, прекращается выдача хлеба, так как «большевики отравили муку и другие продукты, минировали хлебзаводы» и что, мол, немцам сразу не под силу организовать работу по обеспечению населения хлебом.

Разрушением Крещатика немцы пытались одурачить большинство населения и озлобить их против руководителей партии и правительства.

Среди некоторой части коммунистов начался ропот, заметна была растерянность, нескрываемое негодование среди населения. Посыпались оскорбления по адресу руководителей партии и правительства.

Для немцев эта провокация прежде всего послужила поводом к зверскому физическому уничтожению еврейского населения.

28 сентября 1941 года был опубликован приказ фельдкоменданта гор. Киева следующего содержания:

«Всім жидам міста Києва та його околиць рівно на 8 годин ранку 29 вересня 1941 року прибути на Мельніковський провулок, захопивши з собою цінні речі, теплу одіж і білизну. Хто не з’явиться той буде розстріляний».

29 сентября вся улица Артема до Мельниковского переулка была загромождена киевлянами-евреями. Шли евреи – мужчины, женщины, старики, дети. Среди них были и рабочие, и служащие, и ученые, и артисты. Жены украинки проводили своих мужей-евреев, мужья украинцы – проводили своих жен-евреек. Кое-кто на повозках или детских колясках вез с собою последний свой скарб.

На место сбора прибыло до ста тысяч человек еврейского населения города Киева.

Через два дня киевляне узнали о трагической участи, постигшей киевлян-евреев, собравшихся по приказу фельдкоменданта.

Все они были расстреляны в Бабьем яру.

После расстрела взрывами мин этот яр был засыпан землей, расчищен и утрамбован. Все ценные вещи, теплая одежда расстрелянных была забрана немецкими бандитами. А вслед за этим всем управдомам и собственникам жилых домов было предложено при обнаружении укрывающихся евреев сводить их в отдельный лагерь на Керосинную улицу или в помещение украинской полиции по улице Короленко № 15.

В первых числах октября последовал приказ фельдкоменданта о регистрации в течение 24 часов всем работникам НКВД, а также членам и кандидатам партии в помещении украинской полиции. В свою очередь управдомам было предложено подать в полицию списки о проживании в их домах указанных в приказе лиц.

В установленное приказом время к месту регистрации пришло много коммунистов. Образовалась толпа.

В своем объяснении тов. Садовничий пишет: «Когда началась регистрация членов и кандидатов партии, создалась очередь. Я был неподалеку в сквере и наблюдал за этим. Там я увидел бывшего секретаря Ленинского РК КП(б)У Романченко, который перед этим вышел из помещения полиции. Я заметил, что он был хорошо одет и держал себя непринужденно. Об этом я сообщил коммунистам тт. Кулику, Билиму, Плискаченко и мы тогда решили, что Романченко – провокатор».

На протяжении октября месяца 1941 года немцами два раза опубликовывалось сообщение о том, что такого-то числа «за саботаж расстреляно» столько-то человек. Первый раз было расстреляно 300 и второй раз 500 человек. За какой именно саботаж производились расстрелы – этого в извещениях не расшифровывалось. Однако все знали, что расстрелянными оказались члены и кандидаты КП(б)У из числа зарегистрировавшихся.

К ноябрю месяцу положение дел в Киеве еще более усугубилось. К взрывам на Крещатике, массовому уничтожению еврейского населения, арестам и расстрелам коммунистов прибавились все увеличивающиеся нужды населения, прежде всего в продуктах питания.

Тов. Геренрот М.Я., посетивший в это время город, пишет в своем объяснении следующее:

«5-го ноября я вышел посмотреть, что делается в Киеве. Впечатление создалось удручающее. Киев был мертвым городом. Кроме немцев и полицейских редко кого можно было встретить на улицах из прохожих. Если кого и приходилось видеть, то все это были в основном старики, старухи-инвалиды. Исхудавшие или опухшие от голода они бродят по улицам и квартирам в поисках подаяния. Киев стал городом нищих…

… 7-го ноября, проходя по улице Кирова, я увидел идущих оборванных, грязных мужчин, женщин и детей. У встречных они просили милостыню, но не получали ее. Также я встречал лежавших и сидящих, которые не в состоянии были передвигаться от истощения…

… Ранее работавший начальником литейного цеха, член партии Карев, проживающий по Веденской 25, рассказывал мне о все нарастающих зверствах фашистских мерзавцев. На площадях базаров, на балконах домов, на деревьях в парках почти ежедневно можно видеть повешенных мужчин и женщин, стариков и подростков. Хождение по улицам разрешается только до четырех часов вечера. Часто можно было видеть утром убитого на улице с табличкой на груди: «шел после разрешенного времени».

В случае убийства немецкого солдата или офицера, в домах, вблизи которых произошло, расстреливаются все жители.

На базарах немцы бесплатно забирают у крестьян продукты, насильно угоняют трудоспособное население в Германию.

Уже к тому времени проводилась регистрация всего работоспособного населения города на бирже труда. В основном она была направлена на выявление рабочей силы для военных предприятий Германии, а также для полицейского учета населения. Все это усложняло работу партийных подпольных организаций.

 

* * *

В октябре и ноябре месяцах в Киев возвратилось много партийных работников городской парторганизации, не сумевших выйти из окружения во время отхода частей Красной Армии. В связи с этим произошло пополнение подпольных организаций и групп, хотя некоторым из них и не удавалось на первое время установить связей между собой.

Так, из объяснения тов. Геренрота видно, что лишившись какой-либо возможности выйти из окружения, по предложению тов. Ивкина – секретаря Киевского горкома КП(б)У по кадрам, тт. Ивкиным, Ревуцким, Геренротом и вторым секретарем Молотовского РК КП(б)У было принято решение возвратиться в город для проведения полезной партийной работы в подполье.

По дороге к городу выяснилось, что ночлег и пребывание на квартирах подорожних сел почти невозможны, так как без разрешения старост никто из жителей не соглашался пускать к себе на квартиры проходящих.

Чтобы не вызвать излишних подозрений, перед самим городом каждый пошел отдельно по известным им адресам своих знакомых и родственников, предварительно условившись о времени и месте встреч в городе.

Из последующих материалов видно, что тов. Ивкин по существу возглавил подпольную организацию.

По показанию тов. Калмыкова, выходя из окружения, много киевских партработников были взяты немцами в плен и заключены в лагере военнопленных в селе Гоголеве. В этом лагере он встретил: работника ГК КП(б)У тов т. Каравая, зав. горвнуторгом Хрущева, секретаря обкома ЛКСМУ Сезоненко, зам. зав. сельхозотделом обкома КП(б)У Билима, предисполкома Ленинского райсовета Онищенко, инструктора сельхозотдела обкома КП(б)У Симакова, работника РК КП(б)У Оликера.

21-го октября с лагеря были отпущены пленные-украинцы. В этот день из лагеря ушли также упомянутые все выше товарищи, кроме тов. Оликера.

Будучи в Киеве, после прихода из лагеря, на Галицком базаре тов. Калмыков встретился с работником ГК КП(б)У тов. Забара. Последний рассказал, что бывший секретарь Ленинского РК КП(б)У Романченко предатель, выдает немцам и полиции всех коммунистов.

Через день после этого тов. Калмыков встретился по ул. б. Шевченко с работником обкома КП(б)У тов. Куликом, который также сказал, что Романченко предатель. Кроме того он сказал, что с подпольными организациями связаться нельзя, что на этой работе были оставлены евреи, которые почти все арестованы и что, в связи с этим он собирается выезжать в Днепропетровск.

Будучи на Галицком базаре второй раз, тов. Калмыков видел там Романченко, который свободно расхаживал, был одет в хорошее зимнее пальто и хороших сапогах.

Проходя по Мариинской улице. Калмыков встретил зав. горсобесом Смакотину, которая рассказала, что она зарегистрировалась в полиции, что, мол, зарегистрировался и тов. Шамрило.

Перед выездом из Киева в Харьков, Калмыков встретился с тт. Хрущевым, Билимом и Симаковым. Они добивались разрешения на выезд в Днепропетровск. Это относится к середине ноября месяца.

В своем отчете тов. Садовничий упоминает: «Примерно в середине октября начали приходить в Киев с окружения и плена партийные и советские работники города. Первого, которого я увидел, это был второй секретарь Бородянского РК КП(б)У тов. Коваленко, он направлялся в гор. Черкассы. На Пушкинской улице встретил также инструктора отдела кадров М. Плискаченко. Он сообщил, что в городе находится работник обкома КП(б)У Геннадий Кулик и инструктор сельхозотдела Билим.

Начали появляться за пропусками на выезд тт. Сезоненко – секретарь обкома ЛКСМУ, Ченчивой – секретарь железнодорожного райкома КП(б)У, Стукан – зав. финчастью обкома КП(б)У, Симаков – инструктор сельхозотдела обкома, Курило – секретарь Макаровского РК КП(б)У. Некоторые из этих товарищей говорили, что видели лично тов. Шевцова – председателя исполкома горсовета, Шамрыло – секретаря ГК КП(б)У, Белоуса Ивана – инструктора ЦК КП(б)У. Кроме того носились слухи, что пред. облисполкома тов. Костюк убит, а секретарь обкома КП(б)У Мишин ранен.

Тов. Геренрот в своем объяснении упоминает о его встрече в Киеве с техсекретарем Киевского горисполкома Рагозинской. Последняя сообщила, что многие партийные работники города ходят по улицам и что она видела Романченко, Кучеренко ИванаВалуеваДиденко, Листовничего, Беземчука, Кулика, Стукана и других.

Рагозинская возмущалась тем, что она не может нигде устроиться на работе, что она обращалась к бывшему зав. жилсекцией горсовета, бывшему коммунисту Диденко, который работает зав. житотделом горуправы с просьбой устроить ее на работу. Но тот ей в просьбе отказал по тем мотивам, что она «здорово напитана большевистским духом». Это относится к началу ноября 1941 года.

В мае месяце 1942 года тов. Геренрот встретился в Киеве с Женей, работавшей раньше в парикмахерской обкома КП(б)У. Она сообщила ему, что среди партийных и советских работников немало оказалось предателей. Что Романченко сидит в гестапо и выдает всех коммунистов, что предателем оказался Иван Кучеренко. Она также сообщила, что обо всех подробностях хорошо знает Надя Шишенина, которая работала бухгалтером Киевского обкома КП(б)У, а в настоящее время работает официанткой в немецкой столовой на Бассейной улице № 3.

В тот день у тов. Геренрота произошла встреча с Надей Шишениной. Она сообщила, что Романченко, Кучеренко, Листовничий, Беземчук работают в гестапо, разоблачили много явок подпольной организации Киева, и в том числе явку тов. Ивкина, который убегая отстреливался, но был тяжело ранен, схвачен и находится в больнице. Надя сообщила, что имеется маленькая надежда или выкупить его, или выкрасть. Кроме того, она рассказала об охоте наших ребят за изменником Романченко, однако осуществлению этой задачи мешают постоянно охраняющие его гестаповцы.

Она также сказала, что тов. Шамрыло находится в Киеве в глубоком подполье, а тов. Шевцов где-то в Житомирской области.

Однако, в связи с разоблачением почти всех явок, она отказалась связать тов. Геренрота с какой-либо подпольной группой, все же подтвердила, что те товарищи, которые сохранились находятся в глубоком подполье, что гестаповцы днем и ночью по всем улицам и домам шныряют в поисках тов. Шамрыло и других. Она также посоветовала тов. Геренроту как можно скорее оставить Киев.

Вместе с тем Надя сообщила, что на квартире у нее и у матери одно время скрывались тт. Кулик и Стукан.

В объяснении тов. Садовничего отмечается: «Оставаясь на подпольной работе в гор. Киеве, никаких связей я ни с кем не имел. Кто оставлен был по городу и области на подпольной работе, я не знал, мне этого не сообщили.

В начале сентября 1941 года мне было известно, что в Петровском районе были оставлены на подпольной работе тов. Рудяков Борис и Рыжикова Дина. Работали они в Днепровском пароходстве. По национальности – евреи. Тов. Рыжикова мне сообщила, что у нее имеется конспиративная квартира, что Миронов (секретарь Петровского РК КП(б)У) создал базы питания на первое время и что они, возможно, будут жить по улице Тимофеевской. Мне же в Киевском РК КП(б)У, где был тов. Коцюмаха, ничего с продуктов питания не оставили, а ограничились лишь дачей адреса квартиры Синицкого на Соломенке. Когда мне стало тяжело с квартирой, я обратился за помощью к Синицкому. Однако оказалось, что к нему приехала жена немка, которая просто попросила удалиться с квартиры.

В связи с этим я решил связаться с Рудяковым и Рыжиковой. Одну ночь я переночевал на квартире Рудякова, но на следующий день явился на квартиру немец, знающий украинский язык, спросил тов. Рудякова – кто он, еврей или нет и узнав, что еврей, начал кричать на меня, почему я ночую у еврея, а Рудякову приказал немедленно удалиться».

Объявив, что Рыжикова, она же Сидоренко Дуся, является сестрой моей жены, мы остались проживать на квартире № 4 по Тимофеевской № 6, а тов. Рудяков Б., он же Бондаренко, направился на Сталинку, а позже на Житомир. О его судьбе до настоящего времени нам так ничего и неизвестно.

Благодаря тому, что я оставался с тов. Рыжиковой, а последняя знала квартиру кандидата партии Тимки (фамилии не помню), мы кое-что выпрашивали у него из продуктов, оставленных у него для подпольщиков и так просуществовали там до 29 октября 1941 года. Дальше продолжать свое существование мы не имели возможности, так как жена Тимки Ната отказалась давать продукты. Другая владетельница продуктов Шульга, проживавшая в доме водников, начала распродажу вещей, принадлежащих тт. Рудякову, Рыжиковой, ее мужу. Как выяснилось, Шульга оказалась самой настоящей аферисткой, присвоила все продукты, полученные для выдачи их подпольным работникам.

Все, что готовил секретарь Петровского РК КП(б)У тов. Миронов, завалилось. На квартиру никто из коммунистов не появлялся, а должно было явиться два товарища. Рыжиковой из квартиры нельзя было и показываться, так как все ее там знали не столько как коммунистку, сколько как еврейку.

До 29-го при всех условиях установить связи с подпольным городским или областным комитетом партии не представилось возможным. Многие коммунисты в результате жестокой репрессии решили из Киева уходить. Такое решение было принято и нами – мной, Куликом и Рыжиковой».

12 ноября 1941 года тов. Садовничий приступил к работе главного агронома и директора совхоза им. Карла Маркса в Долинском районе, Кировоградской области. С 12 ноября по 19 декабря в совхозе жил и тов. Кулик. Снабженный справкой о командировке по служебным делам и некоторыми продуктами, тов. Кулик выехал в Киев.

«Через два месяца, примерно, в феврале 1942 года, тов. Кулик, – пишет в отчете Садовниченко, – прислал ко мне Соню Лавриненко с письмом. Там было написано, что он – Кулик, Ивкин – секретарь Киевского горкома КП(б)У и Бруз Семен – секретарь Белоцерковского РК КП(б)У, оставшиеся в гор. Киеве, начали вновь создавать сеть подпольных организаций, что они печатают листовки преимущественно из сводок информбюро, расклеивают по улицам. Это имеет громадное политическое влияние на население. С ними работают инструктора обкома КП(б)У тов. Плискаченко М., Нагорный П., Клименко И. и другие. Писал, что имеют радиоприемник, просил помочь продуктами питания.

Кроме этого он подтверждал, что Романченко и Листовничий – провокаторы.

В конце февраля месяца 1942 года я послал в Киев автомашину под видом за посевным материалом для огородов и передал через Лавриненко для подпольных работников 15 пудов муки, жиров и спирта.

Через две недели на этой же машине снова приехала Соня Лавриненко со своей соседкой Ниной Мелешковой с письмом от тов. Кулика. Он просил еще передать продуктов. Я вторично передал продукты, 1 000 рублей деньгами и отправил их в Киев по железной дороге.

На протяжении 3-х месяцев связи с Киевом не было. Под предлогом забрать одежду, я командировал в Киев «жену» Дину Рыжикову для связи и получения указаний, которая выехала 2 или 3 июня 1942 года.

Будучи в Киеве, тов. Рыжикова на одной из глухих улиц встретила тов. Кулика, хорошо одетого с портфелем. В портфеле были револьвер, граната и печать. Тов. Кулик встретил Рыжикову не особенно приветливо, стал упрекать в отсиживании. Позже зашли в квартиру и начали вести разговор более спокойно.

Тов. Кулик сообщил, что уже 10 дней ищет Ивкина (Петровича) и не может его найти, что Бруза Семена также не может найти, что у него с Ивкиным на почве работы имеются некоторые разногласия.

В беседе Кулик обвинял тт. Шевцова и Шамрило в том, что они отсиживаются под Киевом и что, мол, он один работает по области. Кроме того тов. Кулик сказал, что все вещи, принадлежащие Рыжиковой и мне, проданы для нужд подпольной организации. Он выдал удостоверения мне и Рыжиковой, что мы с санкции подпольного комитета были отпущены на работу в Долинский район, что мы отзываемся в Киев, но выезжать до получения письма не следует.

Он также предупредил, что я, как директор совхоза, должен и в дальнейшем оказывать материальную помощь подпольной организации, а в письме, переданном мне писал, что видел секретаря Львовского обкома КП(б)У Л. Грищука. В подпольную работу он не включился. Сообщил также, что Романченко и Листовничий – агенты гестапо. На этом разговор с тов. Рыжиковой был закончен и она выехала из Киева.

По приезде из Киева Рыжикова мне сообщила, что Соня Лавриненко, которая была прислана Куликом в феврале месяце за продуктами, оказалась аферисткой, передачу второй раз подпольщикам не доставила и превратилась в проститутку. Кулик собирался ее физически уничтожить.

В начале июля 1942 года нами было получено письмо от тов. Кулика по почте, в котором он писал, что Петрович (Ивкин) и Семен (Бруз) отправлены в Могилев. Это означало, что их арестовали. В этом же письме сообщалось, что он уезжает на работу в Германию. Это означало, что Кулик отправляется на левый берег Днепра.

С этого момента связи с Киевом прекратились».

 

[…]

 

Если в начале прихода немцем в Киев из оставшегося в городе населения нашлись многие, которые встречали «освободителей» с нескрываемым восторгом, то сейчас подавляющее большинство в каждом немце видит своего поработителя, грабителя, убийцу.

Население городов и сел довольствовалось мизерными подачками проса и кукурузы. А на его глазах в вагонах, эшелонами отправлялся украинский хлеб в Германию, как «подарок украинского народа своим освободителям».

Некоторая часть населения ожидала привоза промтоваров из Германии, но впоследствии убедилась в том, что в Германию поплыли промтовары даже с их собственных квартир.

Население своими глазами увидело массовое физическое поголовное истребление еврейского народа, начиная от дряхлых стариков и старух и кончая грудными младенцами.

Население увидело массовые расстрелы людей, которые отдавали всю свою жизнь, опыт и знания на дело материального обогащения своей родины.

Вместо цветов, которыми украшали киевляне свои балконы, они увидели на них трупы повешенных, а на улицах толпы нищих.

Отцы и матери лишились своих детей, насильно увезенных в Германию.

Поэтому теперь сброшенная листовка с советского самолета приводит каждого увидевшего ее в восторг, укрепляет надежду в избавлении от фашистского ига родной Красной Армией, ободряет на активную борьбу сотни и тысячи людей против фашизма за советскую власть.

В данное время уточняется, что представляет собой армия «Октябрь», о которой упоминает в своем письме тов. Фалько.

 

Зам. зав.оргинструкторским отделом ЦК КП(б)У

(Чепурной) [подпись]

 

«26» марта 1943 г.

г. Старобельск

ЦДАГОУ, ф. 1, оп. 22, спр. 11, арк. 1–7зв., 10зв.–11