Пожары в Киеве в 1941 году

Наступавшие летом 1941 года немцы были еще далеко от Киева (заняли только Бердичев), но вокруг города уже начались пожары; каждый вечер были видны зарева, главным образом, в западной стороне. Усиленно распространялись в городе слухи, что это немцы жгут наши заводы и фабрики. Такие слухи были на руку большевикам, и целью их было вкоренить в население (которое ожидало немцев как избавителей) ненависть к наступающему врагу.

Вначале казалось непонятным, каким образом находящиеся еще так далеко немцы могли поджигать фабрики и заводы, да и для чего немцы жгут ценное имущество, если они встречают лишь слабое сопротивление? Но потом горожанам стало понятно, что пожары устраивают сами же большевики, чтобы выполнить приказ Сталина – “оставлять врагу только чистое поле”1*. Чем более приближался фронт, тем ближе к городу подступало кольцо пожаров.

Немцы заняли Киев. Выезд из Киева без особого разрешения был запрещен, а разрешения выдавались в отделении комендатуры, которое находилось в самом центре города, на углу Крещатика и Прорезной улицы.

На третий день прихода немцев мне пришлось быть по делам в части города, носящей название Липки. Около 2-х часов дня я услышал сильный взрыв со стороны Крещатика. Оказывается, был взорван угол дома, в котором находилось отделение комендатуры2*. От взрыва погибло около 20 немецких офицеров и много киевлян, стоявших в очереди за получением пропусков.

Этот взрыв был сигналом для начала другого действия большевиков. Вскоре после этого взрыва, вдруг загорелся на Крещатике жилой четырехэтажный дом № 73* (в начале Крещатика, считая от Царского сада) и загорелся в среднем этаже.

Уходя из города, красные взорвали водопроводную станцию, и поэтому борьба с огнем представляла особые трудности. Очевидно, предвидя это, немцы доставили на самолете из Германии нагнетательные насосы со шлангами, чтобы качать воду для тушения пожаров непосредственно из Днепра. Но, когда насос стал подавать воду на Крещатик, случилась авария: шланги у Днепра оказались разрезанными. Немцы немедленно предприняли облаву и захватили в момент резки шлангов семь человек, которых немедленно расстреляли у входа в Царский сад. Среди расстрелянных один был пожилого возраста, лет пятидесяти, по внешнему виду – рабочий, а остальные – в возрасте 19–25 лет. Возле них валялись на земле их документы, в том числе и комсомольские билеты.

Борьба с пожаром дома № 7 была после этого продолжена, но вдруг начался следующий пожар в доме № 11, и опять пожар возникает в среднем этаже. Стало ясным: несомненно – поджог.

Как было после установлено немецкими следственными органами, большевики, покидая город, оставили в нем целую армию своих агентов. Эти агенты (чины НКВД), располагая квартирными ордерами, занимали комнаты в домах центра города по особому плану. Согласно этому плану, почти в каждом доме на Крещатике и в прилегающих к нему улицах комнаты в средних этажах оказались за агентами; возможно, что и один агент мог занимать комнаты в ряде домов. Техника поджога была очень проста: днем, в служебное время, когда многие квартиранты отсутствовали, агент НКВД приходил в комнату, обливал керосином мебель и пол, поджигал и выходил из комнаты, заперев ее на ключ. Огонь быстро распространялся по переборкам на другие этажи, и весь дом пылал.

Пожары, начавшись в стороне Крещатика, прилегающей к Царскому саду, постепенно продвигались в сторону Бессарабки, захватывая части Думской площади и улиц: Институтской, Николаевской, Прорезной, Лютеранской, Фундуклеевской.

Немцам, по-видимому, сначала не приходило в голову, что эти пожары производятся советской агентурой. Желая приостановить распространение пожаров, они взрывали соседние с горящим дома, но, конечно, эта мера пожаров не останавливала. Горела лучшая часть города, пяти-шестиэтажные дома: две самые лучшие громадные гостиницы – Гранд Отель и Континенталь, цирк, одиннадцатиэтажный дом Гинсбурга и т.д. Сначала горела левая сторона Крещатика (если считать со стороны Царского сада), а затем были подожжены дома и с правой стороны. Конечно, при таких условиях ни остановить пожаров, ни потушить их не было никакой возможности, так как вода из Днепра подавалась в ограниченном количестве, а пожары возникали один за другим.

Здесь попутно следует упомянуть о взрыве Лавры. На территории Лавры, в так называемом Музейном городке, был расположен ряд музеев – Антирелигиозный, Исторический, Театральный и др. Здесь же, на территории Лавры, жили некоторые лица, служащие музеев. Еще до прихода немцев НКВД предложило администрации музеев сдать ключи от всех помещений, а частным лицам в трехдневный срок выбраться из занимаемых ими квартир, на том основании, что на территории Лавры будет находиться штаб обороны Киева. Когда это распоряжение было выполнено, около всех ворот, ведущих на территорию Лавры, были поставлены часовые, и вход был строжайше воспрещен4*. Что там делало НКВД – неизвестно, но оно располагало и временем, и полным отсутствием посторонних свидетелей.

Когда немцы заняли Киев, распространился слух, что жители Киева хотят в ближайшие дни устроить в Лавре торжественное богослужение с молебном об избавлении от большевиков с присутствием высшего немецкого командования.

Автору этой статьи пришлось видеть накануне старшего научного работника Лаврского музея – покойного Н. Черногубова. Он советовал предупредить немецкое командование о том, что Успенский собор минирован[,] и что необходимо отменить богослужение. Видимо, Черногубов сделал это предупреждение, и богослужение было отменено. Взрыв произошел как раз в тот час, на который было назначено это богослужение5*. Взрыв был чрезвычайно сильным; по-видимому, взрывчатое вещество было заложено в разных местах под Великой Успенской церковью, так что мусор, образовавшийся после взрыва, представлял из себя громадную, довольно правильную коническую форму, а местами валялись по всему погосту крупные камни и около Святых Ворот лежал большой кусок деревянной балки, отлетевший примерно шагов на сто от места взрыва. От здания собора остался в вертикальном направлении только очень небольшой угол строения высотой приблизительно в два этажа. Все здание церкви было построено чрезвычайно капитально, стены, арки все было сделано очень основательно, но под церковью было проведено отопление, была целая система ходов, и для НКВД заминировать это здание не представляло особых затруднений. (Вообще большевики достигли в области разрушений святынь больших “достижений”. Так, при взрыве в Киеве Златоверхого Михайловского монастыря6* все строение сразу как бы осело на землю, и кирпичи здания отлетали в сторону недалеко; то же самое наблюдали в Харькове при взрыве Собора7* и в других местах).

Уничтожив взрывом Успенский собор, советские агенты вели и дальше работу по разрушению Лавры. В частности агентура применила для этого следующий способ.

Во время немецкой оккупации у населения были сильные затруднения с топливом. Ордеры на получение топлива выдавала особая комиссия при Городской Управе. Заведующим отделом топлива при Городской Управе оказался бывший чин НКВД, что было после обнаружено специальной комиссией, образованной немецкими властями. Этот член отопительной комиссии выдавал жителям ордеры на топливо, которое владелец ордера мог получить, разбирая в Лавре не пострадавшие от взрыва дома (одноэтажные старинные строения, в которых находились ранее келий монахов), находящиеся по обеим сторонам дороги, ведущей от Св. Ворот к Великой церкви. И только, когда этот агент был разоблачен, выдача подобных ордеров была прекращена.

Существует мнение, которое распространялось советской пропагандой, что взрыв Лавры устроили немцы. Подобное утверждение было необходимо большевикам, с одной стороны, для того, чтобы возбуждать население против немцев, а с другой – чтобы сложить с себя вину за преступление.

Невольно возникает вопрос: для какой цели и зачем немцам нужно было взрывать Лавру, не имеющую никакого отношения ни к стратегии, ни к политике, тратить на это большое количество взрывчатого материала и возбуждать против себя население?

Что Великая церковь, знаменитая исторически и в архитектурном отношении, представляла из себя большую ценность и по находящимся в ней старинным предметам, немцы были прекрасно осведомлены, и они даже на должность заведующего Музейным городком назначили специальное лицо – немецкого офицера8*. Что немцы были озабочены сохранением всех этих ценностей, видно из следующего: старший научный работник музея, покойный Н. Черногубов, немедленно по вступлении немцев в город перенес из ризницы церкви в здания келий и в помещения около Св. Ворот9* чрезвычайно ценное громадное собрание старинных вышитых подризников, старинных риз и др. уникальных тканей, даренных царями и гетманами, а также много исключительных по своему богатству, редкости и ценности древних икон, ценнейших старинных книг и церковной утвари. Немецкий офицер, заведующий Музейным городком, распорядился все эти вещи отнести обратно в ризницу церкви, так как находил, что размещение их в домах не является безопасным в отношении кражи. На возражения Н. Черногубова, что он опасается взрыва церкви, офицер усмехнулся и сказал, что этого быть не может. Все вещи были перенесены обратно и погибли при взрыве. Об этом пишущему эти строки лично рассказывал Н. Черногубов. Это вполне подтверждает, что к взрыву Успенской церкви немцы не имели никакого отношения. Во всяком случае, если бы они минировали церковь, то об этом знал бы немецкий офицер, заведующий Музейным городком и, конечно, он не отдавал бы распоряжения переносить ценнейшие вещи на место будущего взрыва. Кроме того, доставка большого количества взрывчатого вещества и работы по минированию были бы замечены посторонними, так как доступ на территорию Лавры был при немцах сравнительно свободен10*, для всех, кто имел какое-либо отношение к музеям, находящимся на ее территории, был совершенно открыт, и работы по минированию нельзя было бы не заметить; наоборот, пребывание НКВД в Лавре в течении 2–3 недель при абсолютной изолированности территории давало большевикам полную возможность минировать Лавру. Говорили тогда, что немцами была задержана какая-то женщина, которая сообщила о минировании церкви и даже указывала время взрыва, но, будто бы времени до взрыва оставалось немного, и немцы не решились разминировать церковь11*.

Нет никакого сомнения в том, что взрыв в Лавре – работа большевиков, выполненная оставленной в Киеве агентурой НКВД. Агентов в свое время было оставлено достаточно и в самой Лавре, свидетельством чему является убийство старшего научного работника музея вышеназванного Н. Черногубова полицейскими из чинов советской разведки, проникших в полицию при Лавре. К Черногубову вечером явились на квартиру лаврские полицейские и вызвали его якобы в полицейское управление. Через некоторый промежуток времени у наружной стены Лавры (в сторону города) был обнаружен в очень неглубокой яме, засыпанной землей, труп Н. Черногубова12*. Он погиб, как антибольшевик.

Крещатик горел дней десять. Пылали пятиэтажные громады, выходящие своими фасадами на Бессарабскую площадь, догорали дома за углом на Крещатике, а дальнейшие, сгорев, дымились. Повсюду стояли немецкие солдаты, не пропускавшие никого близко к пожарищу. Не видно было пожарных, да они были и лишними, так как ничего нельзя было сделать при таком грандиозном пожаре, располагая одним шлангом, подающим воду из Днепра. Далее Бессарабки пожар, однако, не пошел. Каким-то образом уцелело от пожара несколько домов на Крещатике среди руин и одно здание, находящееся на площади – Дума, но через несколько дней агенты сожгли и Думу13*.

В городе возникла паника. Где предел пожаров? Всем было ясно, что город жгли энкаведисты, но на чем они остановятся? Люди спали, не раздеваясь, в ожидании пожара, и мысли всех были сосредоточены только на пожарах, от которых, казалось, не было спасения. Каждый большой дом ожидал у себя возникновения пожара, а с ним и меньшие, находящиеся рядом. Основания для паники были вполне достаточные – вдруг загораются лавки Сенного базара, огонь бушует, и жители Б[ольшой] Житомирской, Львовской, Сретенской и Бульварно-Кудрявской улиц с напряжением и тревогой следят, в какую сторону, на какую из улиц перекинется огонь. В начале каждой улицы стояли толпы людей, некоторые держали в руках иконы и произносили молитвы.

Когда во время войны жгут города с определенной целью – ослабить своего противника, – это до известной степени объяснимо. Так, например, поступили немцы, уходя из Киева в 1943 году. Они тоже жгли и разрушали город, но тогда они, уже побежденные, отступая, старались нанести врагу возможно большие потери и хоть несколько задержать его наступление. Но когда в Киеве жгли город, его лучшую часть, сами, так сказать, хозяева, – это было дико, нелепо и неоправдываемо никакими военными соображениями. Только в глубоко преступной голове советского диктатора могла возникнуть подобная мысль.

Проф. Б. Жук

Києво-Печерська Лавра у часи Другої світової війни. Дослідження. Документи /

Упоряд. Т.М. Себта, Р.І. Качан. – К.: “Видавець Олег Філюк”, 2016. – C. 264–269

КОМЕНТАРІ

*…чтобы выполнить приказ Сталина – “оставлять врагу только чистое поле”… – про виступ Сталіна по радіо 3 липня 1941 р., в якому прозвучав заклик нічого не залишати ворогу, див. коментар 15* до док. “Спогади Н. Лінки (Геппенер) “Великая Отечественная война 1941–1945 гг. (Киев)”...”.

**…На третий день прихода немцев […] Около 2-х часов дня я услышал сильный взрыв со стороны Крещатика. […] взорван угол дома, в котором находилось отделение комендатуры… – вибухи на Хрещатику почалися 24 вересня 1941 р. приблизно між 14 год. і 16 год. і не з будинку комендатури по вул. Хрещатик, 30, а жандармерії по вул. Хрещатик, 28/1 (детальніше див. коментар 28* до док. “Спогади Н. Лінки (Геппенер) “Великая Отечественная война 1941–1945 гг. (Киев)”...”, док. “Повідомлення Оперативної групи “С” [...] з донесення про події в СРСР № 97...”, док. “Повідомлення Оперативної групи “С” [...] з донесення про події в СРСР № 106...”, а також статтю Себти Т.М. “Києво-Печерська Лавра на початку Німецько-радянської війни…”, с. 38–46).

***…Вскоре после этого взрыва, вдруг загорелся на Крещатике жилой четырехэтажный дом № 7… – будинок на Хрещатику, 7 загорівся не 24, а 19 вересня 1941 р., коли у місто входили німецькі війська. У ньому розміщувався Трамвайний трест, а на 1-му поверсі – їдальня № 430 (Список абонентів Київської міської телефонної сітки АТС за станом на 1/V 1940 року. – К., 1940. – С. 116, 169; Пушкарський Н.Ю. Як горів Київ // Український збірник. – Кн. 5. – Мюнхен, 1956. – С. 165; Форостівський Л. Київ під ворожими окупаціями. – Буенос-Айрес, 1952. – С. 23).

4*…частным лицам в трехдневный срок выбраться из […] квартир, на том основании, что на территории Лавры будет находиться штаб обороны Киева. […] распоряжение было выполнено […] вход был строжайше воспрещен… – цей факт підтверджує публіцист Ю. Краснощок, який згадував, що у вересні 1941 р. вхід у Лавру був закритий навіть місцевим жителям під приводом того, що там розмістився Штаб оборони Києва (див. док. № 25).

5*…Взрыв произошел как раз в тот час, на который было назначено это богослужение… – ще одна з поширених у Києві чуток про обставини вибуху собору. Собор злетів у повітря порожнім приблизно через дві години після того, як його оглянули президент Словаччини Йозеф Тісо і супроводжуючі його особи (див. фото 44–49; док. “Радіотелеграма № 28 вищого керівника СС і Поліції Південної Росії Ф. Єкельна...”, “Повідомлення Оперативної групи “С” [...] з донесення про події в СРСР № 130...”).

6*…при взрыве в Киеве Златоверхого Михайловского монастыря… – мається на увазі Золотоверхий Михайлівський собор, зруйнований більшовиками вибухівкою 14 серпня 1937 р. (Вечерський В. Реабілітація репресованої святині // Пам’ятки України. – 1999. – № 1. – C. 15; Звід пам’яток історії та культури України. Київ. – Кн. І, ч. ІІ. – К., 2003. – С. 675).

7*…в Харькове при взрыве Собора… – йдеться про харківський кафедральний собор Успіння Пресвятої Богородиці (1771–1777), на якому у 1929 р. були знесені всі п’ять його бань (Новгородов В.Е. Золотой венец старого Харькова. Успенский собор – памятник архитектуры XVIII века: Историко-архитектурный очерк. – Харьков: Прапор, 1990. – С. 24).

8*…на должность заведующего Музейным городком назначили специальное лицо – немецкого офицера… – йдеться про вищого начальника СС та Поліції Південної Росії генерала поліції, обергруппенфюрера СС Фрідріха Єкельна, якого райхскомісар України Еріх Кох уповноважив давати дозвіл на вхід до Лаври (див. док. № 31–33, 35, 119 у збірнику: “Києво-Печерська Лавра у часи Другої світової війни...”).

9*…в здания келий и в помещения около Св. Ворот… – ймовірно, корпус 4 (колишні келії соборних старців), в якому був масовий відділ Центрального антирелігійного музею, і корпус 28 біля Троїцької надбрамної церкви, де окреме приміщення також належало ЦАРМ (див. план КПЛ 1920–1930-х рр. у збірнику: “Києво-Печерська Лавра у часи Другої світової війни...”).

10*…доступ на территорию Лавры был при немцах сравнительно свободен… – не зовсім так. До 19 жовтня вхід на територію Лаври був, дійсно, вільний, але з цього дня вхід на територію КПЛ був обмежений навіть для німців, відвідувати дозволялося Успенський собор і антирелігійну виставку колишнього ЦАРМ. 21 жовтня почалося виселення мешканців Верхньої Лаври, яке закінчилося 29 жовтня 1941 р. (ГАРФ, ф. Р-7021, оп. 65, д. 10, л. 48; Черногубова-Яковлева Е.А. Правда о смерти Н.Н. Черногубова // Правда Украины. – 21.05.1944. – № 98 (7418). – С. 2; док. № 31–33, 35, 49–50, 61, 119 у збірнику: “Києво-Печерська Лавра у часи Другої світової війни...”).

11*…будто бы времени до взрыва оставалось немного, и немцы не решились разминировать церковь… – один із найпоширеніших варіантів тогочасної версії вибуху собору шляхом приведення у дію німцями радянської вибухівки, яка існує й донині (Кабанець Є.П. Загибель Успенського собору: міфи й дійсність. Документальне розслідування. – К., 2011. – С. 284; коментар 11* до док. “Лист В. Шугаєвського головному редактору газети...”).

12*…К Черногубову вечером явились на квартиру лаврские полицейские и вызвали его якобы в полицейское управление. Через некоторый промежуток времени у наружной стены Лавры […] труп Н. Черногубова… – про загибель М. Чорногубова див. коментар 32* до док. “Спогади Н. Лінки (Геппенер) “Великая Отечественная война 1941–1945 гг. (Киев)”...”, док. “Лист К. Чорногубової-Яковлевої голові Київської міської управи [В. Багазію]...”, “Частина листа К. Чорногубової-Яковлевої [голові Київської міської управи В. Багазію] щодо діяльності та обставин загибелі її чоловіка...”.

13*…через несколько дней агенты сожгли и Думу… – Дума (Хрещатик, 18) загорілася 1 листопада 1941 р. о 8 год. 45 хв. внаслідок підпалу радянськими диверсантами, за що наступного дня, 2 листопада, за наказом коменданта м. Києва генерал-майора К. Ебергарда було розстріляно 300 киян (Кабанець Є.П. Загибель Успенського собору: міфи й дійсність. Документальне розслідування. – К., 2011. – С. 125; Кузнецов А. Бабий яр. – К., 2008. – С. 114).