Беседа 31 июля 1944 г.

 

ПИРОГОВСКАЯ Надежда Антоновна, беспартийная, работает бухгалтером райпищеторга Кагановического района.

 

У меня в последние месяцы столько горя, что я буквально голову потеряла. Умерла мать от сыпного тифа, был болен сын два месяца. Он лежал дома. Врачи не могли определить что за болезнь у ребенка

В это время я никак не могла навестить могилы мужа. На днях как-то прихожу навестить в Пушкинский парк. Меня туда не пускают красноармейцы. Я рассказала зачем я пришла, они тогда направили к полковнику. Ему я тоже рассказала зачем я сюда пришла и спрашиваю, где могила моего мужа. Он мне сказал, что в парке организуется выставка и трупы, похороненных в парке бойцов и командиров РККА, выкопаны и вывезены, куда, он не знает. Посоветовал мне обратится в городское похоронное бюро. Я пошла туда – Крещатик, № 12, мне не могли сказать куда увезли труп моего мужа. Посоветовали сходить на Лукьяновское кладбище и на Оскольдову могилу. Я ходила на Лукьяновское и Байковое кладбище, там сказали, что здесь нет. Но я страшно боялась, что его откопали и положили в братскую могилу. Такое предположение высказывал работник похоронного бюро. Это ужасно, что я теперь даже не знаю, где могила моего мужа. Ведь это все, что осталось от него.

Он был очень хороший человек, семьянин прекрасный, любил семью, заботливый, внимательный. Работал он очень хорошо, еще когда парторгом на лесозаводе «1-го мая» работал, народ его очень любил за прямоту, правдивость и настойчивость. Помню, рабочие даже к нему на квартиру ходили и рассказывали свои нужды и он никогда не оставлял без внимания человека.

А при немцах так он весь отдался подпольной работе. За эти два года он не работал и жили мы только на то, что я зарабатывала, работая бухгалтером мясомолочного торга. Мне очень, очень приходилось тяжело. Работала от 7–8 ч. утра до ночи. Денег не хватало. Мы всегда были голодны. Но нам изредка помогали товарищи.

Муж вынужден был идти работать, когда я заболела тифом. Больше двух месяцев я отлежала в постели. Работал он курьером на пивзаводе. Но вынужден был уйти оттуда, так как однажды, разнося бумаги, он встретился с бывшим секретарем комсомольской организации Чернышевым, который оказался фольсдойч и был полицаем. Он ушел.

В период подпольной работы у мужа часто бывали Мироничев, тогда просто «Дед», Светличная Ольга, Миша-грузин, Яша какой-то и Андрей. Эти двое были часто, особенно в последние месяцы. Бывал часто Сикорский Ваня, рассказывают его прямо на улице расстреляли, корда он листовки расклеивал.

В начале 1942 г. бывал Болотин. Где он сейчас, не знаю. Бывало много у него народа, особенно в сентябре, октябре 1943 г., а кто по фамилии и имени – не знаю, так как я не спрашивала, нельзя было знать, а потом ведь я целый день на работе была, сын на улице, а он один с бабушкой оставался. Уходил куда-то. А вообще на протяжении всего времени совещания были. Придут 3–5 человек поговорят о чем-то в дальней комнате и уйдут. Знаю, что часто был на Соломенке у Ярой (Первомайский поселок, Б. Ленина, № 121). Она очень хорошая женщина, она нам во многом помогала. Муж ее хорошо знал до войны. Они большие приятели были.

Бывал он на Подвальной, кажется брал сводки у Мироничева, у Андрея, к Мише грузину ходил, у Светличной был.

Но как он погиб. Я жить не могу, я должна знать про его погибель. Это цель моей жизни. Я убеждена, что кто-то свой его выдал. Мы с ним очень хорошо жили и так условились, что чтобы с ним не случилось, даст мне знать. У нас очень удобная квартира, чердак был в нашем распоряжении, черный ход, парадное, квартира совершенно изолированная. Если бы это были гестаповцы, он бы сумел убежать, сопротивляться, или хотя бы сказать бабушке, что его арестовали. Когда я пришла с базара (ходила туда по его поручению, чтобы купить мыла, т.к. он собирался уйти на несколько дней), мне мама говорила, что был муж и ушел с каким-то мужчиной и женщиной и рассказала мне как это было.

Постучались, муж бежит открывать и бабушка подбегает тоже открывать (мы всей семьей договорились чтобы он сам не открывал двери). Женщина спрашивает – Надя дома. Муж открыл двери. Они зашли, поздоровались и проходит с ним в дальнюю комнату. Потом поговорили о чем-то. Муж такой взволнованный, несколько раз выходил в столовую и даже на кухню. Женщина сидела в первой комнате. Потом он берет пальто и одевается. Бабушка спрашивает женщину – куда они идут. Женщина ответила – пусть идут. Она тогда мужа спрашивает «Вы куда идете?» Он сказал – «Иду вот с ними» и ушел и больше я его не видела.

Я его не разыскивала в эти пять дней, так как была убеждена, что он ушел и работает. В эти дни из подпольных работников ко мне никто не заходил. Я правда волновалась, беспокоилась о муже. Потом 7 ноября, утром, приходит ко мне на квартиру Мироничев, Светличная и еще кто-то, не помню и поздравляют с освобождением Киева от немцев. Я спрашиваю – а где же муж? Они промолчали, а кто-то из них сказал, что вроде судьба такая или что-то вроде этого. Я стала настаивать, тогда мне сказали, что он убит. Я не знала, что Светличная арестовывалась. Когда ко мне прибежала Ярая и разыскивает Пироговского. Она тоже не знала что его уже нет. Мы стали разыскивать труп, но не могли найти. Одна какая-то женщина разыскивала своего сына и нашла труп моего мужа и еще подпольного работника. Его похоронили с почетом в Пушкинском парке.

Потом я ходила на квартиру к Светличной. Она приняла меня как-то грубо. Я спрашивала, как это случилось, видела ли его там в гестапо. Она сказала, – видела, в одной камере сидели. Она рассказывала, что как будто бы она его спрашивала – знает ли семья, что тебя арестовали. Он ответил – знает. Рассказывает, что очная ставка им была и как будто бы Ольга сказала, что его не знает, а он сказал, что это моя связная. Не верю я, чтобы мой муж мог так сказать.

Как-то в выходной день я была дома. К нему приходили люди, в том числе Мироничев. О чем-то они долго говорили, потом те ушли. Он вышел уставший, недовольный, расстроенный. Я спросила – чем ты недоволен, или что случилось. Он с такой досадой сказал: «Лодырей у нас много, работать не хотят». Я не стала расспрашивать. А потом такой случай был. Ярая зная, что мы все очень тяжело живем, предложила для подпольных работников свою молодую корову. Муж еще не знал куда ее деть и как лучше использовать. А кто-то из работников пошел к Ярой за этой коровой. Так муж пошел к Ярой и предупредил, чтобы она корову никому без него не давала. Он якобы сказал Ярой, что лодырей много, есть много найдется, а работать нет, что он ее отдаст тому кто работает.

И все-таки думаю, что выдали его эти лодыри. Но кто они, кто уничтожил его.

Из подпольных работников никто меня не называл Надей, не знаю, знал ли кто мое имя.

Бабушка рассказывала, что женщина была незнакомая, она ее никогда не видела, а мужчину плохо рассмотрела. Просто не обратила внимания какой он из себя.

Кто знал нашу семью так это семья Боросенко Антона. Антон эвакуировался, а жена и дочь не успели уехать. Жену Людмилу Лаврентьевну я еще по гимназии знаю. Вместе учились. А дочь у нее была взрослая – Надежда Антоновна, ребенок у нее был, так она с немцами крутила. За эти годы она у нас никогда не была, а я у них была раза два.

Надежда Антоновна меня всегда называла Надей. Они с немцами в Ровно уехали. Кое-кто говорят что их забрали и увезли. А мне кажется, что они просто сами уехали. Уехали они внезапно и в последние дни октября. До сих пор они не возвращались.

Потом вот еще что нужно сказать. Как-то я сказала мужу, что мне твоя связная не нравится, какая-то странная она. А он сказал, нет, я ей верю и она исполнительная. А сейчас я узнала от Митонют Таси (ее приятельницы, она живет в нашем доме), что когда Оля к ней заходила, то рассказывала, что муж работает подпольно. Митонют живет – Тарасовская, № 19, кв. 9.

 

Беседу записала инструктор оргинструкторского отдела Киевского горкома КП(б)У

Чепижко