СТЕНОГРАММА БЕСЕДЫ с тов. ГОЛЕЦ

 

Присутствовали: т.т. Нежинский, Стадник, 1, Крепский, Яковчук, Кузьменко.

14.IV–1945 г.

 

Тов. Голец.

Были в плену я, Арзумян, Клоков и еще некоторые товарищи.

Когда мы попали в Дарницу я встретил там очень много киевлян, очень многих руководящих товарищей, в том числе зам. председателя Облисполкома т. Воробьева, зав. культпромом Райпарткома т. Горобец, зам. нач. МПВО.

Мне было известно о том, что в Киеве ЦК Партии оставил подполье. Известно было мне потому, что меня на эту работу приглашал секретарь Молотовского Райкома Гунчак. Почему-то это не состоялось, но одного из товарищей, который остался в подполье я знал. Он был мне близким другом. Фамилии я его не помню. Он был судьей в одном из районов.

Мы решили выйти из плена и организовать подпольную работу, при чем я предложил т. Хитушко, начальнику МПВО Молотовского района, Воробьеву и ряду др. товарищей выйти из плена, в Киеве связаться с подпольем, а, если не удастся самим организовать борьбу. Мы наметили явочные квартиры, пароль. Я назвал явочную квартиру у своей тещи на Дмитриевской, № 2.

Мне удалось первому уйти из плена.

Как я ушел из плена.

ВОПРОС: Расскажите, как вы попали в плен, где попали, как попали в Дарницу и как ушли.

Тов. Голец: – Мы попали все в окружение под Киевом, в районе Барышевки, сначала в Борисполе. В Борщи я пришел с группой товарищей, отошли с группой в лес, организовали полк на прорыв, но прорыв не состоялся. Нас разбили. Осталось в живых человек 50. Потом организовали партизанский отряд. Этим отрядом оперировали недели 2–3 в Переяслав-Хмельницких лесах. Потом отряд распался. Часть разошлась по домам, часть ушла к немцам. Нас осталось 6 человек.

С этой группой я решил перейти линию фронта. Взяли направление на Лубны. В этой группе были я, Арзумян, товарищ из Полтавской области, два товарища из Орловской области и один из Курской. Мы пошли в направлении на Лубны. Не доходя километров 30 на рассвете зашли в одну деревню достали еды и легли спать. Либо нас предали, либо сами немцы нас заметили, но нас арестовали, обезоружили и направили в лагерь. Направили сначала в лагерь под Яготин. Лагерь находился в совхозе. В этом лагере встретил много киевлян, которые сидели по 2 недели по месяцу. Я узнал ситуацию.

ВОПРОС: – Вы даты называйте.

т. Голец: – 25 сентября я вышел из Борщов. Числа 15 октября мы вышли из леса, а числа 28 октября немцы нас арестовали. 29 октября я был в лагере.

Ознакомившись с обстановкой в лагере, я решил из лагеря уйти. Мы попали в 180 сотню, а на этапе стояла 40-я сотня. Мы хитростью устроились с этой 40-й сотней. Наша четверка и вышли в этап.

ВОПРОС: – Все-таки как вы ухитрились.

т. Голец: – Стали в сотню. Нас начали выгонять потому что мы были не из этой сотни. Мы набили кое-кому морду, доказали, что мы из этой сотни и ушли. Ушли на Барышевку. Прибыли в Барышевку, потому в Борисполь. В Борисполе нас загнали в лагерь на аэродром. Там тоже хитростью стали в строй и добрались до Дарницы. В Дарнице сидели 3 дня в лагере и на 4-й день ушли.

По дороге, когда мы шли я приготовил записку родным и знакомым, которым мог доверять и на второй день к лагерю подошли знакомые и сестры моя и жены. Моя знакомая Рожковская, дочка познакомилась с офицером, принесла ему подарки и под видом своего отца меня из лагеря забрала.

После этого начали организовывать вывод из лагеря других товарищей тем же способом. Когда выходил, я сказал, что у меня есть товарищи украинцы.

ВОПРОС: – Значит вас освободили как украинца.

т. Голец: – Иначе не могли освободить. Я заявил, что я являюсь украинцем. Допрашивали коммунист ли я, политработник.

ВОПРОС: – Расскажите об этом допросе.

т. Голец: – Когда выпускают заполняют анкеты, спрашивают кто вы. Я назвал фамилию Олейников. Спросили коммунист – нет. Русский – нет. Комиссар – нет. Политрук – нет. Кем вы в армии были. Я сказал, что из тюрьмы, был репрессирован советской властью. Мне выдали справку на имя Олейникова, что направляюсь в Киев к месту постоянного жительства своей семьи. Таким образом я ушел.

Когда я прибыл в Киев я не успел помочь своим товарищам Арзумяну, Клокову и Васину потому, что они ушли из лагеря сами. Васин жил в Киеве у Баредзея возле Красного Экскаватора. Эти товарищи попали на этап на Керосинную. Арзумяну удалось уйти в Киев как киевлянину под фамилией Соколова. Я ему заготовил документы мужа моей сестры. Клоков и Васин сначала пошли на Житомир, потом они с Васиным удрали. Их полиция арестовала. Через наших знакомых мы их выручили и забрали из Святошинской полиции.

 

[…]

 

ВОПРОС: – У вас был шофер Диденко на торофоразработках

т. Голец: – Он был не у нас шофером, но обслуживал партизанский отряд.

ВОПРОС: – В вашем присутствии Диденко опознал, что Благов гестаповец.

т. Голец: – Я приехал туда с группой Перевертуна. Там оказался командиром Колос. Мы остановились со своей группой под видом командировки, как будто едем куда-то дальше, но нас застала ночь и мы остались ночевать. Зашли к директору в квартиру. Дочь директора торфоразработок была связной партизанского отряда. Мы ее послали в отряд. Приходит Колос, Полей. Приходят ребята пьяные. Ворвались: руки вверх. Мы поняли руки. Обыскали оружие. Ни у кого оружия не нашли потому, что мы оставили его в другом месте. Полчаса нас держали с поднятыми руками. Я запротестовал: я руководитель организации, приехал по делу и принимайте нас по-деловому. Проверка нужна. Но вы видите люди не вооруженные, вы с оружием. Давайте беседовать о деле. Но что с ними беседовать, когда они пьяные в дым. Ничего нельзя говорить.

Полей, комиссар, более здравый человек. Полей говорит у меня есть подозрение, что вы все гестаповцы. Я говорю. Если мы все гестаповцы, расстреляйте нас всех. Это ваше право. Но вы должны какое-то основание иметь. Мы приехали по делу. У нас была договоренность с Григорьяном. Я показал письмо Григорьяна.

Нет, гестаповцы. Выходит Диденко пьяный в дым и опознает. Он на меня показывает – вот гестаповец, на Благова – он.

Если он на меня показывает, что я гестаповец, как я могу верить, что и Благов гестаповец. Еще он даже говорит, что видел меня в 33 номере 5-й комнаты, когда я там никогда не был. У меня возникло недоверие к этим людям. Я стал настаивать: расследуйте этот факт.

– Что вы привезли.

– Я привез радиоприемник, пишущую машинку, медикаменты, патроны, гранаты.

– Где они.

– На машине.

Диденко был помощником механика. Он нам гараж открыл и закрыл на замок.

– Идемте.

Колос говорит: там ничего нет.

– Я голову даю на отрез. Я сам укладывал в машину.

Меня арестовали и под винтовкой ведут в гараж. Начинаю искать. Действительно гранат нет, патронов нет, медикаментов нет. Но я говорю, они не знают, где у нас радиоприемник спрятан, а был он под чурками. Выгребли чурки, оказался радиоприемник и пишущая машинка.

Колос начинает их ругать.

Пришли в комнату. Через 5 минут приходит Диденко. Радиоаппарата нет.

Я говорю. У вас здесь провокации, сидят сволочи, которые хотят гробить партизанскую работу. Партизан, который стоит на посту говорит: Диденко только что на горбу понес что-то в мешке. Начинается обыск. Разыскивается аппарат у Диденко. Я был уверен, что это провокация людей, которые хотели сорвать работу нашей подпольной организации. Я сказал, если вы его не расстреляете, я его сам расстреляю

Я оставался здесь. Пусть Вы меня расстреляете, но я этого гада расстреляю. Диденко был родственником Петракова. Диденко был наш человек, не был предателем. Диденко погиб, благодаря предательству Благова, как и дочка директора. Была такая ситуация, как я мог верить. Он и на Перевертуна тыкал пальцем, а Перевертун все время командовал крупным отрядом.

Я решил, что с пьяным говорить не буду.

После этого принесли еще два литра водки и начали выпивать.

Это было 29–30 марта 1943 г.

(Тов. Кузьменко: Вы знали дівчину, з якою Благов путався. Как проходили похороны, кто был эта Вера?)

Вера работала переводчицей в немецкой земельной управе. Одновременно она работала с нами. Она заготавливала нам документы на пишущей машинке, командировки со штампами выписывала когда нужно было. Была доверенной девушкой. Вера имела связь с нашим партизанским отрядом. Она сопровождала своего начальника который ехал в Бышевский и Брусиловский район. Он попал в засаду, партизаны расстреляли начальника Управы, а ее тяжело ранили. Но она сказала, пароль, сказала – я Ваша. Ей хотели оказать медицинскую помощь, но уже было поздно, она умерла. Таким образом, начальника и ее представили в Киев и немцы ей устроили [Зачеркнуто: «специальные». Сверху от руки: «богатые»] похороны. Благов был на похоронах. Мне рассказывали, что Благов был на похоронах, что за Гришину голову получил 3 000 рублей.

(Тов. СТАДНИК: И Вы продолжали ему доверять?)

Нет. Веру привезли 27 числа вечером, а 28 числа был дан приказ уничтожить Благова.

(Тов. СТАДНИК: А где Вы были?)

Угол Гоголевской и Бульвара Кудрявского № 30. Я сутки пробыл № 40 на Златоустовской, одни сутки на Вознесенской улице.

 

[...]