Сов. секретно

 

СТЕНОГРАММА

информации КОРОЛЯ Николая Степановича за время его пребывания на оккупированной территории

13 мая 1944 года

 

Беседу проводит тов. ВАКСМАН.

(тов. ВАКСМАН – По Вашему отчету проходит ряд лиц из Киевского университета и академии имени Микояна. Вы подробно расскажите при каких обстоятельствах Вы с ними встретились в Киеве.)

Из университета по отчету проходит Трофименко Степан. Я его знаю еще с 1931 года, когда я вступил в университет. Тогда еще не было единого университета, а было три отдельных института, но размещались они в одном здании, на базе которых возник Университет. Директором Физико-математического института и был Трофименко Степан Викторович. Тогда я его знал просто как директора института.

Я вступил в институт профессионального образования. Вскоре все эти институты были слиты в единый Университет и я не знаю какой он занял пост, но ректором он уже не был. Был ли он только преподавателем или занимал пост заведующего кафедрой – хорошо не знаю.

Я присматриваюсь к нему и говорю – да это ты и есть.

(ВОПРОС – Кого еще из университета Вы встречали в Киеве в период оккупации из преподавательского состава, из студентов.)

Из преподавательского состава я встречал профессора Штепу. Ну, это, конечно, известная личность по Киеву была вообще. Штепа в Университете читал лекции по истории средних веков. В тот период когда я учился, он тоже читал лекции. Тогда студенты ему не раз закидали, что у него не все в порядке с идеологической точки зрения. Помню, когда выпускался учебник по истории Украины, должны были делать разбор реферата по этому учебнику – дать ему критику перед выпуском. В основном редактировал учебник доцент Ястребов, он специалист по истории Украины и больше половины этого учебника он писал. Но потом, когда разбирали на обширном заседании кафедры истории, чтобы сделать анализ и критику учебника, так помню, что разделили такие доклады – кто о чем должен сделать доклад и вот такие вопросы, как марксистско-ленинская трактовка вопросов истории Украины (такая была специально тема) как раз хотели дать Штепе. Я помню на заседании кафедры шла борьба. Штепа ни в какую не хотел брать эту тему и, в конце концов, наотрез отказался от нее, а взял себе историографию Украины, а Ястребов взял эту тему.

(ВОПРОС – В каком году это было.)

В 1935 г.

(ВОПРОС – В чем тогда его подозревали.)

Просто, что он чисто формально излагает материал, и не дает никакого анализа с точки зрения классовой борьбы на Украине. По истории средних веков он тоже так читал – фактический материал огромный и никакого анализа. Поэтому ему уже тогда закидали.

Затем, я уже не был студентом, в 1940 или в 1939 г. я был в армии, в связи с польской кампанией и финской. Как-то приехал в Киев, говорят, что Штепа сидит. Я говорю – туда ему и дорога. Потом говорят – Штепу выпустили. Думал – ошибочно выпустили.

Потом, когда началась война и когда я прибыл в Киев, я вскоре на улице натолкнулся на него. Проходил специально мимо него, чтобы определить, не узнает ли он меня, но он не обращал никакого внимания. Я решил, что он не узнает, да и неудивительно – не мало студентов прошло мимо его глаз.

Одно время здесь власть была вроде захвачена националистами.

(ВОПРОС – Так Вы его встречали, просто как фамилию – Штепа.)

Как фамилию. А потом, когда националистов побили, вижу выходит «Нове українське слово» и Штепа редактор. Его метили и на ректора Университета. Но если «Українське слово» была гнусной газеткой, то «Нове українське слово» стала еще более гнусной, и Штепа в каждой газете помещал либо свою передовую статью, либо большую подвальную статью. В них он лаял как собака на советскую власть, поэтому противно было. Один раз я хотел его даже камнем прибить, но светло было, женщина вышла из-за угла.

(ВОПРОС – Вы говорите о националистах, кого Вы знали из националистов.)

Из националистов я лично никого не знал. Знал по газетам их направление. Знал такого Рогача, который редактировал первую газету.

(ВОПРОС – Кто такой Рогач.)

Очевидно какой-то эмигрант, приехавший вслед за немцами. Кого я не спрашивал, никто не мог сказать, что он киевский.

(ВОПРОС – Еще кого Вы знали.)

С Довженко когда я связался, он мне сказал, что здесь националисты поседают некоторые посты и говорит, что в Вукопспилке работает бывший преподаватель бухгалтерии из Торговой академии, где Довженко учился до войны, некий Замша. Довженко мне сказал еще, что он бы мог помочь в таком деле, как получение каких-нибудь документов необходимых нам и проч. через Вукопспилку. А затем, когда мы обсуждали вопрос, где мы будем брать средства для нашей работы, он говорит – надо устроиться так, чтобы мы могли расхищать имущество и за счет этого получать необходимые средства.

Я говорю – я по крайне мере не могу нигде так устроиться, потому что я работник идейного фронта до войны, так что я не могу устроиться так и ничего общего с этим делом не имею.

– Я бы мог попытаться, говорит Довженко, но боюсь заходить к нему.

– Он тебя хорошо знает, может быть он тебя не помнит?

– Он меня, наверное, хорошо знает, ведь я был секретарем парторганизации.

(ВОПРОС – Как имя, отчество Замши.)

Не знаю.

(ВОПРОС – Довженко решился пойти на связь с националистом?)

Он говорит, что хотя он и знает, что я коммунист, но я скажу, что он националист, а гоняют немцы и националистов. Тогда начали громить Рогача и прочих. Так я рискну в таком случае.

Я говорю – во всяком случае это дело опасное, я не знаю насколько он может испугаться, но не советую.

Через некоторое время Довженко приходит и говорит, что все-таки с Замшей он встретился.

(ВОПРОС – Где они встретились.)

Где-то в Вукопспилке. Довженко рассказывал: я зашел к нему, он узнал:

– Пан Довженко?

– Да, пан Довженко.

Он закрыл дверь.

– Ну что вы хотели.

– Да вот, надо было бы на работу по специальности устроиться. У Вас такая работа разворачивается.

Я начал с того, что большевики уже не придут, советской власти не будет, в общем надо устраиваться на работу.

(ВОПРОС – Это Довженко начал.)

Да, Довженко.

Так он говорит – да, они-то не придут, но и эти сволочи нам жизни не дадут, указывая на немцев. Но я, говорит, все-таки побоялся, думал что это уловка мне и просто сказал – я не знаю[,] как эти будут вести себя, как они будут к нам относиться, какие будут порядки, я в политику не вмешиваюсь. Если можете, так помогите устроиться. И тот написал записку в Киевский райпотребсоюз. Довженко пошел в Киевский райпотребсоюз и там его устроили заведующим базой утиля.

(ВОПРОС – Это в каком году было.)

В 1942 г., приблизительно в апреле или мае месяце, точно не помню.

(ВОПРОС – Довженко регистрировался, как коммунист.)

Нет.

(ВОПРОС – Жил под своей фамилией.)

Нет, жил он под фамилией Шаповалов.

(ВОПРОС – Замша направил его как Довженко, или как Шаповалова.)

Как Довженко.

(ВОПРОС – Как же так.)

Официально он жил как Довженко, а у нас он числился как Шаповалов.

(ВОПРОС – Еще кого устроил Замша на работу.)

Из наших он больше никого не устроил, потому что когда Довженко устроился, он потом мне говорил, что там еще есть такие люди, видимо наши люди, но я еще их не знаю, беседовал только с ними и прочее. И правда, вскоре он мне назвал Перевертуна Петра. Я вообще не знал, что есть еще Перевертун. Он мне сказал, что есть еще один парень, видимо свой, скромный такой, но остроты пускал по адресу немцев.

(ВОПРОС – С кем из них Вы лично познакомились.)

С Перевертуном, приблизительно в мае или в июне 1942 года.

(ВОПРОС – Где Вы с ним познакомились.)

На Красноармейской улице, на углу Полицейской. Шел я с Довженко. Перевертун был тоже заведующим базой утиля, только другой, не той что Довженко. Он шел с Деловой и Довженко меня познакомил. Перевертун, правда, говорит – что ты не помнишь меня?

Я говорю – не помню. Я таки действительно его не помнил. Потом он мне напомнил некоторые эпизоды из университетской жизни, в частности, он меня спросил, знаю ли я Заклещевского. Я говорю – знаю, что до войны он работал в Житомире. Перед войной бывал у меня, после того – не знаю. Когда он напомнил некоторое эпизоды, я вспомнил, что он был в Университете.

(ВОПРОС – Какая была цель Вашего знакомства.)

Довженко говорил, что это наш человек. Я хотел проверить, по-видимому это был коммунист. Он отпускал по адресу немцев и по адресу националистов всякие колкости. Я хотел познакомиться, чтобы выяснить что он собой представляет в действительности. После этой встречи, я несколько раз встречался с Перевертуном и поскольку он говорил мне о Клещевском и о секретаре парторганизации Гриншпуне Борисе, я хотел выяснить его отношение к Гриншпуну. Он отзывался о нем прекрасно, так как этого заслуживал Гриншпун. Это самый лучший товарищ в Университете, причем он не был студентом, а был освобожденным секретарем парторганизации. Потом Астахов был секретарем комсомольского комитета, тоже член партии. Вообще о лучших коммунистах я напомнил и отзыв получил самый хороший, так как я их знал, как их знали университетские передовые люди, да и студенческая масса.

(ВОПРОС – И после этого Вы продолжали встречаться с Перевертуном.)

Я продолжал встречаться и вскоре он сказал, что я имею возможность слушать советское радио. Я сказал, что если такую возможность имеешь, то я не прочь, чтобы ты информировал. Потом мы уже собрались на совещание – Перевертун, Довженко, Я, Лисовец и он официально здесь рассказал нам сводку за несколько дней.

(ВОПРОС – Где он слушал.)

Он слушал дома. Не знаю где он дослал радиоприемник, но у него была группа товарищей, с которыми он раньше связался.

(ВОПРОС – А жил он где.)

Толстого, 11, у своего старшего брата – Перевертуна Грицька, который работал в Вукопспилке.

(ВОПРОС – Кем работал.)

Не то председателем Оргбюро Вукопспилки, не то председателем Вукопспилки. И после этого, мы поручили ему систематически слушать сводки. Причем, он уже был посвящен мной и Лисовцем в то, что есть такие группы. Он тоже был связан с «Ленкузней», с заводом «Большевик».

(ВОПРОС – В частности, с кем.)

С Шохиным по «Ленкузне» и Вабулом по заводу «Большевик». Он сказал, что он связан с этими людьми и договорился, что они организуют других людей вокруг себя и будут создавать боевые группы.

(ВОПРОС – Значит он давал задания Шохину и Вабулу.)

Да, с ними он совещался, этих людей он знал как коммунистов. Мы тогда решили, что это хороший почин и с тех пор Перевертун систематически доставал сводки Совинформбюро и информировал всю нашу группу о том, что делается по организации подпольных групп на предприятиях, какие задания им даются и после этого он получил от нас задание – поддерживать с ними связь и давать им задания по вопросу порчи инструментов, станков и прочее.

(ВОПРОС – С какого времени Вы контактировали работу с Перевертуном.)

С мая 1942 года.

(ВОПРОС – Дома бывали у Перевертуна.)

Я бывал несколько раз.

(ВОПРОС – Когда.)

В начале 1943 года, за 1942 год просто не помню. Брат его занимал обширную квартиру, брата его я никогда не видел, не знаю его в лицо, так что с нами он не был связан. Знаю, что в первый раз я сказал, что я зайду. Он мне оказал, что к этому времени приедет Костя Троян из командировки (а когда он уезжал, мы давали ему задание), он ездил в Николаев.

(ВОПРОС – Троян входил в Вашу группу или в группу Перевертуна.)

Перевертуна, но теперь уже в нашу общую. Мы давали ему задание связаться с рабочим завода им. Ильича.

Когда я сказал, что я зайду, он мне сказал – если я не буду дома, ты просто спросишь Петра или Володю.

(ВОПРОС – Кто такой Володя.)

Это племянник Петра, или сын старшего Перевертуна. Я зашел, спросил Володю и он как раз встретил меня. Я сказал, что я к Петру.

– Зайдите, посидите, он скоро придет.

Он завел меня в маленькую комнатушку. Там было, очевидно, много комнат. Вскоре пришел Петро и Троян. Тогда мы слушали радиосводку.

(ВОПРОС – Где стоял радиоприемник.)

Под кроватью Петра стоял радиоприемник.

(ВОПРОС – Вы лично слушали радиопередачу.)

В этой комнате мы часто собирались, я, правда, не так часто бывал, но так раз пять был. Бывал там Довженко, я и др.

Я пытался выяснить, какие у него были взаимоотношения с братом. Брата я не знал, но так как он был председателем Вукопспилки, то я, конечно, понимал, что коммунист там не мог быть, ясно, что он не наших взглядов. Поэтому я пытался выяснить у Петра, какие у него взаимоотношения с братом. Он просто сказал, что ни на какие темы общественно-политического порядка не говорит с ним никогда. Я, говорит, просто у него, как квартирант, так что никаких связей у меня нет. Его политические взгляды я знаю, они враждебны немцам и, видимо, и советской власти.

Я говорю – чем же это объяснить.

– Не знаю чем объяснить, но факт, что он арестовывался при советской власти, потом был освобожден, но видимо обиделся, видимо обозлен и поэтому я с ним больше не говорил.

(ВОПРОС – А кто из националистов заходил к брату. Вам ясно, что он националист.)

Ясно, что националист. Кто заходил – я не знаю и самого брата я не заставал. Я иногда спрашивал у Перевертуна – как этот лагерь, что они замышляют. Он говорит – никакой связи я с ним не имею, но бывают они или по делу или просто заходят к Грицько.

Я говорю – ты с ними там можешь поговорить и прочее.

– Конечно, если бы желание было, можно, но как только заходят, я прячусь к себе в комнату и ухожу, а сторожат племянники. Племянники находились под влиянием Петра и поныне находятся под его влиянием.

(ВОПРОС – К чему была эта предосторожность, если он жил у брата. Немцы, ведь, не следили за националистами, как за коммунистами.)

Нет, она таки нужна была. Комнатка была изолирована, насколько это было возможно – я не знаю. Она имела смысл в том отношении, чтобы лично с ними не знакомиться и чтобы они не втягивали в свою сферу.

(ВОПРОС – Значит в одной и той же квартире существовало два политических течения. Вы знали нашу большевистскую точку зрения борьбы с национализмом, почему не проводили таковую.)

Борьба с националистами для нас представлялась таким образом: что это настолько немощные люди в политике, что они ничего не смыслят и что они доиграются до того, что их немцы сами расколупают и разобьют.

Только позже, когда я был в партизанском соединении и мы разгромили штаб бендеровской организации, я познакомился с их документами, листовками. Читал их листовку к годовщине создания националистического центра – провозглашение «самостийной Украины» – 30 июня 1942 года.

(ВОПРОС – Националисты вели непримиримую борьбу с большевиками. Вы имели возможность через Перевертуна Петра выяснить руководящий состав, проводимую националистами политику на практике и решили, что немцы будут с ними вести борьбу, а Вы будете наблюдать.)

Мы не имели в виду наблюдать, но мы решили, что настолько бессмысленна их борьба, что они доиграются сами до того, что немцы их раздолбают больше, чем мы можем сделать. Они клеветали на советскую власть, клеветали официально в газете и эта клевета была их практической деятельностью. Это задевало и самих немцев и они не успели еще себя проявить, как немцы их накрыли. Практически оно так и получилось.

(ВОПРОС – Кроме газет, Перевертун имел возможность узнать все мероприятия, которые проводят националисты по Киеву. Он Вас посвящал в то, что делают националисты к тому времени.)

Мы говорили, чтобы он пронюхивал, что они делают, чем занимаются. Он говорил – связи я не имею, но когда они заходят и иногда застанут его в комнате, начинаются разговоры. Так вот, кроме того, что они ругали советскую власть, они ничего не делали.

(ВОПРОС – Руководящее ядро националистов в Киеве.)

Я не знаю их. Я знаю, что Перевертун там слыл за руководящего националиста, Замша, затем возглавлял райпотребсоюз некий Трофименко.

(ВОПРОС – Однофамилец.)

Да, однофамилец, ничего общего не имеющий с тем. Трофименко потом сидел. Этих я знаю, и не лично знаю, а просто потому, что Замша говорил об этом Довженко, а Перевертун Грицько говорил Петру.

 

[...]

 

(ВОПРОС – Говорил ли Вам Лисовец о связи с организацией вне горкома.)

Он говорил, что связан в Нежине с партизанским отрядом, а тут он говорил, что связан с организацией на железной дороге, с этим Павликом. С Павликом мы познакомились, вместе с Лисовцем я ходил к Павлику.

(ВОПРОС – Кто это.)

Не знаю.

(ВОПРОС – Адрес.)

Не знаю. Я знаю, что мы проходили около крахмально-паточного завода, я бы его сейчас не узнал.

(ВОПРОС – Вы не встречали выпуск «Красной книги».)

Встречал, имел ее у себя.

(ВОПРОС – Что это за книга.)

Мне ее дал Лисовец, я ее сохранил, как документ. Он сказал, что эту книгу выпустила организация Павлика, организация на железной дороге, что центр ее на Соломинке. Там живет сам Павлик.

(ВОПРОС – Что это за организация, наименование.)

Не помню. Содержание «Красной книги» такое: была клятва и потом вроде устава – что эта организация собой представляет. Называлась она ОВРБУ, расшифровывалась она так: Организация военно-революционных большевиков Украины. Этот устав кратко излагал, кто принимается в эту организацию, что создаются боевые группы, что каждый вступающий в боевую группу должен давать клятву.

(ВОПРОС – Это большевистская организация.)

Я по крайне мере тогда еще не мог понять, что это за организация. Я так понимал, что если это большевистская организация, так не нужно придумывать никакие новые уставы, а нужно руководствоваться партийным Уставом и партийными документами. Так я расценивал и потом Лисовцу сказал, что если это серьезное дело, то в лучшем случае оно не продумано, по-детски, это несерьезно придумывать какие-то свои положения. Клятва была похожа на ту, которую принимало партизанское соединение. Я сказал, что это не серьезно, что пусть создают боевые группы, а это все не нужно. Я спрятал эту «Красную книгу», хотел разобраться в ней, но она сгорела.