Документи

Книга 2 | Том 2 | Розділ 2. Радянське підпілля в окупованому Києві. Боротьба і загибель

Витяз зі стенограми співробітника оргінструкторського відділу ЦК КП(б)У Ваксмана з Борисом Цюпою

12 січня 1945 р.

Текст (рос.)

 

СТЕНОГРАММА

Беседы с ЦЮПА Борисом Александровичем,

проводимой тов. ВАКСМАН С.Я. 12 января 1945 г.

 

 

тов. ВАКСМАН – Расскажите, как Вы попали в Киев во время оккупации?

ЦЮПА – 29 января 1941 года я был призван в армию, в авиационную часть в гор. Киеве. Отсюда попал вначале в 286, затем в 287 и 288 батальоны аэродромного обслуживания. Переходя с места на место, мы попали в село Срыбное, Полтавской области. В этом селе мы получили задание – уничтожить два аэродрома. Это задание было выполнено, аэродромы были уничтожены. После отступления Красной Армии, мы перекопали эти аэродромы и возвращаясь обратно, мы увидели, что село Срыбное горело, части нашей там уже не было и мы решили догнать нашу часть. Я догнал свою часть, правда, не всю, а только начальника штаба, который забрал всех наших людей. Затем мы все таки продвигались к своей части и встретились с ней в Золотоношах, но тоже от части осталось не много людей. Продвигаясь мы наскочили на минометную перестрелку, которая велась из села в 5-ти километрах от Золотоноши. Вот здесь люди разошлись кто куда потому, что полного ничего не было. Я пошел в разведку в предместье Золотоноши, там встретился с 3-мя немцами, левее села по центральной дороге от Золотоноши. Я их ожидал потому, что слышал, что кто-то идет. Одного я пристрелил, одного ударил прикладом, другого штыком. Я сам чемпион по защите невооруженного от вооруженного. Меня ранили и я пополз обратно в село, но там тоже уже были немцы. Отсюда я попал сразу в лагерь.

ВАКСМАН – Какие у Вас были документы?

ЦЮПА – Документов у меня с собой не было, я закопал их в Золотоношах в крайней хате, где мы оставили подводу, все документы и часть оружия, какое было при себе, мы все закопали возле садика у хаты. Оттуда я попал в лагерь и пробыл там с месяц.

ВАКСМАН – В каком лагере Вы были?

ЦЮПА – Лагерь этот был переходящий. Лагерь все время двигался и так мы дошли до Кировограда. 21 сентября меня взяли в лагерь, 20 октября нас отпустили из Кировограда.

ВАКСМАН – Каким образом производился отпуск военнопленных?

ЦЮПА – Нам было объявлено, что украинцев будут отпускать. В плену я был врачом. Почему? Во-первых я хорошо знаком с физкультурой, поэтому знаю человека. Вместе со мной был еще один врач, окончивший Ленинградскую академию. Затем был еще один товарищ, который так же вместе с нами работал. И тот и другой товарищи мои были евреями. Врач, его фамилия была Небелицкий, он сейчас жив, находится в Красной Армии, другой – работает где-то около Днепропетровска. Мы решили подстроится к колоне раненых, перевязали себе руки, плечи, намазали кровью одежду и таким образом мы прошли вместе с колонной. Проходили мы таким порядком – все выстаивались и проходили одну комнату. В этой комнате стояло три стола, там расспрашивают и посылают от одного стола к другому, затем давали какие-то бумажки, мы проходили в другую комнату и только в третьей комнате уже давали лист.

ВАКСМАН – Что вы сообщили о себе?

ЦЮПА – Я сообщил, что я из Киева, украинец. Словом сказал о себе все то, что и было в действительности. Сказал свою фамилию, имя и отчество, год рождения, национальность. Товарищи, которые были со мной, их не отпускали. Они шли все время со мной вместе, но к ним придирались, спрашивали о национальности. Я ручался за них, меня расспрашивали знаю ли я этих людей. До этого мы договорились о том, что у одного из них мать украинка, а отец грузин, а у другого наоборот – мать грузинка, а отец украинец, а по внешнему их виду немцы не могли разобраться, кто они. И после того, когда я ручался за них, их тоже отпускали.

Когда мы шли из Кировограда, в одном селе нас арестовали, как евреев. Ко мне еще не так придирались, а к товарищам вплоть до того, что даже вели расстреливать. Мне удалось убежать. С этого места мы разбиваемся. Вот здесь в тюрьме меня допрашивали.

ВАКСМАН – В какой тюрьме это было?

ЦЮПА – Это было в одном из сел, в полиции. В итоге, когда я зашел в камеру после допроса, я сказал товарищам, что буду ждать их в конце села, я их не дождался, их выпустили, но они пошли другой дорогой. С одним из них я встретился в Киеве, а другой ушел в Красную Армию.

Когда я пришел в Киев, я попал в дом, в семью по фамилии Медведь, отец этой семьи работал при немцах в центромлин. Вот я и просил его устроить меня на работу. Это было в ноябре 1941 г.. Он меня устроил референтом базы центромлин.

Одновременно я начинаю организовывать подполью группу.

В семье у Медведя было две дочери – Нина и Галина. Жили они на Мало-Житомирской №40, кв. 8. После того, как меня устроили на работу, я получил квартиру, но я в ней почти не жил, квартира эта была по Мало-Житомирской №34, кв. 22. Вот эта квартира и служила нам местом сбора наших людей.

ВАКСМАН – Когда Вы приняли решение участвовать в подпольной деятельности?

ЦЮПА – В конце ноября месяца 1941 года. Меня толкнуло на это такое обстоятельство: дочь Медведя Нина, она по моему была в подпольной организации, которая наверное находилась в этом же районе, где она жила. Она приносила большевистские подпольные листовки, отпечатанные на стеклографе. Здесь есть люди, которые читали эти листовки, ее подруги. Я тоже читал эти листовки, потом она мне дала несколько штук чтобы я их раздал. Вперед я боялся. Дело в том, что ее сестра Галина была полный нейтралитет. Отец в то время тоже был ярый украинец. Потом он перестроился, но иногда мне приходилось наблюдать ссоры Нины с отцом, он всегда называл ее большевичкой.

ВАКСМАН – Семья Медведь была националистически настроена?

ЦЮПА – Как сказать: и да, и нет. Чувствовалось в нем такое чистое украинское, ничего другого он не признавал но позже при наших разговорах, он говорил – на Вашем месте, Борис, и в Ваши годы, я бы не сидел, что-то делал бы.

И вот я от Нины получил первую листовку. Один экземпляр этой листовки был наклеен на уборной завода. Когда я связался с Добровольским и Константиновым, который проживал по ул. Введенской №4, мы уже организовали тройку и начали проводить работу. Первое время Добровольский работал в военной флотилии и вот он однажды говорит, что есть не плохая работа.

ВАКСМАН – Он при немцах работал?

ЦЮПА – Да при немцах, это было в 1941 году. Мы решили, что сначала будем организовывать людей. На первом заседании нашего комитета, дело в том, что мы протоколы вели, но сейчас же их уничтожали. Получалось то, что решим, напишем, прочтем и в итоге спалим.

ВАКСМАН – Как именовался ваш комитет?

ЦЮПА – Комитет Петровского района.

ВАКСМАН – Но, все таки какой комитет, большевистский?

ЦЮПА – Большевистский комитет. Володя Добровольский был кандидатом в члены партии. Мы начали организовывать людей. На следующем заседании Володя говорит – у нас подобраны 10 человек, которые могут выполнить любое задание и мы решили первое время вредить, чем только можно. Мы выносили любые ценные материалы, которые необходимы для строительства, старались почаще не выходить на работу, болеть, растаскивать имущество, топить в реке и проч.

ВАКСМАН – Вы приняли решение – наносить материальный ущерб противнику?

ЦЮПА – Совершенно правильно. После этого у нас еще был ряд заседаний и на одном из них мы решили, что нам необходимо связаться с подпольной организацией, которая будет для нас руководителем в работе, хотели связаться с подпольной партийной организацией, которые здесь существовали, об этом мы догадывались.

И вот я сам лично связался с Прутким. Я знал его еще до войны, он заканчивал институт Лезверта, он член партии. Я с ним порядочно связался. Вернее в тот период времени, когда я был директором крупзавода, то было решение нашей организации, мне предложила организация идти на эту должность, так как решили, что из этого можно извлечь пользу. Обратились к тому же Медведю и он устроил меня директором этого завода.

ВАКСМАН – Через кого Вы связались с Прутким?

ЦЮПА – Я сам с ним связался. А получилось это так, что я каждый, почти каждый день встречался с ним на Вознесенском спуске в одно и тоже время. Он жил на Подоле, но ночевал где-то наверху.

ВАКСМАН – Когда он Вам сказал, что он участник организации?

ЦЮПА – Об этом он мне сказал приблизительно в конце февраля месяца 1942 года.

ВАКСМАН – А как называлась эта организация?

ЦЮПА – Этого я не знаю, об этом он мне ничего не говорил, я не добивался. Он у меня тоже не добивался, хотя он знал, что есть организация, но я говорил ему, что у нашей организации нет партийного руководства. Говорил ему, что хочу к ним присоединится, получать от них задания и проводить их в жизнь. Вернее совместно с ними мы начали кое-что делать.

На крупзаводе я начал проводить первое вот что. На заводе делали анализ такого порядка, что часть зерна оставалась в мою пользу. Такие анализы проводили лаборантки [...].

ЦЮПА – При немцах Фалько работал где-то в прокуратуре, а где работали Советников и Ободов, я не знаю. Знаю, что Пруткий не работал нигде.

(т.ВАКСМАН – А Вы уверены, что Фалько работал в прокуратуре?)

- Нет, я в этом не уверен, но мне говорили, что он работал в прокуратуре.

Так вот я брал пшено с крупзавода и передавал одному товарищу, который сейчас в Красной Армии, он продавал это пшено и за эти деньги, вернее на золото, мы покупали оружие. Я помню, что покупал у одного армянина (мы меняли деньги на золото у этого армянина), а уже на золото брали оружие. Оружие приносили нам один мадьяр и один итальянец, с которым меня познакомила Нина. Пшена мы продали, примерно, тысяч на 10-15. кроме этого я передавал пшено Пруткому, Слюсареву, они передавали в партизанские отряды, все это проходило через Нину Медведь. По нашему мнению Нина и связалась с мадьяром и итальянцем, для того, чтобы мы проводили эти комбинации. Надо сказать, что первый и второй были прекрасные люди, а итальянец даже был членом партии как будто бы. За первый пистолет я отдал 20 золотых и этим получил доверие. В итоге мне приносили оружие, о чем может подтвердить Нона Готовчак, она видела когда мне передавали пачки, правда, она не знала, что в этих пачках, а там были гранаты, патроны, капсюлю, бикфордовый шнур. Таким образом я купил до 30 пистолетов, 600 штук патрон, около 23 гранат, несколько метров бикфордового шнура.

(т.ВАКСМАН – Это к какому периоду времени относится?)

- Это видно было с февраля и до мая 1942 г.

(т.ВАКСМАН – Куда Вы все это девали?)

- Все оружие я сдавал Пруткому, который передавал его в партизанские отряды. Об этом мне сказал Слюсарев, который знал куда идет оружие. Часть оружия не только лично я передавал, передавал через Константинова Петю несколько наганов, через Николая Корчагина, который сейчас работает в военной флотилии механиком.

У нас назрел вопрос об убийстве старосты Труханова острова. Я тоже принимал участие в этом убийстве. Возле бани на Подоле я в это время был на охране, Пруткий, один наш полицай, может быть это был переодетый и еще с ними третий человек. Вот они зарезали старосту. На днях был суд над одной женщиной и там были разговоры в отношении убийства этого старосты. Затем мы готовились к убийству Вячкиса. Старосту Труханова острова убили в августе 1942 г. между 8 и 9 часами вечера.

(т.ВАКСМАН – Расскажите подробно об этом убийстве.)

- Кроме меня в этом участвовал Пруткий, на лодке, кажется, был Слюсарев, вместе с Прутким был Борис, фамилии его я не помню, он сидел со мной вместе в одной камере. Небольшую подготовку к убийству вел Володя Добровольский. Старосту зарезали, правда, при замахе одного из ребят поранили в руку. Помню вызывали профессора, который зашивал ему рану. При убийстве на месте осталась пилотка полицая.

(т.ВАКСМАН – Это действительно был полицай, или это был наш человек?)

- Как видно он работал в полиции, но видимо состоял в Петровской организации, потому что был связан с Прутким.

(т.ВАКСМАН – Чем было вызвано покушение на старосту?)

- Потому что мы все – водники, это большая организация и на Трухановом острове главным образом жили водники, а староста этот уничтожил много членов партии водников и мы решили его убрать.

Затем было решение организации о том, чтобы убрать предателя Вячкиса, организация это сделать не могла, потому что он усиленно охранялся. Впрочем, когда я попал на допрос, я увидел, что с Вячкисом там очень считаются. Это задание я поручил Ялтарьяну и Ибадулаеву – это чемпионы по борьбе. Для того, чтобы убрать Вячкиса, я еще раньше связался с Жетинской Валей, которая работала врачом. У нее несколько раз я брал цианистый калий и стрихнин для травли зерна в заготзерно. А после того, как Добровольскому Володе немцами было дано задание – сделать станки для пулеметов, мы решили, что Володе надо уходить с завода, чтобы он не делал этих станков. Вначале он отговаривался, что не может делать станков без чертежей, а потом мы устроили так, что он ушел с завода, и решили, что ему нужно уйти, а другого человека оставить. И вот он пошел на работу в заготзерно и там производил травлю качественных продуктов, в основном тех, которые отправлялись на фронт. За период времени, сколько Володя там работал, было отравлено муки первого и второго сорта до 800 вагонов. Безусловно, не все количество травилось, а какая-то часть. Если скажем, продукты были в мешках, то яд всыпали через несколько мешков, проделывали отверстие и всыпали.

(т.ВАКСМАН – Это делалось под руководством Добровольского?)

- Да по нашему заданию.

(т.ВАКСМАН – В заготзерно была группа, или только один Добровольский?)

- Нет, там была группа, которая фактически раньше работала в Днепропетровской флотилии, а когда Добровольский перешел в заготзерно, у него было там своих человек десять. Здесь он проводил по нашему заданию травлю зерна, муки, обливали керосином манную крупу около одного или двух вагонов, травили мак.

(т.ВАКСМАН – Как Вы готовились к уничтожению Вячкиса?)

- Я договорился с Житинской о том, что она достанет мне мышьяк и сказал ей, что он нужен для того, чтобы отравить человека, но какого, конечно, не сказал. Уничтожить Вячкиса мы решили любым путем, почему мы думали обязательно отравить его, потому, что Вячкис должен был деньги Ибадулаеву и мы решили, что Ибадулаев пригласит его к себе, устроит выпивку и Вячкису подсыпать стрехнину. Это задание было передано Ибадулаеву и Ялтарьяну и они начали готовиться к нему.

(т.ВАКСМАН – Когда Вячкис работал в гестапо, с ним дружили?)

- Нет, с ним не дружили, но поскольку человек работал в гестапо, прекратить с ним всякие разговоры, когда мы бывали в одном обществе, было неудобно. Поэтому хотя мы с ним и встречались, но всячески старались от него отделаться, не подавая особенно вида об этом ему, так как он мог нас забрать.

Меня арестовали 3 октября.

(т.ВАКСМАН – А Вячкиса вы приглашали?)

- Да приглашали, но ничего не вышло. Ибадулаев и Елтарьян встречались с неким Бенявским – работником подпольной организации, он сейчас работает зам.директора по кадрам завода «Большевик». Ибадулаев и Елтарьян ему сказали, что у нас есть правительственное задание – убить Вячкиса. Бенявский полностью согласился с этим и говорит, я помогу, но им всем троим помешала жена. Дело в том, что тот, о котором я говорю, работал в буфете у Вячкиса, это было на Большой Васильковской, там торговал отец Вячкиса, а у него работал Рожков и его жена. Вот, наконец, договорились, что именно в этой будочке, на Большой Васильковской, убить Вячкиса. Рожков отказался от этого, говорил, что он боится, что там работает его жена. Вот так фактически помешали убить Вячкиса. Сейчас этот Рожков поступил в дом Красной Армии, но чем-то провинился и его отправили в штрафную роту. Когда Ибадулаев давал отчет о своей работе, где писал о том периоде, когда мы соединились с Красной Армией, там в отчете сказано, что Бенявский говорил Елтарьяну и Ибадулаеву, если мы поможем, то этот Рожков может нас выдать. После этого убийство не вышло.

Третьего октября меня арестовали.

(т.ВАКСМАН – А до 3 октября куда девались Советников и Фалько?)

- Их тоже арестовали. Когда произошло это, я не знаю. Когда я подошел к воротам квартиры Пруткого, встретил там старушку и спрашиваю, - дома ли Пруткий, а она мне говорит, что их арестовали. Вначале я хотел зайти в тот дом, где мы собирались, где жила Анастасиади, но хорошо, что я не зашел, потому, как я узнал позже, там уже дежурили гестаповцы. Фактически я узнал об аресте Пруткого и еще двух-трех человек недели через полторы-две, на пляже. Я пошел на пляж с уверенностью, что как и раньше увижу их всех, там на пляже подходит ко мне некий Ивановский, сейчас он работает в отделе снабжения 5-го Военного восстановительного отряда, он подъехал на лодке и говорит – Цюпа, тебя разыскивает Вячкис, я слышал, как он договаривался, описывая твою наружность, чтобы тебя забрали. Вот тогда я уехал с пляжа, зная, что за мной охотятся и тут же я узнал об аресте других. Из Киева я не уехал, но это послужило мне предупреждением, было это в конце сентября 1942 г. После этого я опять встречался в Киеве же с Ибадулаевым и Елтарьяном и твердо решили убить Вячкиса. Но меня арестовали. Арестовали меня на квартире. Я пришел на квартиру только утром, ночевал я в другом доме. Я только зашел в квартиру и меня тут же арестовали, это было 3 октября 1942 г.

Сразу же был допрос в гестапо, меня обвиняли в том, что я хотел убить Вячкиса и еще за то, что будто бы в 1937 или 1936 г. я сдал Лесовского – борца органам советской власти. Между прочим я к нему не имел никакого отношения, а этого Лесовского действительно судили и дали ему не то 10, не то 15 лет. И третье обвинение, вернее требование, чтобы я дал список подпольной организации. После допроса меня посадили в одиночную камеру №75, такая темная, крайняя, с правой стороны комната, Короленко, 33. Первых несколько дней меня водили на допрос, не раз получал по сотне ударов, были по 16 человек. Один раз после допроса меня привели в другую комнату. В этой комнате меня оставили одного и я заметил, что на окне лежал пистолет, а в углу за стулом лежал кусочек железа. Я подумал выскочить в окно, но было очень высоко, во дворе были часовые, подумал про пистолет, но он мог быть не заряжен, может быть это ловушка. И я, как-то не думая, взял этот кусочек железа, вошел немец и вывел меня. И вот этот кусочек железа мне пригодился в камере, я начал ломать раму двери камеры с таким расчетом, чтобы вынуть филенку. Ломал я верхнюю часть с правой стороны и низ левой стороны, низ я не трогал, потому что думал, что дверь может упасть. Делал это я в течении двух с половиной недель, кусок этого железа я отточил о цементный пол. Верно, еще в 77 камере сидел зам.начальника оперативного отдела НКВД, он мне говорил, - слушайте, 75-й, что вы все точите, все равно у вас ничего не получится. А я твердо добивался своего, точил днем, когда по коридору ходили, да ночью немцы больше присматривались. Я ломал раму двери, дойду до филенки, затем подожду немного, а кусок железа прятал в стене между труб. Я получал 140 грамм хлеба в день, 3 чашки кофе и все и вот этим хлебом я замазывал места, где ломал раму двери. Когда верхний кусок рамы я доломал до конца, то правую сторону этого куска я прикалывал булавочкой, верно, она очень плохо держалась, хлеб этот высыхал и крошился, приходилось его размачивать в кофе, но все-таки мне удалось сломать и вторую сторону. Для того, чтобы мне не мешали ломать, я забрался на верх и выкрутил електролампочку в камере, собственно она почти и не горела. Но все-таки через пару дней пришел электромонтер и вкрутил другую лампочку. Вечером я опять полез наверх и хотел выкрутить лампочку, но в это время из коридора открыл глазок и посмотрел в камеру, сейчас же включил лампочку. Я все время через стекло глазка наблюдал за коридором, сам я приник к двери и дежурному меня не было видно, он посмотрел, что в камере никого нет и пока начал выбирать ключи из связки, я слез и лег под дверью, он вошел, посмотрел и вышел. Лампочку мне удалось выключить.

Планов ухода у меня было несколько и главным образом я хотел освободить ребят. Планы были такого порядка – вправо по коридору, если стоять лицом к камере, находилась дверь в одну комнату, а через нее в кухню. Когда я выключал свет, я свободно мог открыть глазок и наблюдать за коридором. Когда мне приносил дежурный еду, открывал глазок, я тоже в это время наблюдал, мне удавалось открывать глазок и следить за тем, как вел себя дежурный, кто ходил по коридору, кроме того, я мог следить кто проходит с левой стороны, словом я присматривался ко всему. Рабочие в кухню проходили тоже через наш коридор. И вот, план был такого порядка – я должен дождаться до того момента, когда в кухне останется один человек и для этого я с пяти часов утра до 12 часов ночи смотрел в глазок и считал, сколько человек входит и сколько выходит, чтобы знать, что в кухне никого не осталось и выйти через выломанную раму. Я хочу сказать в отношении охраны в нашем коридоре. 29 октября 1942 года, в 12 часов дня филенка у меня была выломана. Когда часть народа разошлась, я открыл дверь, вылез в коридор, но дверь захлопнуть никак не мог, вернее у меня лопнула веревочка, мне пришлось обратно залезть в камеру. Затем, когда часовой прошел туда и обратно, я опять вышел, прошел в комнату, где было человек 12 или 14 немцев, я еще помню, что одного из них я толкнул плечом. Когда я выходил, до этого я украл кусок материи в уборной и повязал ее на голову, а из трусов сделал передник, бороду залепил хлебом и в таком виде прошел кухню. На меня не обратили внимания. Направо была дверь во двор, я вышел во двор, здесь было много рабочих и среди них мальчик лет 13-14-ти, он что-то пристально смотрел на меня, а я крикнул ему по-украински, что я иду туда-то. По всем моим соображениям около дома должна быть лестница и вот я пошел влево, прошел машину и подвинулся к этой лестнице. Лестница эта вела к водосточной трубе, я подошел к трубе, постучал по ней и стал подниматься по этой лестнице на крышу. Когда я поднялся немного выше, вижу, что на меня обратили внимание, я опять спустился до трубы, постучал по ней, как будто проверяю, посмотрел во двор, немцы махнули рукой и я пошел дальше. По крыше я пошел через слуховое окно и перешел на другую крышу. Слезая по лестнице я увидел, что здесь двор глухо закрытый, я опять полез на крышу, увидел, что немцы начали за мной следить. Я вернулся опять на свою крышу, подошел к трубе, начал с ней возиться, они видимо решили, что я трубочист и перестали за мной следить. Я слез по трубе, примерно полтора метра, перелез на другую стенку, с нее на следующую крышу, затем прошел по нескольким домам и опустился в одном дворе, вышел на Мало-Подвальную, № 14 или 16. сейчас же я зашел к Медведям, было это, примерно, 15 минут четвертого. Когда я зашел, в доме была одна Галина. Я переоделся, взял свое пальто, взял носильные вещи и ушел. Как раз в этот момент был звонок, это пришла Нона, но я ее не видел, потому что ушел черным ходом. Ночевал я на Подоле, в складе, потом на Юрковской, у одной уборщицы, потом прошел к Добровольскому. После я перешел к Пете Константинову, но он сам жил очень плохо, денег у нас не было. И вот я решил идти за деньгами. Мне должен был деньги за проданный ковер Юзыфевич Толя, ковер я ему продал за три дня до моего ареста. Теперь я решил получить с него деньги. Я не пошел к нему сам, а послал одного товарища, который пошел со своей женой. Жена часа через 2-3 приходит и приносит деньги, но в то же время я через окно вижу, что около дома ходят гестаповцы. Два человека их было на улице, три человека около двери и в общем я насчитал человек 16-ть. В это время я был в квартире у Константинова, дома были две его девочки 11 и 6-ти лет. Мы договорились с ними, что кто бы меня не спрашивал, чтобы они отвечали, что дома никого нет. Немцы начали стучать в дверь и просить девочек открыть. Но девочки очень долго объясняли, что дома никого нет. За это время я успел пробраться в коридор, где мы еще раньше выломали несколько досок, вынули кирпич и сделали ход в подполье. Когда подошел часовой к двери и говорит – мы хотим поговорить с дядей, девочки отвечали, что никакого дяди у них нет. Прошло некоторое время в разговорах, а я уже в это время попал в подполье. Немцы стали ломать дверь, а я сидел в это время в подполье. Затем я вышел на другую сторону дома. Я вышел на другую улицу и мне уже не было видно, где были немцы, я забрался на забор, опять перешел через крышу дома, затем была крыша небольшого сарайчика и таким образом мне удалось уйти.

(т.ВАКСМАН – После этого чем занимались?)

- Меня еще раз окружали и арестовывали. На Борисоглебской, это было числа 12-15 ноября, но мне тоже удалось убежать. Потом я связался с подпольной организацией Дарницкого каучукового завода. С первым я познакомился с Червяковым, это на Червоногранатной, 42. Потом я познакомился с Сердюком, с Серовым, все это через Жоржа Бомойко, познакомился с Андреем Андреевичем. Вот от этого Андрея Андреевича через месяца полтора я получил документы на имя Иванова Александра Петровича. Он же дал мне фамилию одной женщины, которая должна была меня связать с партизанским отрядом. Когда я пришел в село, меня сейчас же арестовала полиция. Оттуда я ушел и приезжал раза три в Киев. По дороге пустил под откос один эшелон, в Нежине я подорвал один паровоз, это было в декабре 1942 г. так что тогда я еще с отрядом не связался. Вернувшись в Киев, я связался с Добровольским и еще с одним человеком, с которым говорили о подрыве кресса турбин. Затем я уехал в Гомель, связался с одним подпольным работником и вместе с ним мы начали организовывать партизанский отряд. Связался я с этим человеком через Афонина, а потом он связал меня с Кириковым, который сейчас работает начальником Автокиномастерских в Гомеле и там мы начали организовывать свой отряд, а затем вошли в 108 Жлобинский отряд. Я работал там в качестве командира роты.

(т.ВАКСМАН – Где семья Медведь?)

- Вся семья арестована гестапо. Это было через месяц после того, как я бежал. Судьба их мне неизвестна. Немного я знал о Нине Медведь, рассказывали, что ее посылали на связь с Красной Армией, что она должна была еще 1-го октября уйти из Киева, но дня за три до этого ее арестовали. Кто-то говорил, что она уходила, а потом вернулась.

(т.ВАКСМАН – Когда вы были под арестом, с кем имели очную ставку?)

- С Советниковым, он изобличал меня в том, что я замешан в убийстве Вятчиса. Он, по-моему, был в числе предателей. Мне кажется, что он предал всю организацию.

(т.ВАКСМАН – Какова его судьба?)

- Он ходил свободный и даже тогда, когда была очная ставка не видно было, что он сидит.

(т.ВАКСМАН – Кого из участников в числе арестованных видели?)

- Пруткова видел, видел Бориса, я не помню его фамилии, он сидел напротив меня, такой черненький, потом один был блондин.

(т.ВАКСМАН – А Фалько был арестован?)

- Нет. Кажется рядом в камере сидела Анастасиади и она рассказывала, что будто бы Фалько был работником ЦК, с ней еще одна женщина сидела. А Фалько я не видел. Анастасиади, как мне казалось, была женой Фалько.

(т.ВАКСМАН – А девушку по имени Таня, Вы не встречали?)

- Да, имя такое было. Была Оля Негода и затем Татьяна, но фамилии я не знаю. Такая красивая девушка, лет девятнадцати, видел я ее на пляже. Из девушек я знал трех: Анастасиади, Ольгу и эту.

 

 

ЦДАГОУ, ф. 1, оп. 22, спр. 373, арк. 93-98, 100-112.