Документи

Книга 2 | Том 2 | Розділ 2. Радянське підпілля в окупованому Києві. Боротьба і загибель

Спогади Е.Лінкевича про підпільну роботу Залізничної організації та диверсійної групі І.Кудрі, передані в Інститут партії ЦК КП України

10 жовтня 1969 р.

Текст (рос.)

Директору института Истории Партии ЦК КП Украины

 

Посылаю Вам мои воспоминания о революционный работе железнодорожной организации РСДРП в Киевском железнодорожном Узле и Управлении дороги Юго-Западных железных дорог, членом которой был я, а также и о моем участии в Великую Отечественную войну в Киевском чекистском подпольной диверсионно-разведывательной группе И.Д. Кудри – для использования.

 

Пенсионер

Е. Линкевич

Приложение: две тетради

Киев, 119 Якира 14 кв. 44. Тел. Ж–д–18–65

10-го Октября 1969 г.

 

Внизу страницы штамп:

«Інститут історії партії ЦК КП України

Вх. № 522

13 окт. 1969 р.» 1

[...]

 

1941 год. В сем’е нас было двое – я и сын Василий, 1922 года рождения, окончивший Среднюю Школу. Комсомолец. Жена, Мария Пор’фир’евна, в 1940 году умерла.

22-го Июня черные силы немецкого фашизма, вероломно напали на наше миролюбивое Социалистическое Государство. Над Киевом ежедневно появлялись фашистские бомбандировщики, которые с успехом отряжались нашей зенитной Артиллерией.

В это тревожное время в начале Июля месяца, во второй половине дня ко мне пришол мой брат Бронислав Михайлович с незнакомым мне товарищем. Я в это время был во дворе. Знакомя меня с товарищем, брат сказал: Николай Тихонович Кобушко, пришел к тебе по очень важному делу.

Поздоровавшись, я пригласил их в квартиру. Дома я был один. Сын ушел в Военкомат.

Усевшись на диване, мы начали разговор. Вначале говорили на тему текущего дня, а затем тов. Кобушко – обращаясь ко мне, сказал: «Я коммунист-чекист, работник НКГД, по рекомендации Вашего брата хочу с Вами поговорить по очень важному ответственному и абсолютно секретному делу. Нам необходимо, на всякий случай припрятать в Киеве в надежном месте и у надежного человека ручную типографию для нужд чекистского подполья. О Вас мы знаем, – учитывая ваше революционное прошлое, Ваш почтенный возраст – 61 год, Ваше одиночество, а также место расположения домика, где Вы живете – решили, что типографию на сохранность можно доверить Вам. Вот почему пришел я спросить Вас, согласились ли бы Вы на то, чтобы в Вашей квартире была спрятана типография и если понадобится оборудовать ее и работать на ней вместе с товарищем, который будет оставлен специально для типографской работы». Подумайте и завтра скажите мне.

Выслушав внимательно тов. Кобушко, я дал ему согласие сразу, без обдумывания, считая задание это за великую честь и доверие.

Договорившись с Николаем Тихоновичем о том, что завтра он в шесть часов вечера придет ко мне, чтобы вдвоем определить место, где будет хранится типография, Кобушко и брат от меня ушли.

Вскоре после их ухода из Военкомата пришел сын, весело настроенный, он сообщил, что принят в Армию, и на днях всех призванных партиями в 20–30 человек – будут отправлять за Днепръ.

О том, что у меня был брат и работник Госбезопасности и о своем решении остаться в подпольи, я поделился с сыном, который обнял меня, поцеловал и радостно воскликнул: «Будем бить фашистов вдвоем – ты в подпольи, а я на фронте, будь только осторожным и бдительным».

На следующий день Николай Тихонович, аккуратно в шесть часов вечера пришол ко мне, и мы занялись вопросом, в каком месте поместим типографию и кто ее доставит ко мне. Решили, что перевезет типографию, под видом своих вещей, Вера Павловна – жена брата которую знали во дворе как мою родственницу. А поместим ее под полом кухни – но для этого нужно будет под верандой выкопать погребок, и в этом погребке в сторону кухни выбрать землю с расчетом, чтобы там поместилась типография. Работу эту – громоздкую и тяжелую – должны были проделать я, сын и брат.

Через пару дней мы приступили к работе. Производили ее ночью, когда соседи спали. Накопанную землю ведрами выносили через окно в полисадник, и разбрасывали ее, по предварительно вскопанному полисаднику. На заре ложились спать. Работа эта продолжалась около десяти ночей. Св’язь с тов. Кобушко о ходе работы держал по телефону и на явке – Угол Рейтерской улицы и Сенной площади.

В средних числах Июля месяца я проводил сына в Военкомат для отправки за Днепр на Большую Землю. Прощаясь, пожелал ему здоров’я, мужества и смелость в бою с врагом. Мы обнялись, всплакнули, поцеловались и разошлись. Сын, с групой призванных, за Днепр, а я домой.

От сына я получил три письма. Первое от 16 Июля. «Дорогой Батя! Не имея времени распространяться в письме – скажу одно – со мной все благополучно, жив, здоров. Пишу с дороги, движусь дальше. Как ты. Береги себя. Привет целую Василь».

Второе от 25 Июля, г. Полтава.

«Здравствуй дорогой Отец! Пишу находясь в пути. Чувствую себя бодро, здоров и невредим. Много видел и пережил то, чего не встречал в гражданке. Да, жизнь учит человека. Аудитория вокруг меня веселая – много знакомых ребят – ну, а среди них как ты знаешь, я никогда не терялся. К непривычному привык. Дымка тоски о Киеве еще не покинула мой темперамент, но вскоре надеюсь, что да. Как ты: все ли в порядке, здоров ли. Береги себя. Жаль, что не имею возможности получать от тебя писем. Привет всем. Целую крепко. Пока. Привет В. Линкевич».

Трейтее от 30-го Июля. «Здравствуй дорогой Отец! Наконец настал тот час, когда ты имеешь полную возможность написать мне письмо, изложивши в нем все то, что накопилось в твоей памяти с того дня, когда я оставил гражданку и, в настоящее время приобрел звание красноармейца-артеллериста, готовящегося вот вот принять боевое крещение.

Много впечатлений и вообще много нового, не встречавшегося в гражданке возбудилось во мне. Хотелось бы поговорить с тобой, побеседовать, хотя бы посмотреть, но не на копию, которая у меня имеется, а на живой оригинал, и изложить все то, о чем в кратце и пишу в этом письме. Как ты, все ли в порядке, здоров, и если да, то старайся не болеть, береги себя, а жить придется еще много и весело жить. Не безпокойся обо мне, ибо со мной все в порядке, как в организме, так и там, где я нахожусь в данное время. Каков Киев, ведь мне придется забыть его на некоторое время, да, а время боевое.

Наша переписка – знак существования и прошу тебя не скупись в бумаге и писать мне по возможности часто. Как у тебя со стороны материальной не нуждаешся ли в чем. Старайся держаться как можно прочнее, заботясь о себе, поменьше переживай, а скуку вообще (если она преследует тебя) гони, ведь – ты же не один.

Как дядя Броник, тетка Вера. Мобилизован ли Даня и дядя Броник! Как окружающие тебя животные? Смотри не преследуй Нельму, сохрани ее ко дню моего возвращения, а сам бодрись, заботясь о себе и сохраняй себя как можно прочнее. Всем, кто мною интересуется передавай искренний привет. Если сможешь, то узнай адрес Володи Горбика, я хотел бы перебосится с ним письмом. Да, таковы дела. Жаль, что у меня строго ограничено время, писал бы еще, но ничего, остальное изложу в следующем письме и более подробно.

И так прощай. Целую, крепко-крепко. Жду ответа. В. Линкевич 30/VІІ. Адрес: Харьковская Область, г. Красноград п/я 1–18».

Получив это письмо, я в тот же день ответил на него заказным письмом и по телеграфу перевел сыну деньги. Через дней десять перевод получил обратно с надписью почты «Не выплачен, за выездом адресата». Письмо обратно не получил. Письмо от 30/VІІ было последнее, и св’язи с сыном я больше не имел.

В 1944 году в Феврале месяце я получил из Воинской части, извещение что «Сын Ваш Гвардии Лейтенант, командир минометной батареи Василий Линкевич, верный воинской присяге, 22-го Августа 1943 года убит в бою с фашистами в селе Екатерино-Хапрово, Старобешевского района, Сталинской области и там же похоронен».

Дня через три, после того как отправил сына за Днепр, я доделал незаконченную работу и по телефону сообщил Кобушко, что земляные работы погреба закончены, место готово – можно перевозить типографию.

Через два дня, после этого в 9-ть часов утра жена брата, Вера Павловна, на одноконной площадке, привезла ко мне в нескольких тюках завернутых в дерюги, – типографию.

Возчик был мужчина средних лет, выше среднего роста, одет в темную верхнюю рубаху – без пояса и пиджака. Когда была внесена в квартиру типография, я, Вера Павловна и возчик вышли из квартиры во двор. Во дворе было несколько соседок, знавших Веру Павловну. Она подошла к ним и зав’язала разговор, о том что де с мужем решили эвакуироваться и часть вещей оставляет у меня. Я же в это время стал расплачиваться с возчиком, тот во всеуслышание благодарил меня.

Возчик был работник Госбезопасности, а одноконная повозка была взята на базаре, хозяин которой на время перевозки типографии, был задержан.

Тов. Кобушко разяснил мне, что работать в типографии будет специально выделенный товарищ, который будет приходить ко мне.

Пароль – «Киев–Днепро». «Зелень–Вода». Мое условное имя – «Дед».

Хотя вопрос с типографией уже был решен, связи со мной Николай Тихонович не прекращал.

В конце Июля месяца пришел ко мне утром тов. Кобушко. Спросив, все ли у меня благополучно и в порядке сказал «Вас хочет видеть Нарком Госбезопасности, полковник Савченко. Завтра он Вас примет. К половине девятого вечера Вы подойдите на угол Рейтерской и Владимирской улиц. Я там Вас встречу и мы пойдем в Наркомат. Ровно в половине девятого вечера я был в назначенном месте, куда к этому времени подошел и тов. Кобушко, и мы пошли в Наркомат.

В Наркомате Николай Тихонович представил меня своему Начальнику, и я с ним пошел к Наркому. Войдя в кабинет, Нарком подал мне руку и любезно пригласил сесть. Сел и Начальник. Нарком спросил, – какая моя сем’я и сколько мне лет. Мне 61 год. А сем’я моя – я и сын, который на днях ушел в Армию, – ответил Я. О Вас мне докладывали, мы Вам верим. Я пригласил Вас, чтобы предложить Вам установить и оборудовать в Вашей квартире, кроме типографии, еще и Стационарную Радиостанцию.

Предложение Наркома я принял без колебаний, с радостью и сердечно поблагодарил за доверие, дал клятвенное обещание, не жалея жизни, задание Партии и Правительства выполнить с честью. Нарком пожал мне руку и поблагодарил.

Затем, обращаясь к Начальнику, сказал «Нужно будет дать ему паек и денег – Советскими и валютой».

Попрощавшись с Наркомом, я и Начальник, пошли в его кабинет. Около двенадцати часов ночи, тов. Кобушко на легковой машине привез меня домой. Долго не мог уснуть – все думал о задании Наркома и о сыне.

 

Подготовка места для Рации

На следующий день утром, пришел Николай Тихонович, поздоровавшись сказал «Итак, Евгений Михайлович, одно дело мы сделали, теперь приступим к другому. Оборудованию стационарной Радиостанции». Приступим, ответил я. Решили пятипудовый ящик с электрическими батареями установить под полом в кладовке. Для этого нужно будет прорезать пол и выкопать яму и укрепить ее по бокам досками. А антену проведем под потолком кладовки и веранды, и провод замаскируем плинтусом.

К копке ямы, площадью один кубический метр, я приступил в тот же день, сейчас же после ухода т. Кобушко. Днем осторожно прорезал пол для ляды, а ночью, когда все спали, копал яму и накопанную землю ведром выносил через окно и высыпал в палисадник. Работа эта длилась около шести ночей.

 

Доставка ко мне аппаратуры Рации

Когда погребок для установки ящика с электрическими батареями был готов, я и Николай Тихонович, приступили к доставке аппаратуры Радиостанции. Аппарат «Морзе» и Радиоприемник, Николай Тихонович, вынес мне на явку, а оттуда я принес к себе. Сложнее было с доставкой ящика с батареями. Но выход был найден. Я сказал Николаю Тихоновичу – У меня есть оплаченная Квитанция Киев–Паливо, на Лук’яновский дров’яной Склад, на один кубический метр дров и пол тоны каменного угля. Под видом перевозки мне угля и дров, перевезем и ящик с батареями. Сделаем это так. Ящик с батареями вставим в другой большой ящик и с ними на грузовой машине отправимся на склад, там мы его присыпем углем, погрузим дрова и уголь и приедем ко мне. Так мы и сделали. На завтра Николай Тихонович в 8 часов утра на грузовой машине под’ехал к скверу – угол Артема и Кудрявской ул. Я его уже там ждал. На машине сидели Кобушко и еще один товарищ и стоял ящик. Кобушко, товарищ и шофер были в военной форме. Я сел в кабину и мы поехали на склад.

Присыпав ящик сверху углем и погрузив на машину дрова и уголь, мы приехали ко мне и сразу же под’ехали к дверям квартиры и внесли ящик на веранду. Остальной уголь и дрова подвели к сараю и начали выгружать. Подошли соседи. Как это Вам, Евгений Михайлович, в такое тревожное время удалось достать машину? Спасибо военным… А шофер, – а почему не помочь отцу... За пол литра и Вам перевезем.

Разгрузив машину, я при соседях расплатился с шофером и поблагодарил их за услугу. Они так же поблагодарили меня и пожелали мне счастливо оставаться. Сели в машину и уехали.

 

Оборудование Радиостанции

Установить в погребок пятипудовый ящик с батареями помог мне Николай Тихонович. Установив ящик, я приступил к проводке антены, провод которой около 50-ти метров протянул по стенке под потолком кладовки и веранды и замаскировал его плинтусом. Сделал из тонкого картона ставни для затемнения окон. Поставил над лядой стол для установки аппаратов и работы радиста. В кладовке устроил клетки для кур и кроликов и купил три белых породистых курицы и пару кролей. В комнате окна, портрет Т.Г. Шевченко и икону завесил вышитыми полотенцами. На письменном столе положил – Кобзаря, Историю Украины Грушевского и другие Украинские книги.

Когда оборудование Рации было закончено, я об этом сообщил Кобушко, который на следующий день пришел ко мне с радистом Костей для проверки Радиостанции. К их приходу я приготовил Рацию так, как будто она уже в действии. Затемнил в кладовке окно, на столе установил Радиоприемник, рядом Аппарат «Морзе», поставил свечку. В клетки посадил кур и кроли. Увидя такую установку, Кобушко, радист и я весело смеялись.

Осмотрев проводку, радист надел наушники и начал вызов. Я стал у дверей на вахте. Через минут 10–15 из кладовки вышел радист и сказал «все в порядке, станция работает хорошо».

Уходя, Николай Тихонович сказал: кроме Кости будет работать еще второй радист Виктор, с ним Вас познакомит Костя на днях. Относительно оружия и пару листов огнеупорного материала, для предохранения оружия и аппаратуры, в случае пожара, Вы получите на явке.

На следующий день пришли ко мне радисты Костя и Виктор. Они тщательно осмотрели местность, которая окружает домик, где я жил. Осмотрели пустое здание «Детских Ясел» и овраги.

В условленный день я пришел на явку. Стал возле репродуктора и слушал передачу – вижу под’езжает легковая машина, остановилась и из нее вышел Николай Тихонович, и, направляясь ко мне, говорит: «Как хорошо, Евгений Михайлович, что я Вас встретил, Вы меня, надеюсь, выручите. Я очень занят и спешу, я прошу Вас, если Вам не трудно, отнести Марии Ивановне корзинку с фруктами и овощами. Мне самому никак не возможно это сделать». С большим удовольствием, Николай Тихонович, я отнесу, мне все равно нечего делать. Мы подошли к машине, из которой он вынул корзину и передал мне. А огнеупорный материал – два листа, получите завтра тут же. Попрощался, сел в машину и уехал. Корзина была тяжелая. С большим трудом донес ее домой. В корзине сверху лежали – 10 шт. яблок, 10 груш, два пучка редиски, а под низом лежало: 2 пистолета ТТ, браунинг, шесть гранат, 125 патронов и взрывчатка.

17-го Сентября я встретился с тов. Кобушко на явке. Он был в военной форме. Первый его вопрос был – все ли у меня в порядке. Я ответил утвердительно. Дела наши на фронте осложнились – сказал Кобушко. Возможно временно придется оставить Киев. Завтра выйдите на явку к десяти часам утра, я должен кое что Вам дать.

18-го Сентября – я получил от Кобушко продукты питания, деньги 2000 руб. и указание, как в дальнейшем держать св’язь с Костей и Виктором.

Как бы я хотел остатся с Вами в подпольи, но этого сделать нельзя, я должен быть на фронте. Верьте, мы скоро будем в Киеве. Прощаясь, мы обнялись, пожелали друг другу здоров’я, мужества и смелости.

19-го Сентября 1941 года, наши войска оставили Киев и перешли на левый берег Днепра. А к вечеру начали входить в город вражеские войска.

 

Первоначально в группу И.Д. Кудри «Максима» вошли:

Кудря Иван Данилович, руководитель группы, Груздова Мария Ильинична – содержательница квартиры, на которой был определен на жительство «Максим», и его ближайшая помощница; Емец Константин Михайлович, Кравченко Афанасий Федорович – оба радиста; Линкевич Евгений Михайлович – хозяин квартиры пункта радиосв’язи.

Началась жизнь в подпольи. 20-го Сентября 1941 года с утра уже были расклеены по всему городу фашистские приказы и об’явления о сдаче населением всех видов оружия, радиоприемников, противогазов, об уничтожении голубей. От домоуправов требовались списки проживающих коммунистов, партизан, евреев и подозрительных лиц. Ходить по городу разрешалось до шести часов вечера. Начались массовые обыски и аресты. За невыполнение этих распоряжений – смертная казнь. Грабеж и расстрел евреев в Баб’ем Яру. Из двора, где я жил, без всякого повода были схвачены две матери, у которых были грудные дети – Клопотовская и Поливанова, Рожкова с мужем и замучены в застенках Гестапо.

Но ни аресты, ни расстрелы, ни висилицы, ни грабежи не пугали подпольщиков и партизан. Они без страха делали свое диверсионно-разведывательное дело.

Радиоприемник и противогазы сносились населением в дом – угол Прорезной и Крещатика в помещение «Детский Мир». Тут же – радом, была и Немецкая Комендатура. Кудря И.Д. «Максим» воспользовался сдачей радиоприемников, дал своим боевикам указание и задание внести и наш радиоприемник с адской машиной такой силы, чтобы взорвалась и Комендатура. Так было и сделано. И когда наступил комендантский час, машина эта взорвалась с такой силой, что вместе с радиоприемниками взлетела в воздух и комендатура, где погибло более 400-т немецких офицеров и солдат.

Это был первый подарок, который преподнес «Максим» фашистам, в ответ на их кровавый террор.

 

Работа Радиостанции

24 или 25 Сентября 1941 года, около пяти часов вечера пришел Костя. Отдохнув немного, он спросил, все ли у меня в порядке, – сел за стол и начал что-то писать. Закончив писать, сказал: Радиопередачу начнем в 12 часов ночи по московскому времени. А теперь я лягу, немного отдохну. Вы, Евгений Михайлович, без четверти двенадцать разбудите меня.

Затемнив кладовку, установив на столе Радиоприемник, Аппарат «Морзе», положил гранату и поставил свечу, ровно в 11 часов 45 минут я разбудил Костика. Он надел наушники, пошел в кладовую. А я у дверей веранды с браунингом в руке, стоял на страже. Передача шла более двадцати минут.

Когда производился второй сеанс св’язи, во дворе послышалась чужая речь и шаги. Затем все стихло. Работу радист прекратил. Я приоткрыл осторожно оконную занавесь. Во дворе виднелись две мужские фигуры с собакой, – постоявши минут пять они ушли. Взяв помойное ведро, я вышел во двор. Только убедившись, что во дворе уже никого нет, радист снова приступил к работе.

Спустя несколько дней после этого вечера зашел ко мне сосед Сыченко, член управы Богдановского района и говорит: Пан Линкевич, у меня остановились трое моих знакомых, работники полиции, им необходимо временно где-то устроиться, пока управа даст квартиру. Вы занимаете две комнаты с кухней и один. Может быть временно приняли бы двоих к себе? А один останется жить у меня.

Волей не волей я должен был согласится с предложением соседа и принять полицаев.

Надо немедленно сообщить об этом радистам. Вышел на явку, встретился с Костей.

– Вы правильно поступили, – сказал он. Мы к Вам, пока не скажете, приходить не будем.

Полицаи жили у меня дней пять.

В конце Декабря я вышел на очередную явку. Пришел и Костя. Он рассказал мне, что он и Виктор направляются на другую работу. Какую и куда – не сказал. Со мной будет отныне поддерживать св’язь их товарищ по подполью.

– Если мне или Виктору не удастся устроить Вашу встречу с ним, – сказал Костя, – Вы не волнуйтесь. Он придет на явку сам. Я ему Вас подробно описал. Вам только необходимо будет на протяжении двух-трех дней выходить на явку в 12 часов дня. К этому времени подойдет и товарищ. Он сам опознает Вас и скажет:

– Хорошо говорит радио.

– Вы должны повторить эту фразу, после чего завязать с ним разговор, а он тогда скажет настоящий пароль.

На протяжении недели я выходил на явку, но никто не приходил.

Потом я узнал, что за Костей и Виктором следила полиция и «Максим» во избежание провала группы и их ареста, отправил их на «Большую Землю». Остался я один, без св’язи, ожидая прихода кого нибудь из товарищей – по паролю.

В Центре узнали о провале радистов и отправке их на «Большую Землю» и в помощь Кудре на Самолете прислали комсомольцев – 2-х связистов-разведчиков – Анатолия Трусова и Лидию Расновскую и радиста Алексея.

Приземлиться им в близи Киева не удалось, так как самолет подвергся сильному зенитному огню. И он вынужден был направиться на Могилев Подольск, – где и выбросил разведчиков. Откуда они пешком, раненые от падения, с большим трудом и смертельной опасностью, более трех недель, прячась по лесам, добирались до Киева.

Встретил их «Максим» с большой радостью и поселили их на Конспиративной квартире у Ритво К.В.

В 1942 году И.Д. Кудрю – «Максима» – постигла новая смертельная неудача. Несмотря на его умелую конспирацию, осторожность и способность быстро разбираться в подборе людей, – гестапо удалось заслать в группу своего Агента – Грюнвальд Наталию – по кличке Гестапо «Нанетта», работавшую лабарантом в аптеке, которая вскоре, после некоторого использования ея в нашем деле, предала Гестапо – И. Кудрю, Раю Окипную, Евгению Бремер и ее мать.

Более трех месяцев мучили, пытали их в застенках Гестапо, добиваясь узнать о группе, – но ничего не добились и полуживыми были расстреляны.

После ареста «Максима»[,] группу возглавил старый чекист Дмитрий Соболев, который вместе с Дудкиным, Печеневым продолжали диверсионно-разведывательную работу и погибли в 1943 году во время проведения боевых операций. Замучен в застенках Гестапо и личный Соболева связист-разведчик, десятилетний школьник-пионер Казик Гапоненко, – не выдавший Гестапо никого из группы.

За время подпольной деятельности И.Д. Кудри «Максима», под его руководством и указанию, были совершены группой – разведки и диверсии: Раскрыта школа шпионов – Фашистский «Разведпункт. Кузнечная, 6» возглавляемый немецкий шпионом – Миллером, который готовил и засылал своих агентов на Большую Землю в тыл нашей армии. Установлены места нахождения Немецких штабов Управлений и воинских формирований. Совершено крушение немецкого эшелона с боевыми припасами и воинскими частями на линии Киев–Жмеринка и крупное крушение поезда в Дарнице. Спущен под откос трамвай – КрещатикПодол, где погибло более сорока фашистов. Взорван немецкий гараж – уничтожено более тридцати легковых машин. Взорвана резиденция коменданта города Генерала Эбенгарда 2– в Мариинском Саду над Днепром, и другие.

В течение двухгодичного подполья, кроме светлых ожиданий скорого освобождения родного Киева, были и дни страшные.

Вот один из случаев. В соседней усадьбе однажды расположилась немецкая прожекторная команда. Были установлены два больших прожектора. Утром слышу стук в мою квартиру, в дверь. Выхожу и вижу: стоят два гитлеровских солдата. Вошли в квартиру, походили, посмотрели и ушли. Я насторожился. Оказалось, что эти солдаты были из прожекторной команды, смотрели квартиру для размещения солдат. К моему счастью, команда эта вечером уехала.

Второй случай. Днем пришли два немецких жандарма с собакой и полицией. Не говоря ни слова, пустив собаку вперед, они вошли в квартиру и сразу начали что-то искать. Перерыли все. Я сохранил внешнее спокойствие. Что они искали – не знаю. Не найдя ничего, угрожающе начали на ломанном польском языке допрос. Спрашивали: коммунист ли я, нет ли у меня оружия, не скрываю ли я коммунистов, партизан и евреев. Ответил им, что я не коммунист, никого не скрываю и оружия у меня нет. Они погрозили и вышли на веранду, самое опасное место. Один из жандармов открыл дверь в кладовку, где находились Рация, типография и оружие, и направил собаку, но, увидя там стол, на котором обычно устанавливалась для работы Рация, клетки кур, кроликов, помет и домашний хлам, закрыл дверь и вышел во двор, а за ним вышел и полицай. Второй жандарм, осматривая веранду, остановился у дверей и обратил внимание на кончик провода, завернутый на гвоздик и взял его рукой. «Погиб и все погибло» промелькнуло у меня в голове.

Но попытался еще спасти положение и сразу сказал ему: «То проше пана, сын провадзил электричный звонек и не скинчил».

Понял ли он меня, или нет, не знаю, но кончик этот оставил и вышел ничего не сказав.

Жандармы ушли, так и не догадавшись, что кончик провода был концом Антенны. Если бы жандарм только чуть потянул его, то провод этот привел бы к аппаратуре – радиостанции – типографии и оружию. К счастью, этого не случилось.

А однажды в пять часов вечера, кто-то тихо постучал в дверь. Подхожу к окну веранды и вижу двух парней. У одного в руках портфель. Сразу показалось, что это пришли мой радисты, – Костя и Виктор. Но, присмотревшись, увидел, что парни незнакомые. Наверное, пришли по паролю. Радостно открываю им дверь. Они, ничего не говоря, быстро входят в квартиру. Когда я закрыл дверь и вошел в комнату, увидел наведенный на меня револьвер. Последовало короткое: «Руки вверх!»

Не подымая рук, спрашиваю: «В чем дело?»

– Сейчас увидишь, – и начали связывать мне руки.

Усадили в кресло и приказали молчать. Навязали два узла и, предупредив, чтобы я в течении 10-ти минут не сходил с места, ушли. Только тогда я понял, что это были бандиты. Развязал меня сосед Спасенко-Руднев А.С.

В Октябре 1943 года из-за Днепра все сильнее и сильнее доносилась артиллерийская канонада. Оккупанты, чувствуя свою скорую гибель, усилили кровавый террор. Начались обыски, аресты и принудительный вывоз советских граждан в Германию. Прилегающие к Днепру районы города были об’явлены запретной зоной, и все население отсюда было выселено. Люди, бросив свои квартиры, уходили, кто куда. Такому выселению подверглась и улица, где я жил, и где находилась Рация, Типография и оружие – всего общим весом более двадцати пудов груза.

Передо мной встал вопрос, как мне быть и что делать? Решил было оставить все и уйти к партизанам в Тетеревские леса. В селе Крапивная у меня была связь с партизаном Будковским Михаилом Петровичем. Но, учитывая, что ко мне могут прийти товарищи по подполью, связанные со мной паролем, решил – остаться дома и прятаться в соседнем пустом доме «Детские Ясли». Но, увидя, что немцы ходят с собаками по дворам, вынужден был на время оставить квартиру с тем, чтобы когда выселение закончиться, возвратиться.

Так и сделал.

Кур и кроликов запер в квартире, оставив им корм и воду, а собачку взял с собой и поселился в полуразрушенном бомбами 5-тиэтажном доме, по улице Жадановского, в которой поселилось много беженцев.

Возвратился домой рано утром на третий день. Во дворе все квартиры и сараи разбиты и пограблены.

Поселился я в «Детских Яслях» на втором этаже и оттуда наблюдал за своей ограбленной квартирой, ожидая прихода кого либо из товарищей, по подполью.

Ночевать уходил домой, имея на всякий случай немецкую повязку на руку с печатью Ликерно-водочного Завода, которую носили все рабочие Завода, а рано утром уходил в «Детские Ясли». И случилось так, что я крепко заснул. Разбудил меня сильный стук чем-то тяжелым в дверь и окно, в котором разлетелись все стекла. Я вышел на веранду и увидел трех юных немецких солдат и офицера в царских погонах – Власовца.

«Ты что тут делаешь?» закричал Власовец. Схватил за грудь и вытолкнул из веранды во двор. Мне сделалось дурно. Когда я пришел в себя, – их уже не было.

С болью сердца и ненавести, смотрел я на то, как немцы и наша нечисть ходили по квартирам и сараям и выносили оттуда всякие вещи и предметы.

В ночь на 6-е Ноября 1943 года наши танки вошли в Киев, их встретили со слезами счастья и радости.

7-го Ноября я встретился с подпольщиком Марченко, которому сдал радиостанцию, типографию и оружие.

Только при погрузке в машину всего этого соседи с удивлением узнали, что было в квартире.

 

Предательница И.Д. Кудри, Р. Окипной Е. Бремер и ее матери, немецкая шпионка Грюнвальд «Нанетта» после капитуляции Гитлеровской Германии была разыскана и засуджена3 на 25 лет лишения свободы, но и половины этого срока наказания не отбыла – была ошибочно по амнистии освобождена…

В 1963 году, через двадцать лет, когда в «Неделе» появился репортаж Генерала В. Дроздова и А. Евсеева о Киевском чекистском подпольи, под названием «Два года над пропастью», по просьбе читателей «Недели» – дело «Нанетты» было пересмотрено Генеральным Прокурором СССР вновь и «Нанетта» была арестована для отбытия оставшейся части срока наказания – 16-ть лет.

 

За выполнение задания Партия и Правительство наградили меня высокой наградой – «Орденом Отечественной войны ІІ-й степени» и медалями: «Партизану Отечественной войны» ІІ ст. за «Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», «За оборону Киева».

 

ЦДАГОУ, ф. 57, оп. 1, спр. 777, арк. 0, 64–109.