Документи
Стенограма бесіди секретаря ЛКСМУ М.Кузнєцова з київською підпільницею Єфросинією Кощєєвою
25 березня 1943 р.
Сов. СЕКРЕТНО
БЕСЕДЫ тов. КУЗНЕЦОВА С ПОДПОЛЬЩИЦЕЙ КАЩЕЕВОЙ
КУЗНЕЦОВ: Расскажите подробно кем оставлялись, как оставлялись, каким образом встретились с Кучеренко, какие давали вам задания, какие были встречи, каких вы знаете подпольных работников, какая система конспирации. Расскажите, что вы знаете о Романченко. Расскажите, как вы вышли, как можно работать при немцах в тылу без документов и т.д.
КАЩЕЕВА: Оставлена я была секретарем Железнодорожного райкома партии Миндичем. Он меня позвал и спросил, хочу ли я работать. Я согласилась.
Не боюсь. И послали меня в горком комсомола к Кучеренко. Я поехала к Кучеренко. Я думала, что он даст какой-нибудь инструктаж. Он вызвал меня и говорит – не боишься умереть. Я говорю – чего бояться. Кучеренко направил меня в ЦК, где со мной беседовал один высокий, черный. Из ЦК нас послали на обучение подрывному делу в Пуще-Водицу. Там мы пробыли 3–4 дня, но учение не происходило и нас отпустили.
Еще до прихода немцев Миндич устроил меня работать в магазине, а когда пришли немцы, я сидела без работы, потому что была большая безработица. Некоторые ребята устроились.
До февраля м-ца были без всякой связи, все ожидали прихода. Снитко и Синицын – секретарь Сталинского райкома комсомола были вместе. Снитко случайно встретил на улице Розанова. Когда он на следующий раз встретил Розанова, тот ночевал у Снитко. Как-то раз приходит Снитко к Синицыну, который живет напротив меня, и говорит – видел Розанова, который говорит, что нужно организовывать молодежь, вербовать молодежь, вообще начать работу. Я говорю – как можно давать такие задания, ведь изменилась психология людей, время изменилось, и так просто нельзя. Потом почему мы должны принимать приказания от него.
Я была знакома с т. УХО. Я дружила с одной студенткой – Зинченко, у которой на квартире жил Ухо. Это была явочная квартира. Один раз пришла мать Зинченко ко мне (это было до оккупации Киева). Она получила письмо от своей дочери и пришла узнать, как я, что я. Не застав меня дома, она попросила, чтоб я зашла к ней. Я зашла к ней. Зинченко говорит – Николай оставлен для подпольной работы. Я говорю, я также оставлена для этой работы. Когда пришли немцы, я заходила к ним.
Когда я видела Розанова и он давал мне задание вербовать молодежь, я сказала, что узнаю – как быть. Я пошла к Ухо и спросила, как быть. Он говорит – никаких поручений не принимайте от них. Вы оставлены организацией и в данный момент будете получать задания. Я это передала Розанову, но не сказала ему, с кем я советовалась по этому вопросу. Он догадался, что я имею связь с партийной организацией, но ничего не спросил.
В феврале м-це он приходит к Синицыну и говорит:
– Кучеренко есть в городе и был у меня.
Оказывается, Кучеренко стоял в это время на дворе. Синицын сказал, что он зашел в квартиру. Кучеренко стал расспрашивать, какое настроение, имеем ли мы связь. Потом он спрашивает – кого ты знаешь из ребят. Синицын говорит, что знаю Кащееву, и что может устроить со мной свидание. Синицын и Кучеренко пришли ко мне в подвальное помещение, где я работала. Кучеренко стал спрашивать, не забыла ли я его, каково мое настроение и так далее. Мои родители эвакуировались и живу я за счет оставшихся вещей.
– Я слыхал, что ты имеешь связь с партийной организацией, – сказал Кучеренко.
– Точно не скажу, ребята сказали.
Я сказала, что ни с кем не имею связь, все это глупости. Знаю некоторых членов партии, но ничего о их делах не знаю. Он ушел от меня. Спрашивал меня также и о Репике, – секретаре райкома. Я говорю: когда я жила на Лысенко, Репика я видела и заходила к нему, но его не было дома, он уходил в село. Попытайся связаться с Репиком, – сказал мне Кучеренко.
ВОПРОС: Как Кучеренко жил.
[КАЩЕЕВА:] Он был на нелегальном положении, ходил с квартиры на квартиру, просил нас, чтобы мы подыскали ему квартиру для ночлега.
Он ночевал у Зинченко с Ивкиным.
Репик пришел в марте месяце. До этого он приходил и уходил на село, и я никак не могла его застать. В один прекрасный день, в марте, зашел Синицын к Снитко и бабушка Снитко говорит – больше вы Володю не увидите, потому что его арестовали. Пришел какой-то в штатской форме, вызвал его и больше мы его не видел. Позже забрали мать Снитко. Синицын приходил ко мне и говорит – как быть, Володю арестовали.
В эту ночь у Снитко ночевал Кучеренко. Только Кучеренко вышел, пришел гестапо. Мы все боялись за язык Снитко, так как он был довольно разговорчивый парень. Решили дома не ночевать. Синицын с женой находились у Бурятова.
Кучеренко в это время прислал своих связных, чтобы узнать, где находятся Синицыны. Не хотелось сказать, где они. Он потом нас пилял – как это мы рассыпались.
После этого приходят и говорят, что арестована Валя Прилуцкая.
ВОПРОС: Что он говорил о Сезоненко.
[КАЩЕЕВА:] Говорил, что Сезоненко видел, вместе отступали из Киева, а когда попали в окружение, они вместе пытались пробраться через кольцо. Потом Сезоненко их бросил. Кучеренко был обижен на Сезоненко, за то что он их бросил. Я слыхал, что он находится где-то в Черкассах, – говорил Кучеренко. Вообще говорил с Сезоненко как о неблагонадежном человеке и т.д.
ВОПРОС: А что он говорил про ранение Сезоненко.
[КАЩЕЕВА:] Он говорил, что Сизоненко не был ранен, а что его ударила машина. Говорил, что это была придурь.
Потом я говорю, что мне слабо верится, чтобы Сизоненко так себя вел, ведь он все время находился на передовой линии фронта. Потом я видела Ивкина и Кучеренко и Ивкин тоже говорил, что Сизоненко тоже его бросил, оставив на произвол судьбы. Через некоторое время приходит Кучеренко и говорит, что слышал, будто в Черкассах арестовали 30 человек, по-видимому там был и Сизоненко. Я говорю ему – как же, ведь ты говорил, что он неблагонадежный человек.
– Но не мог же он так сидеть без всякой работы, – сказал Кучеренко.
Как-то Кучеренко собрал нас: я, Репик, Синицын, и связная Маруся. Мы пошли на квартиру к Зинченко и там, с каждым в отдельности он говорил. Меня тогда еще не оставляли секретарем. Он просил, чтобы ему нашли квартиру. Когда мы вышли из квартиры Зинченко, он говорит:
– У нас есть список секретарей райкомов партии, которых оставили. Некоторых мы нашли, а некоторых адреса мы не знаем. Показал мне список. В этом списке был Ухо.
ВОПРОС: Сколько человек было в этом списке.
[КАЩЕЕВА:] Человек 7–8. Я говорю, – Ухо я знаю.
– Я связи с ним не имею, – говорит Кучеренко и попросил его связать с Ухо. Я могу сказать ему, что такой-то человек хочет с вами связаться. Пожелает он видеть или нет, не знаю.
У нас есть Ивкин и он хочет с ним видеться.
В конце февраля мы получили приемник у Елены Мироновой, работавшей в аптеке на углу Ленина и Короленко. Я взяла приемник и отнесла к Бурляю – секретарь организации ТЭЦ (подпольной). У него дома был свет.
Когда арестовали Снитко, Розанов был на воле. Через некоторое время приходит один парнишка (родственник Розанова) и говорит – в пятницу он вышел от нас и больше к нам не являлся. Потом пустили слух, что Розанов арестован. Через 3 дня арестовали Елену Миронову.
Я пошла к Ухо и сказала, что есть Ивкин и Кучеренко, которые хотят его видеть.
– Мы его разыскиваем 6 месяцев в городе и не можем связаться, – говорит Ухо. Я спросила, как устроить эту встречу и он сказал, – пусть Ивкин напишет письмо и мы свяжемся. На другой день связная принесла письмо от Ивкина.
Ухо, кроме того, что был секретарем райкома, был оставлен подпольным вторым секретарем обкома партии и был связан с Брузо. Мне передавала Зинченко, что Кучеренко, Ивкин и Ухо были у нее на квартире. Ухо собирался идти к Брузо, но Брузо не разрешал брать Кучеренко. Кучеренко просто умолял, чтобы его взяли.
Через некоторое время, перед отправкой ребят в Германию, он пришел и говорит – надо организовать боевой отряд санитарный, в случае приближения наших частей, можно будет выступить в помощь армии. Я говорю – а оружие.
Санитарные дружины организовать легко, потому, что я девушек знаю, а боевой отряд мне было трудно. Я сама подобрала 3 человек и Бурляй нашел 2-х человек.
Кроме этого, Кучеренко сказал Бурляю, чтобы ребят работавших на производстве организовать вокруг себя для того, чтобы эти люди могли сохранить завод от взрыва при отступлении немцев.
Кучеренко приходит, устанавливает сроки – к 25 числу, к 15-му. Я говорю:
– Ты сроки не устанавливай, это могло быть в мирное время. Теперь условия другие. Для того, чтобы довериться человеку, надо с ним побеседовать не раз и не два.
Пришел как-то Артеменко и через него я получила в день отправления ребят в Германию листовки. Листовки были оставлены у Синицына, а напечатаны они были еще нашими: обращение к молодежи и юношам. Мы хотели отпечатать специальные листовки ко дню отправления в Германию, но у нас не на чем было печатать, не было химикатов. Я встретила Репика и предложила ему разбросать листовки. Он говорит – пускай они будут у тебя, я не хочу их держать у себя.
Через день или два приходит ко мне связная Маруся и передает пакет, в котором Кучеренко пишет, что решением бюро обкома мы утвердили тебя секретарем райкома, а Репика сняли. Я говорю:
– Как это так, человек может озлобиться.
– А ты постарайся от него увильнуть.
Я сказала Кучеренко, что нужно же связаться с партийной организацией, надо встретиться хотя бы с секретарем райкома партии. Кучеренко обещал. Репик говорит, что к нему приходил молодой мужчина – секретарь райкома партии, а Кучеренко утверждает, что секретарем Железнодорожного райкома был старик. Одновременно он говорит – будь в 4 часа дня, я познакомлю тебя с секретарем райкома, но в этот день не явился, а пришел на другой день и сказал, что старика нет.
Листовки на другой день мы распространили: на аэродроме, на железной дороге, на улице. Бурляй распространил листовки на ТЭЦе. Здесь получился скандал. Заметил один мастер, позвал начальника цеха, тот главного инженера, а тот директора ТЭЦ. Директор вызвал полицию. Так как у одного рабочего на дому был приемник, то на него пала вся вина.
ВОПРОС: Сколько у вас было листовок.
[КАЩЕЕВА:] Штук сто. Меня удивило, что пришел Кучеренко и даже не спросил о последствиях распространения листовок.
– Я слыхал, что вы переборщили на ТЭЦ’е.
ВОПРОС: Как он вел себя, настроение какое было. По вашему мнению как – нервозности не чувствовалось!
[КАЩЕЕВА:] – Нет. Синицын тоже говорил, что я чувствую, что он нас предаст.
ВОПРОС: Ну, а какие странности за ним замечались.
[КАЩЕЕВА:] Как-то раз он пришел и говорит – многих арестовали, надо поменьше людей брать.
ВОПРОС: Как он одет был, состояние здоровья.
[КАЩЕЕВА:] Когда он пришел в феврале, вид у него был прекраснейший, лучше чем когда он нас оставлял. Одет был в какую-то фуфайку, а поверх пальто и был в хороших валенках. Бритый. На голове какую-то ушанку носил. Вид у него был вполне приличный. Он приходил в красноармейских ботинках, в потертом плаще, ходил с небольшим женским портфельчиком, там бумаги всякие были.
ВОПРОС: Может какие документы были.
[КАЩЕЕВА:] Я спрашивала его – зачем вы носите этот портфель, там же у него были наши адреса, явочные квартиры и т.д.
ВОПРОС: Он не говорил, как возвратился в Киев.
[КАЩЕЕВА:] Он говорил, что прошел по Украине. Пытался пройти, потом был у своей матери на Подоле. Там близко жил полицейский и ему попало. И он стал странствовать по Киеву. Когда я спросила, зачем он носит при себе бумаги, ведь он живет на нелегальном положении, его каждый раз могут арестовать, – он сказал, – я не боюсь, в случае чего, там бомбочка есть, я брошу и портфель взорвется.
Несколько раз связная Маруся у меня ночевала. Когда арестовали Прилуцкую, она говорила, что Прилуцкая себя хорошо держала, не выдала ее квартиры. Потом кого-то другого арестовали, и он выдал ее квартиру. Маруся спросила, может ли она ночевать у меня. Я ей разрешила. На квартире у меня жила соседка старуха. Маруся раза 3–4 у меня ночевала.
В апреле месяце приходит к нам Артеменко и говорит, что все связные арестованы. Очевидно, собиралось заседание бюро и там их арестовали.
ВОПРОС: Кучеренко был на заседании.
[КАЩЕЕВА:] – Нет, его не было.
Я в это время работала в совхозе «Красный трактир» за Киевом. Устроилась работать там, потому что управдом сказал, что мобилизует в Германию и, что мне необходимо устроиться на работу. Это был пригородный совхоз за Сталинкой. Я явилась в управу и меня послали туда работать. Когда я там работала, ко мне приходил домой Кучеренко, я ему говорю – как быть, мне тяжело 10 километров ходить туда и обратно, работать на земле, я без обуви. Он говорит – уходи из дому.
– Как же я могу уйти из дому, кто же меня будет содержать.
– Да, это очень трудно, нас очень много таких людей. Я постараюсь достать тебе рабочую карточку о том, что ты раньше при домоуправлении работала, чтобы тебя освободили от этой работы, но больше я Кучеренко не видела.
Обычно, когда я возвращалась домой и проходила мимо квартиры Синицына, я кричала:
– Жорж, как дела.
– Ничего, отвечал он. Однажды я шла домой в 9 часов и у меня было какое-то предчувствие. Я кричу жене – Вера, а она выходит и сообщает, что Жоржа забрали. Он перед этим 5 дней болел желудком, готовился к экзаменам и не бывал в институте. А в этот день пошел в институт и столкнулся там с агентом гестапо, который специально шел за ним. Синицын был арестован. Об этом рассказал швейцар института.
Мы с Верой зашли на минутку домой ко мне, я захватила кое-какие вещи и пошла ночевать к знакомой девушке Нине. Утром зашла к Зинченко, поставила ее в известность. Поставила в известность также и Бурляя о том, что Синицын арестован и ушла в деревню. Через 3 дня возвращаюсь в Киев и мне соседка говорит, что приходил какой-то мужчина, спрашивал меня и сказал, что он от Маруси. Я знала, что от Маруси прийти не может и сказала, что если он придет второй раз, то передайте ему, что я ушла в деревню и возвращусь не скоро.
Часов в 5 пришли двое прямо к дворнику, дворник их направил к соседке, а перепуганная соседка повела к жене Синицына, потом еще в один дом, но меня там не застали. Когда мне стало известно, что за мной приходили агенты, я пошла к Ухо и сказала ему об этом, он сказал, чтобы я ушла в село. У меня как раз в Саверне жила соученица. Отец ее был старшиной и я могла там прожить недели две. Ухо сказал мне, что их связные также арестованы и что он также собирается идти в село.
Однажды Ухо вернулся в город и решил заночевать у одного из командиров партизанского отряда, оказалось, что он арестован, а жена командира говорит Ухо – иди его выручай! Подняла крик, прибежала полиция, Ухо стал отстреливаться и последнюю пулю пустил себе в лоб. На следующий день взяли и его жену. Ей рассказали, что он пришел в себя, ему делали операцию – трепанацию черепа, сняли допрос и через два часа он умер. Дочь Ухо спаслась.
5 июня приехал Бурляй на село и рассказал мне о всех этих событиях. Кучеренко вместе с агентом гестапо приходил арестовывать Брузо, но он живым не дался, а сам застрелился. Мы все время не знали, кто нас предал и думали, что это связные. Дочь рабочего, на квартире которого жил Брузо, рассказала, что нас предал Кучеренко.
Я не знала, что гестаповцы вырезали мою фотографию и решила пойти в город за своими и Бурляя вещами. В этом мне помогла подруга. Она попросила у отца подводу и мы вместе отправились за вещами в город. Потом вещи я оставила у подруги и вместе с Бурляем решили перебраться через фронт.
ВОПРОС: Итак, работали такие райкомы: Железнодорожный, Молотовский, Сталинский…
[КАЩЕЕВА:] – Петровский.
[КАЩЕЕВА:] Сказал Кучеренко. Мы не знаем только о Кагановичском и Дарницком. Сказал Ухо, что Чайка был предателем.
ВОПРОС: По Кировскому райкому – вы не слышали.
[КАЩЕЕВА:] Вообще то он существовал, но там была Кавицкая, отступала со всеми частями, но когда попала в плен, вернулась в Киев. Вообще так они делали – если не находили связь с теми, которых оставили, так они назначали новых.
ВОПРОС: По Ленинскому району.
[КАЩЕЕВА:] Я знаю, что там были девушки Бегма Галка и Валя. Кучеренко сказал, что все ребята в Ленинском районе погорели из-за секретаря райкома, а Бегма спаслась, потому что она ушла в деревню.
ВОПРОС: Что было слышно в городе. И что вы знаете о действиях партизан в городе Киеве и пригороде.
[КАЩЕЕВА:] Зимой о партизанских отрядах мы не слыхали, но были отдельные случаи саботажа. Однажды мы увидели 3-х повешенных на Бессарабке с надписью: «Цих трьох повішено приказом поліції за саботаж».
ВОПРОС: А вот такие действия – взрывы домов и т.д.
[КАЩЕЕВА:] Да, после прихода немцев их военно–полевая комендатура разместилась в «Детском мире» (на углу Крещатика и Прорезной). Они объявили, что здесь должны пройти регистрацию мужчины от 15 до 65 лет. 22 числа произошел взрыв в этом «Детском мире». Отчего произошел взрыв – неизвестно. После этого сгорела Прорезная, немцы взрывали все дома и никаких мер для тушения не принимали. Когда они увидели, что огонь идет вверх по Лютеранской, тогда они мобилизовали мужчин и начали тушить пожар. Немцы пустили слух, будто партизаны перерезали кишки, по которым идет вода. Перед октябрьскими днями было взорвано здание Верховного Совета и обкома партии. За это немцы расстреляли сначала 400 человек, потом 300, потом снова 400. Появилось предупреждение, что в случае, если повторится взрыв или пожар, они будут расстреливать всех без разбора. Людей просто ловили на улице, окружали и вели на расстрел. Во время октябрьских дней разрешалось ходить в городе до 4-х часов дня.
ВОПРОС: Знаете ли фамилии партизан.
[КАЩЕЕВА:] – Нет, не знаю. Знаю только, что сейчас хорошо действует партизанский отряд Калашникова. В Широковском районе, например, висело объявление, что за голову Калашникова немцы дают 15 или 20 тысяч. Говорили, будто поймали 5 человек из отряда и все они называли себя Калашниковым.
ВОПРОС: Были ли убийства немецких деятелей.
[КАЩЕЕВА:] В Кривом Роге убили коменданта и его кухарку. За это расстреляли 300 человек заложников.
[КАЩЕЕВА:] – Нет, не слыхала.
ВОПРОС: Кто из немецких видных деятелей был в Киеве.
[КАЩЕЕВА:] – Первого и второго мая была демонстрация. Они также празднуют этот день. Я на этой демонстрации не была, но мне говорили, что там выступал Кох. Собирали этот митинг для того, чтобы агитировать людей для поездки в Германию.
ВОПРОС: Где Кох живет.
[КАЩЕЕВА:] В Киеве, но на какой улице не знаю.
ВОПРОС: Кто работает в гестапо из известных наших работников, кроме Кучеренко.
[КАЩЕЕВА:] – Говорили, что секретарь Ленинского райкома партии Романченко и Чайка.
ВОПРОС: А такие – профессора, учителя.
[КАЩЕЕВА:] – Вообще, кто в гестапо работает – не знаю. В полицию пошло очень много молодежи. Сначала они пошли спасать свою жизнь, но многие ребята очень помогали нам. Они освобождали многих ребят от мобилизации в Германию. Бывало, придет полицейский к своему шефу и говорит – это моя жена и ее освобождали. Много сделали эти ребята.
Некоторые даже давали документы арестованным и тем, которые находились в опасности. Подвласов хотел мне достать документ, но у этого парня не оказалось женский паспортов.
ВОПРОС: Какая судьба Ивкина.
[КАЩЕЕВА:] С тех пор, как арестовали Брузо и Ухо, мы о судьбе Ивкина ничего не знаем, на квартиру к Синченко он не являлся.
ВОПРОС: Задерживались ли вы гестапо или при каких либо других обстоятельствах – не перевербовывали ли вам немцы.
[КАЩЕЕВА:] – Нет. Такого не было.