В сентябре 1941 года, я попал в лагерь военнопленных под Переяславом. Лагерь представлял пространство под открытым небом, огороженное колючей проволокой; нас было до десяти тысяч человек. Мы не получали никакой пищи и ни капли воды. Нас перегоняли из лагеря в лагерь через Переяслав, Борисполь, Дарницу, Киев - на Житомир. Питались только тем, что по дороге нам бросало население - кусками хлеба, сырыми овощами. В женщин, бросающих нам хлеб, стреляли. Расстреливали из нас всех раненых, больных, отстающих, слабых. Иногда стреляли прямо в строй. В Дарницком лагере впервые нам дали похлебку, это было на 12-й день плена. Посуды не было, ели из пилоток. В Киеве мы пробыли одну ночь, на Керосинной, после чего нас погнали на Житомир; 7 дней мы шли по грязи под дождем. Из Киева нас вышло 6 тысяч, дошло до Житомира - тысячи две. На стоянках на ночь нас загоняли в конюшни оружием; в ужасающей тесноте люди давили друг друга, ломали руки и ноги. На месте каждой стоянки оставались десятки трупов, а покалеченных тут же и пристреливали.

Житомирский концлагерь размещался в трехэтажных казарменных зданиях. Из Житомира нас эшелоном должны были отправить в Германию. Нескольким из нас, подкупив охрану, удалось бежать.

20 октября я был в Киеве, здесь около полугода я скрывался. За это время я связался с группой инженера Виталия Письменного, существовавшей под видом технической артели «Будівник» (Короленко, № 71). Артель имела фиктивное делопроизводство, для вида вела некоторые работы, располагала штампом и печатью. Удостоверения артели спасли человек 20 от угона в Германию. Члены артели распространяли сообщения советского радио. Артель просуществовала с декабря 1941 г. по август 1942 г. В августе Письменный был задержан следователем гестапо - Жоржем Пузенко, как коммунист отправлен в Сырецкий концлагерь, где был убит при попытке к бегству. Артель прекратила свое существование. Меня, как безработного, отправили на Львовскую 24 - пересыльный пункт для отправки в Германию. Там было согнано несколько сот человек, почти сплошь молодежи. Нас били палками, предупреждали о расстреле на месте при попытке к бегству. С группой в 12 человек я бежал оттуда ночью через забор. Я стал пробираться в Хабно (Кагановичи), куда имел от одного из членов артели явку. В Хабно я стал работать зав. клуба. Там я познакомился с группой врачей, державшей связь с партизанским отрядом. Я получил задание доставлять из Киева в Хабно медикаменты для передачи партизанам. В Киеве на Евбазе у человека, продававшего сахарин, я получал медикаменты. Под видом перевозки немецких кинофильмов для клуба, я доставлял их в Хабно и передавал врачу села Варовичи - Неониле Омельченко. Через Неонилу Омельченко медикаменты переходили к партизанам. Она же была и врачом партизанского отряда.

Всего два раза мне удалось перевезти медикаменты. В третий мой приезд в Киев в марте 1943 г. меня задержал на Евбазе тот же Жорж Пузенко и отвел в полицейское управление (Короленко, 15). Я там провел 9 суток. Я перенес там пытки, побои, издевательства, мне выбили там два зуба. Меня обвиняли в том, что я работник НКВД. Оттуда меня отправили на Короленко, 33 - в гестапо. Там был учинен быстрый допрос в 11/2-2 минуты. Допрос производил офицер при помощи переводчика, фиксируя ответы на пишущей машинке. Мне задали два вопроса: 1) национальность и 2) работа при советской власти - после чего офицер сказал переводчику «здесь уже все оформлено». Меня угнали палками. На другой день нас, 11 человек, повезли в Сырецкий концлагерь. Перевозили нас в известной «душегубке», которая в данном случае была просто транспортом.

Начальник лагеря фон-Радомский со своим штатом, с овчарками, принял нас. Нас выстроили в шеренгу, проверили по списку. С нас сорвали лучшие вещи, каждого били палкой по голове, испытывая, кто из нас свалится от ударов. Потом начали лагерную «зарядку». 10 штатных бандитов гнали нас под беспрерывными ударами палок на протяжении километра. Команда все время менялась: «кругом, ложись, вставай, бегом, гусиным шагом (на корточках), рыбьим шагом (на животе)».

Люди не могли выполнить, путались, за что нас беспощадно били. Каждый тянулся изо всех сил, зная, что слабых убивают. Эта зарядка каждый день производилась для всего лагеря после работы. Пригнав нас к жилой зоне, нам дали ведро бурды из картофельной шелухи и посадили в землянку. На утро нас распределили по работам. Я назвался плотником, и это меня спасло на первое время от страшнейших побоев. Обычно работы были непосильны, издевательски бесцельны, людей заставляли носить землю с места на место. На носилки насыпали по 8-10 пудов земли и заставляли носить бегом, при чем били лопатами и стреляли. Тут же убивали. Иных и живыми закапывали в землю. Одному из таких закопанных живьем в землю Ефиму Вилкису удалось выбраться из-под земли и спастись. Впоследствии он удрал вместе с нами из Бабьего Яра. Сейчас он находится в Киеве. Зачастую людей впрягали в каток человек 10-12 и били до тех пор, пока те не сдвигали каток с места. Часто приказывали заключенному взобраться на дерево, а двум другим - подпиливать это дерево. Вместе с деревом падал и погибал человек.

Всего в лагере было 2000 человек, в большинстве молодежь. Из них 500 женщин. Все питание было: 200 грамм просяного хлеба, 1 раз в день похлебка-баланда, 2 раза в день кофе. Во время ходьбы с работы на работу, на обед и с обеда нас заставляли петь украинские песни. И вот наша советская молодежь пела советские песни и этим выражала свой протест. Любимыми песнями были «Катюша» и «Тачанка». Мне удалось дать о себе знать в Хабно. Врач Омельченко привезла ряд документов для массового побега из лагеря, 2 советские газеты и партизанскую листовку. Это подняло дух заключенных в лагере.

За пять месяцев нашего пребывания в лагере - мы съели всех крыс, собак, кошек, птиц, которые попадали на территорию лагеря. Лагерь был обнесен колючей проволокой в два ряда. Между ними был еще 3-й ряд, по которому проходил ток 2000 вольт. Люди непрерывно в лагере менялись. Массами от истощения умирали, все время привозили новых. Через дорогу от лагеря - расположен Бабий Яр. Из лагеря мы видели, как туда систематически по вторникам и субботам приходили машины. Из них выбрасывали совершенно голых людей и расстреливали их тут же. 18 августа к нам в лагерь прибыла группа офицеров СС. Пошептались с начальством лагеря. Из нас отобрали 100 человек смертников из политических (коммунисты, евреи, советские активисты). Я тоже попал в это число. Нас пригнали в Бабий Яр и стали отводить по 5 человек для того, чтобы заковать в ножные кандалы. Потом дали лопаты и заставили раскапывать. Жили мы в землянке. Ходить в цепях было трудно, тяжело, на ногах от цепей образовывались раны.

Только на 4-й день мы докопались до трупов и узнали, зачем нас привели сюда. Мы должны были откапывать и сжигать трупы убитых фашистами людей. С еврейского кладбища привезли памятники, на них накладывали рельсы и дрова, на дрова - ряд трупов. Все поливали нефтью. Потом снова - ряды дров и трупов. Получались огромные штабеля в 2-3 тысячи трупов. Все заливалось нефтью. Приезжал кто-нибудь из немецких начальников и длинным факелом поджигал эту гору трупов. Немцы спешили, потому что бои уже приближались к Киеву. Для ускорения процесса раскопок десятков тысяч слежавшихся и слипшихся между собой трупов, немцы применяли экскаватор и взрывчатку. Трупы зацепляли и вытаскивали специальными крючками - баграми. Над всей обширной территорией Бабьего Яра стояло невыносимое зловоние разлагающихся трупов. Раскопки производились под наблюдением команды сплошь пьяных, отборных, окончательно озверевших бандитов. Лихорадочно торопясь, они беспрерывно избивали нас. Не было дня, когда бы каждый из нас не получил 20-30 ударов.

В этой адской обстановке мы провели месяц и 10 дней. Вскоре после начала раскопок к Бабьему Яру начали приезжать душегубки. Из них раздавались вопли и крики людей. Душегубка останавливалась недалеко от нас. Немцы подходили и включали газ. В машине слышны были сначала стуки, постепенно все умолкало. Немцы ходили вокруг машины, прислушиваясь. Через 15 минут, когда в машине было уже совершенно тихо, открывали настежь задние двери. Мы видели там тела, совершенно голые, красные, еще потные, теплые. Тут были парни, девушки, дети, женщины с грудными детьми. Некоторые умирали группами, обнявшись. Тех, кто еще дышал, немцы пристреливали. В душегубке помещалось человек 80. Однажды, привезли в душегубке молодых красивых девушек с модными прическами. В последние дни душегубки стали прибывать все чаще и чаще, по десятку раз в день. Привозили людей в одежде, с документами, с различными вещами. Видно было, что немцы торопятся: слышна уже была артиллерийская стрельба.

Нас заставляли вытаскивать и сжигать эти трупы. К запаху разлагающихся трупов присоединялся запах жареного мяса. После сжигания оставались кости и драгоценности. Заключенных заставляли собирать золото. Число работающих увеличили до 300 - за счет мужчин, привозимых в душегубках. Нам было ясно, что с окончанием раскопок нас должны уничтожить. Все заключенные считали себя заживо погребенными. Наша охрана в официальных рапортах называла нас трупами. Лишь немногие из нас упорно надеялись на возможность побега.

Группа в 7-8 человек стала организовывать побег. Инициаторами были Кукля, Трубаков и я. Условия для побега были чрезвычайно затруднены: кандалы на ногах, в землянку, где мы жили, вели 8 ступеней вглубь. За нами запиралась чугунная решетчатая дверь на тяжелый замок. Снаружи землянку охраняли 12 автоматчиков. Команда СС, охраняющая нас, была предупреждена, что она будет уничтожена в случае нашего побега. Прежде всего мы решили подобрать ключ к замку. На трупах находили ключи, напильники, ножики, ножницы. Ключи пробовали во время обеденного перерыва. Несколько товарищей заслоняли вход в землянку, за их спинами один пробовал ключ. Через месяц ключ был подобран. Круг посвященных в план побега был ограничен: человек 50 надежнейших. Мы разделились на звенья по 7-8 человек. Приготовления к побегу продолжались. Мы стаскивали потихоньку в землянку доски, палки, камни. У Трубакова, которому было поручено выдергивание золотых зубов у трупов, были клещи. Эти клещи, а также ножницы, ножики, напильники, находимые нами на трупах - мы предназначали для расклепывания кандалов. Раскопки подходили к концу, и день расправы над нами приближался. Медлить было нельзя. В ночь с 28 на 29 сентября мы решили бежать.

Открывал замок Кукля, просунув руку через решетку, ночью. При первом повороте ключа звук привлек внимание немецкой стражи. Товарищи начали звякать ложками в котелках, чтобы обмануть стражу. Теперь о побеге знала уже вся землянка. Кукля открывал замок 4 часа: от 12 до 4-х. Когда замок был открыт, все начали расковываться. Начался шум, сильный лязг. Подошли немцы, окрикнули. Через переводчика им объяснили, что тут происходит драка из-за украденной кем-то картошки. Немцы посмеялись над «трупами». Дверь открыли и, как заранее было условленно, с шумом, с криком и свистом бросились на немцев. В немцев полетели доски и камни. Один немец выстрелил и был убит доской. Мы предполагали взять немцев на испуг. Расчет оказался правильным. В первый момент немцы были ошеломлены. Однако, сейчас же началась стрельба из автоматов, в землянку бросали гранаты и осветительные ракеты, открыли стрельбу из пулемета. Прибыл отряд СС для того, чтобы изловить нас. Из 300 бежавших осталось в живых лишь 14 человек.

Я с уцелевшим из моей группы в 11 человек товарищем Харошем - доползли до первой хаты в поселке Сырец. На мне были только обрывки одежды и туфли, снятые с трупа. Нас приняла хозяйка хаты - Петренко (Тираспольская, 58¹) и спрятала в курятнике. Вечером я попал в город и подделал себе документ на имя Омельченко. В это время фашисты производили выселение жителей из восточных районов города, в массе выселяемых затерялся и я. Немцы разыскивали бежавших из лагеря, пытаясь определить их по трупному запаху. За поимку каждого из нас объявили награду в десять тысяч рублей. Но никто нас не выдал.

ДАВЫДОВ Владимир Юрьевич, рожд. 1915 г. Состоял в комсомоле с 1932 г. Инженер. До войны работал на строительстве «Волгострой».

На обороте написано ручкой: «Нач. 1 уч-ка ОСМУ-2»