Документи

Книга 2 | Том 2 | Розділ 2. Радянське підпілля в окупованому Києві. Боротьба і загибель
Книга 2 | Том 2 | Розділ 3. Активна участь мирного населення (зрадники й праведники)
Книга 3 | Розділ 6. Мирне населення в окупованому Києві. Настрої. Життя і смерть

Витяг із стенограми бесіди з Марією Груздовою, учасницею розвідувально-диверсійної групи Івана Кудрі, щодо ситуації в окупованому Києві

08 травня 1943 р.

Текст (рос.)

.

 

СТЕНОГРАММА

БЕСЕДЫ С тов. ГРУЗДЕВОЙ1 М.И., ПРИБЫВШЕЙ ИЗ гор. КИЕВА

 

8 мая 1943 года.

 

ЧЕРЕВАШ – Обстоятельно изложите место Вашей работы к моменту отбытия из города Киева. Когда Вы отбыли из Киева.

ГРУЗДЕВА – Четыре месяца тому назад.

ЧЕРЕВАШ – Вот и расскажите о месте Вашей работы к моменту отбытия.

ГРУЗДЕВА – К моменту отбытия я была на нелегальном положении.

ЧЕРЕВАШ – Где и у кого Вы жили, при каких обстоятельствах очутились на нелегальном положении?

ГРУЗДЕВА – К приходу немцев я работала управдомом по Кузнечной улице 4/6. Оставалась на этой работе и при немцах.

Через некоторое время арестовали нашего руководителя и поскольку я была его правой рукой, даже жила с ним в одной квартире, то тоже должна была быть арестована.

ЧЕРЕВАШ – Откуда Вы знали, что должны быть арестованы?

ГРУЗДЕВА – У меня на квартире целый месяц сидела засада. Кроме того два раза приезжали к моей матери. У меня абсолютно все конфисковали.

 

[…]

 

ГРУЗДЕВА – Видите ли, немцы в прессе не пишут о существовании партизанских отрядов. Они только иногда сообщают, что небольшую группу, пытавшуюся что-то сделать разгромили. Когда мы слушали свое радио, то знали, что партизанские отряды существуют, но не в Киевской области. Что касается попытки идти в партизанский отряд, то это просто невозможно. Вы себе не представляете как трудно сейчас пройти по оккупированной территории. Вы знаете, что многие уходили, но не возвращались, даже имея документы. Кроме того многие боятся за свою шкуру. Когда я перешла на нелегальное положение и поставила вопрос об уходе, то никто не соглашался идти со мной. Просто боялись.

ЧЕРЕВАШ – Кроме тех, которых Вы уже указали, перечислите еще лиц, сотрудничающих с гестапо, с немецкими властями, занимающихся предательством.

ГРУЗДЕВА – По линии подпольной партийной организации или вообще?

ЧЕРЕВАШ. – Вообще.

ГРУЗДЕВА – Ну, их много. Во-первых, такая фигура в Киеве, как профессор истории Штепа. Я его лично знала по университету, так как закончила университет. Профессор Штепа был арестован в 1937 году, просидел около года, его освободили и оставили в Киеве. В первый же день прихода немцев Штепа всплыл наверх. Его назначили начальником школьного отдела горуправы. Он поработал недолго и его сразу послали ответственным редактором газеты «Нове українське слово». Вначале было просто «Українське слово», а потом, когда разгромили всех украинских националистов, газета начала носить название «Нове українське слово». Штепа выступал в печати и довольно часто. Ругал как только мог советскую власть. Штепе создали очень хорошие условия и, конечно, всех кого он знает как коммунистов, так и вообще видных советских работников, он предает.

ЧЕРЕВАШ – Конкретные случаи расскажите.

ГРУЗДЕВА – О конкретных случаях я не знаю, но по нашей линии были такие сведения, потому что мы занимались тем, чтобы его убрать. У немцев он пользуется большим доверием. Редакцию вначале разгромили, но Штепу не только не преследовали, а даже улучшили его условия. Это одно уже говорит о том, что Штепа полностью предался.

Затем был Богозий. Кучеренко встретился с ним в гестапо. После профессора Оглоблина, он был председателем горуправы. Было предположение, что Богозий оставлен на подпольной работе, но Кучеренко сказал, что когда он сидел в гестапо, то встретил Богозия в прекрасном костюме, в хорошем виде, он гулял во дворе, а потом при освобождении Орлика – шефа полиции, освободили и Богозия и он вместе с Орликом приступил к своей работе.

Есть еще Лютинский. Он работал в Наркомпросе. Он тоже год сидел и его тоже освободили. Он лично мне говорил, что ему в НКВД выбили зубы. Сейчас он работает нач. жилотдела Богдановской управы. Он сам мне рассказывал, что в 1936 году в Ленинграде он имел свидание с немецким шпионом, который прибыл специально в Ленинград и вызвал Лютинского. После его возвращения из Ленинграда его посадили, но он сумел освободиться. Как он сейчас себя ведет? О его поведении можно судить по такому случаю: Там жили два товарища по национальности евреи, он, узнав об этом, специально послал материал в гестапо и их расстреляли. Кроме того, Лютинский получил сведения, что в доме, в котором я работала, проживает бывший сотрудник НКВД, фамилии его я не знаю, так как я с ним не была знакома, но Лютинский очень заинтересовался этим человеком и лично при мне докладывал о нем следователю гестапо Русецкому, который тоже жил в этом доме и которого тоже впоследствии арестовали. Эти факты говорят о том, что он является предателем. Судьбы этого товарища из НКВД я не знаю.

Затем Целованский. Это в прошлом работник милиции. Бывший белый офицер. При советской власти был прекрасно устроен. Был на руководящей работе. С приходом немцев он сразу стал начальником политотдела гестапо и работал там по день моего ухода. С ним я также была знакома, так как и он жил в моем доме.

Вообще фамилий много. Списки предателей имеются у товарищей оставшихся в Киеве, они в полной сохранности. Принести их сюда мы, конечно, не могли.

Еще о Русецком были сведения, что он был связан с органами. Что он там делал неизвестно, но после прихода немцев он стал следователем гестапо, причем он был единственным человеком из наших, который имел доступ к шефу гестапо. При мне был такой случай: приблизительно месяцев семь тому назад наши товарищи распространяли листовки из немецкой машины. Русецкий, обнаружив эту машину, начал в нее стрелять, ранил одного товарища, который все-таки ушел, а двоих он доставил в полицию. Русецкого тогда чуть не убили. За это он получил какую-то награду.

Жена одного товарища, честного человека, находящегося на фронте, также, к сожалению, продалась немцам. Люди, которые приходили к нам из Москвы, говорили, что ее муж очень хороший, честный, преданный человек. Фамилия ее Афанасьева. Она была связана с Русецким. Когда он разбил эту машину, то она стояла двое суток подряд и наблюдала за домом, в котором была наша квартира и которую никак не могло обнаружить гестапо. Она сама мне об этом говорила.

ЧЕРЕВАШ – Где в Киеве помещаются немецкие правительственные учреждения, гестапо, националистические учреждения?

ГРУЗДЕВА – Нельзя их так называть, потому что немцы националистов очень преследуют.

Штадткомиссариат помещается на углу Левашевской и граничащей с ней улицей. Генералкомиссариат – на Банковой улице в доме военного округа. Заправляет там немец Магуния. Гестапо находится на Короленко 33. Гестапо имеет еще свои школы, которые готовят людей и отправляют их на нашу сторону. Срок обучения шестимесячный. Эти школы находятся в Полтаве. Это установлено нашей организацией. Школу гестапо закончил некто Каминский. Работал он, кажется, в академии наук, но на низовой работе. Был направлен непосредственно в Москву, так как хорошо знал Москву. Были данные еще об одном бывшем зав. гаражем НКВД, тоже отправленном сюда. Я просила т. Строкача узнать его фамилию, так как он может явится сюда и, ссылаясь на свое прошлое, может много навредить.

ЧЕРЕВАШ – Знаете ли Вы еще людей, посланных по линии гестапо?

ГРУЗДЕВА – Я знаю людей, которые не только посланы, но даже уже и вернулись. Я с ними знакома. Большинство из них молодые парни и сердце кровью обливается, когда об этом узнаешь. Немцы, конечно, их обеспечивают, вплоть до того, что ковры и мебель им дают. Есть у них фортпосты, которые занимаются специально отправкой людей на нашу сторону и приемом их.

ЧЕРЕВАШ – Где это?

ГРУЗДЕВА – Во-первых, в том доме, где я работала – на Кузнечной 4/6. Возглавляет эту квартиру немец майор Мейер и в этом доме я знакомилась с людьми, которые возвратились. Мне удалось связаться с прислугой этого Майера. Между прочим, Майер был тоже репрессирован у нас, он удрал в Германию через Японию.

ЧЕРЕВАШ – В каком году?

ГРУЗДЕВА – Не знаю. С приходом немцев он возвратился. Это старый, квалифицированный немецкий шпион. С ним даже трудно разговаривать. Нам удалось как раз по нашей линии связаться с его любовницей и взять ее в свои руки, так она чуть не засыпалась с первых же шагов, то есть, когда она начала задавать ему интересующие нас вопросы, то он сразу сказал – ты может быть уже с кем-нибудь связалась, смотри у меня. И вот он специально сидит на этой работе. Он имеет несколько квартир. Я знаю две: одну на Кузнечной, вторую на улице Чудновского в доме Терещенко.

Затем, в бывших присутственных местах находится немецкая полиция. Есть еще украинская полиция.

Горуправа находится на бульваре Шевченко, где была наша прокуратура. Горуправа разделяется на райуправы, в частности Богдановская райуправа находится на углу улиц Чудновской и Караваевской.

ЧЕРЕВАШ – А украинская полиция где находится?

ГРУЗДЕВА – Городская в присутственных местах, а районные – в районах.

ЧЕРЕВАШ – Где помещается городская немецкая комендатура?

ГРУЗДЕВА – У них много комендатур. Военная, например, помещается в районе Липок, причем о таких учреждениях как гестапо, штадткомиссариат, генералкомиссариат немцы говорят, а о военной комендатуре не говорят, вообще о комендатурах ничего неизвестно. Но я знаю, что железнодорожная комендатура находится на Пироговской улице. На вокзале тоже есть комендатура, а где было управление юза помещаются немцы дорожники и там тоже есть комендатура. Городская полевая комендатура находилась на улице Короленко, но она не сидит все время на одном месте.

ЧЕРЕВАШ – Что Вам известно о немецких воинских частях? Их место дислокации, национальный состав, количество вооружения?

ГРУЗДЕВА – Все войска расположены в Липках. Дом Совнаркома, все дома НКВД заняты войсками. По сведениям, которые у нас были, там, кроме немцев, есть и союзные войска, в частности мадьяры. Раньше были и итальянцы, но в последнее время их не было видно.

Что касается вооружения, то некоторые склады находятся на окраинах Сталинки.

В отношении укрепления Киева, то я знаю, что очень укреплены мосты, восстановленные немцами. На быках, которые были нами выстроены, немцы построили большой деревянный мост, по которому ходят только машины. Этот мост укреплен 17-ю зенитками, которые находятся на самом мосту. Кроме того есть береговая зенитная артиллерия. Железнодорожный мост, взорванный нами и восстановленный ими, защищен не меньшим количеством зениток. Правый берег Днепра укреплен лучше, чем левый. У нас, например, были сведения, что там где стоят немецкие войска очень много орудий, как тяжелых, так и мелкого калибра, очень много зенитной артиллерии, что немцы минировали чуть ли не все подступы к Киеву. Они, например, минировали всю Пущу, укрепили всю Слободку. Откуда мне это известно? В течение двух недель весной прошлого года туда выгоняли всех до единого человека и производили укрепработы. Мы позже получили сведения, что там установлена артиллерия как тяжелого, так и мелкого калибра. Все наши старые укрепления немцами взорваны. Из каких соображений они это сделали не знаю.

ЧЕРЕВАШ – Значит, все укрепления северо-западнее и южнее Киева немцами взорваны?

ГРУЗДЕВА – По линии Киев–Белая Церковь, а на этом участке у нас были сильные укрепления, все укрепления взорваны.

ЧЕРЕВАШ – А на остальных участках?

ГРУЗДЕВА – Не знаю.

ЧЕРЕВАШ – А как с укреплениями в самом Киеве?

ГРУЗДЕВА – В центре Киева установлены зенитки, прожектора. Немцы ждут удара с левой стороны Днепра и мне приходилось слышать от женщин, имеющих связь с немцами, что немцы согласны отдать все на левой стороне Днепра, вплоть до Киева, а правую они укрепляют и будут за нее бороться до последней капли крови. Это как будто бы и на деле подтверждается. Между прочим они производят укрепления исключительно силами евреев, привезенных из Западной Украины. После окончания работы они их расстреливают. Это точно. Рядом, то есть по Кузнечной 33 была полиция СС, которая исключительно занималась этими работами и с нашего балкона было видно, как они каждый день отправляли много машин с людьми, лопатами на укрепительные работы.

ЧЕРЕВАШ – А экономическое состояние гор. Киева?…

ГРУЗДЕВА – Прописаться в Киеве почти невозможно. Приехавших возвращают по месту жительства. Лица, не имеющие документов, получили временные паспорта.

ЧЕРЕВАШ – А что с нашими советскими паспортами?

ГРУЗДЕВА – Наши советские паспорта действительны, на них только ставится штамп о прописке.

Было издано несколько приказов о посылке людей в Германию. Все это как будто бы проводится добровольно, а на самом деле при посредстве полиции, а именно: из каждого дома подаются списки в райуправы, полиция подает эти списки на пункт, находящийся при каждой райполиции и посылает извещение, по которому люди должны явиться в полицию, а если не являются, конфискуют все имущество, а если поймают этого человека, то предъявляют ему обвинение в саботаже и расстреливают. Бывают такие случаи, что для отсылки в Германию назначают жену, а муж и ребенок должны остаться в Киеве. А если назначают мужа и жену, то все же посылают отдельно, а не вместе. По улице свободно могут только ходить те, у кого маленькие дети, а всех остальных полиция просто окружает, садит на машину и отправляет на работу. Это в лучшем случае, а то отправляет непосредственно в Германию. Бывают случаи когда человек, уйдя из дому к знакомым в гости, домой уже не возвращается. При отправке в Германию забирают все документы, на которых пишут, что он «добровольно» уехал в Германию. Всех пойманных на улице, полиция под конвоем отправляла на улицу Артема, где был военкомат, там люди сидели под арестом, а оттуда их отправляли прямо на вокзал.

ЧЕРЕВАШ – Вы говорите, что всех хватают?

ГРУЗДЕВА – Всех, кто не работает или не имеет рабочей карточки, а тех, кто имеет штамп биржи труда, освобождают. У нас есть образцы всех их карточек и печатей. Они у товарища, который находится в отряде.

Что касается денег, то с приходом немцев советские деньги не принимались. Все было только на обмен, причем за прекрасный костюм можно было получить пуд картошки. Позже начали брать деньги, но цены были колоссальные: мука доходила до двух тысяч рублей пуд, стакан пшена 13–15 рублей, сало 800 рублей. Снабжения, конечно, никакого. Выдавались карточки, на которые хлеб выдавался два-три раза в месяц по сто грамм на человека. В последнее время начали регулярно выдавать хлеб по этим карточкам три раза в неделю по 150 грамм, независимо от того работает ли человек или нет. Работающие у немцев получают отдельно пайки.

Затем немцы решили, что нужно что-то сделать с ценами и они прекратили базар и установили твердые цены. Это ухудшило положение, потому что свободно ничего нельзя было купить, все продавалось из под полы, конечно, втридорога. Около недели не было совершенно базара, а потом опубликовали в газете что пока что твердые цены отменяются. Два-три раза пытались установить твердые цены, но ничего из этого не вышло. За это время повесили трех человек против крытого рынка, причем на дощечке было написано, что это спекулянты, продававшие свои товары по высоким ценам, но у нас были сведения, что это не спекулянты, а политические. К моменту моего ухода из Киева базар был только раз в неделю – в воскресенье на Подоле. Приносить продукты из села тоже нельзя. Украинская полиция стоит за Сталинкой, встречает людей, идущих из села и несущих продукты и все у них отбирает. Следовательно, продуктов в Киев попадает мало. Существуют пропуска на продукты, которые выдает комендатура руководителям учреждений. Они везут эти продукты в город и продают их, конечно, по высоким ценам.

Что касается религии, то церкви в Киеве открыты, но посещают их только старики. Немцы не верят в бога. Было много случаев, когда они заходили в церкви и не снимали шапок. Я лично была связана с одной немкой, прибывшей из Германии, прекрасно владеющей русским языком и когда ее прописывали в моем доме, то в анкете, которую нужно обязательно заполнить, на вопрос какого вероисповедания, она ответила, «никакого». Когда же ей сказали, что нужно обязательно заполнить эту графу она ответила: «Мы, немцы, ни в каких богов не верим».

Немцы часто пишут о том, что в Советском Союзе разрешили религию, то есть этим хотят подчеркнуть, что это есть возвращение назад. Совсем недавно они много писали в своих газетах, что Красная Армия называется уже русская армия, причем в армии ввели погоны, звания офицеров, денщиков, для чего открылись даже школы денщиков, что товарищ Сталин объявил, что старым офицерам все возвращается, только, чтобы они вернулись в армию, что всех евреев отстранили от военной службы и создали из них отдельную армию. Конечно, я лично этому не верила, но были такие, которые решили, что вообще Советский Союз уже не существует.

ЧЕРЕВАШ – Кто из видных религиозных деятелей есть в Киеве?

ГРУЗДЕВА – Из Львова прибыла целая группа, которая занимается восстановлением церквей, монастырей, соборов. Одна моя знакомая работает у них машинисткой. Она говорила, что они часто приходили, давали ей материал, причем брали историю церквей. Фамилии этих священников я не знаю.

Что касается образования, то работает в Киеве мединститут. В этот институт все стремились попасть, потому что он освобождал от посылки в Германию, но в одно прекрасное время подъехали машины и вывезли всех студентов в Германию. После этого произвели опять набор и мединститут работает. Помещается он в тех же зданиях, что и раньше. Ветеринарный институт работает, но находится он в другом месте, а не там, где раньше.

Немцы открыли много школ кроя и шитья, где занимается молодежь. Вначале было много курсов немецкого языка, в последнее время их закрыли. Из каких соображений не знаю.

Школы работают только до четырех классов. Работает музыкальная школа на Пушкинской улице.

Детей старших классов, во-первых, посылают в Германию, а во-вторых использовывают на черных работах.

Университет не работает, но директором его числится тот же Штепа.

Много профессоров осталось в Киеве, причем настроены они отвратительно. Многие мне рассказывали, как они прятались от эвакуации, как им хотелось остаться. К таким профессорам относятся: Якубский, Шаровольский, Лазоренко – директор мединститута. Правда, вообще о Лазоренко я плохого ничего не скажу. Нам как-то нужно было устроить в мединституте нашего человека, чтобы спасти его от посылки в Германию и несмотря на то, что у него не было почти никаких документов, все же Лазоренко лично его устроил. А когда нужно было выручить этого человека, попавшего в неприятную историю, тот же Лазоренко дал о нем хороший отзыв. Затем, доктор Крамаренко из мединститута. Он работал у профессора Крымова доцентом, а сейчас возглавляет клинику мединститута. Профессор Гайдай, отец Зои Гайдай. Мне пришлось лично с ним познакомиться, а также с ней и ее братом. Числится он за академией наук, но ничего не делает. Живет он плохо. В Киеве находится и известный художник Кричевский. Настроен плохо. У него широкий круг знакомых среди немцев, они часто привозят ему продукты, дочь его занимается в мединституте, ведет себя ужасно. Он говорит, что остался в Киеве из-за болезни. Живет неплохо.

Как обстоит с здравоохранением, сказать не могу. Вообще поликлиники работают, но за плату.

ЧЕРЕВАШ – Что требуется для того, чтобы выехать из Киева?

ГРУЗДЕВА – Только в декабре 1942 года разрешили выдавать пропуска на расстояние 80–100 километров за Киев на левый берег Днепра. Дальше ехать не разрешается. До этого можно было пройти только в Дарницу или Бровары по специальным пропускам, которые выдавались тоже немцами. Пропуск нужно брать в штадткомиссариате через начальника отдела пропусков.

ЧЕРЕВАШ – По каким мотивам выдаются пропуска?

ГРУЗДЕВА – Самый лучший мотив – это семейные обстоятельства. Если же человек переезжает совсем, то он должен в райуправе взять справку, сдать хлебную карточку, выписаться, взять отношение у управдома, чтобы сняли с учета. С этими документами он должен пойти в отдел пропусков штадткомиссариата и получить пропуск. Вообще же пропуск получить трудно. Это между прочим для передвижения пешим порядком, а на проезд по железной дороге пропусков вообще не выдают. Их выдают только переводчицам, чиновникам, и т.д. Пропусков на въезд в Киев не существует.

ЧЕРЕВАШ – Проживание в Киеве в каком случае возможно?

ГРУЗДЕВА – Только в том случае, если имеется командировка государственного учреждения.

ЧЕРЕВАШ – Вы из какого места вышли сюда по заданию?

ГРУЗДЕВА – Я двигалась из Ставищанского района.

ЧЕРЕВАШ – Задание по связи где Вы получили?

ГРУЗДЕВА – В Киеве.

ЧЕРЕВАШ – А где Вы проживали все это время?

ГРУЗДЕВА – Я была на районе, но два раза в месяц приезжала в Киев.

ЧЕРЕВАШ – А каким образом Вы оформляли эту поездку сюда?

ГРУЗДЕВА – Я уже докладывала об этом и думаю, что больше говорить не следует. У меня была командировка.

ЧЕРЕВАШ – Значит в декабре 1942 года Вы ушли из Ставищанского района?

ГРУЗДЕВА – Да, ушла на Киев и в Киеве у меня была встреча с Кучеренко.

ЧЕРЕВАШ – Сколько Вы имели встреч с Кучеренко?

ГРУЗДЕВА – За все время встреч шесть. В то время, когда я пришла из Ставищанского района в Киев, я его видела три раза.

ЧЕРЕВАШ – А тт. Скляренко, Морозову?

ГРУЗДЕВА – Скажу какое у меня впечатление о Морозовой. Она, безусловно, на все сто процентов наш человек.

 

[…]

 

ЦДАГОУ, ф. 1, оп. 22, спр. 14, арк. 71, 90–102.