ДОКЛАД

О положении в оккупированном противником городе Киеве

от 25.9.[19]42 г.

Записан со слов вышедшей из вражеского тыла ст[аршего] инструктора политотдела Киевского областного управления милиции НКВД УССР ЗАРОВНОЙ Марии Васильевны

 

Вторжение немецких войск в г. Киев

 

Немецкая войсковая разведка вошла в г. Киев 19 сентября 1941 года, под вечер. Фашисты шли по улицам города очень осторожно, осматриваясь вокруг и по сторонам.

При встрече с местными жителями города на улицах солдаты раскланивались с улыбкой на устах, как бы симпатизируя им.

На второй день, т. е. 20 сентября 1941 года, в воскресенье рано утром в г. Киев вошли немецкие войска.

 

Отношение населения к оккупантам

 

Во время входа немецких войск в город и в последующее время, жители г. Киева резко делились на две категории:

Одна категория людей, глубоко продумывая дальнейшую жизнь с этими общими врагами Советского населения, т. е. с немцами, тихо, молча, с суровым видом ходила по городу, очень внимательно присматриваясь к каждому немецкому солдату, офицеру, к их ехидным улыбкам.

Зорко следила за их действиями. Эта категория людей с презрением всматривалась в безумные лица "наших" людей, которые пытались подхалимничать к немцам. Таких подхалимов было немало.

Вторая категория людей г. Киева хохотала, подхалимничала, подбегая к каждому немцу, показывая им что-то руками (не понимая языка), только и слышно было "Пан, пан! Большевиков, коммунистов нема, нема". Все "украинизировались" и стали говорить на ломанном украинском языке.

Молодые девушки приставали к немецким солдатам со своими разговорами с улыбкой. Старухи, наблюдая за ними, говорили: "Сами вешаются на немцев, в газетах писали, что немцы насилуют девушек и женщин. А тут наоборот, сами женщины чуть ли не насилуют немцев. Тогда вешались на командиров Красной армии, а теперь на немцев".

Были разговоры, что на Сталинке некоторые люди (человек 2-3) встречали немецких солдат с хлебом и солью.

Необходимо отметить, что в г. Киеве населения осталось очень мало, преобладающее большинство – старых. Казалось очень дико, что в Киеве "появились", вылезли из квартир какие-то люди, которых раньше как будто бы и не было в городе. Девушки какие-то неуклюжие, большинство из них бывшие домработницы.

Характерно отметить то обстоятельство, что с вторжением немцев в город, почти все дворники восторжествовали. Сразу стали "полными" хозяевами того или иного дома. Никто еще с ними ничего не говорил, они подметают возле домов, никого "посторонних" не пропускают во двор и т. д., заявляя во всеуслышание о том, что они были раскулачены и вынуждены были идти работать дворниками, квартиру в деревне забрали, хозяйство продали. Вот почему они стали дворниками, ибо надо было получить какую-нибудь квартиру. Они же и в дальнейшем продолжали активно помогать немцам. Так, например:

1. Дворник Дома Обороны БАССОВСКИЙ и его семья. Сам БАССОВСКИЙ высокого роста, всегда суровый, худощавый, подметал вокруг Дома Обороны. Всем во всеуслышание говорит о том, что он сам жил где-то в Винницкой области, имеет среднее образование, но его "паразиты" – коммунисты раскулачили, после чего он вынужден был идти в Киев дворником, где имел квартиру во дворе Дома Обороны в полуподвале. "Два сына где-то на войне, их мобилизовали гады, а за что воевать? Они, дураки, не могут до сих пор уйти и не мучить себя за этих жидов и коммунистов". (Хотя он никому не говорил, что его один сын был в спецшколе). Правда, один из них писал, что он легко ранен в левую руку. Жутко проклинает всех коммунистов.

Жена БАССОВСКОГО собирает вокруг себя женщин и также ругает Советскую власть, говорит: "Какие чудные немцы, культурные, чистые. Советские все брехали, как будто немцы звери. Зверей, подобных большевикам-коммунистам, нет и не будет. А какая у немцев техника, машины, вот и видно, что люди готовились к войне, а советские только зарплату отчисляли, заставляли голодать, все на "оборону", а фактически все шло на жидов и на коммунистов. Наши пленные все они черные, страшные, что это они поделались такими в плену? Это Советская власть так кормит красноармейцев, а они дураки еще воюют. За кого? (При этом ругает всякими словами руководителей партии и правительства). А солдаты немецкие чистые, полные. Попробуй с ними воевать. Загонят они советских аж в Сибирь, куда им (советским) возвращаться. Не видать им Киева, как своего уха".

Необходимо сказать за этих БАССОВСКИХ, что они все время активно помогали немцам, а именно:

Сам БАССОВСКИЙ, его жена и сын 15 или 14-летний искали евреев, коммунистов, работников НКВД и выдавали немцам.

Сын БАССОВСКОГО, которого называли Сашко, специально лазил по всем подвалам, искал евреев и коммунистов (это было после того, как евреев вызвали на кладбище, коммунистов и работников НКВД – в военную немецкую комендатуру).

САДОВСКИЕ в Доме Обороны забрали занавес на сцене, занавески шелковые на окнах, продукты, которые были в Доме Обороны для Осоавиахимовских лагерей и др. Затем поселились на ул. Кирова № 47, кв. 35, квартира из 3-х комнат.

2. Второй дворник, фамилию его не помню. Дворником был и остался на ул. Кирова № 49, рядом с Домом Обороны. Сам он из с. Германовка Васильковского района Киевской области, раскулаченный. Активно помогал немцам, служил им, хотя немцы не нуждались в его услугах. Он сам предложил им искать коммунистов.

О нем, также как о БАССОВСКОМ многие говорили, как о предателе Советской Родины, советских людей. За это они получали "тысячи" от немцев и кое-какое барахло третьей категории, тогда, когда немцы вывозили из Киева с квартир в Германию. А также и сами тянули все с квартир, что успели.

БАССОВСКИЙ сам долго еще "охранял" Дом Обороны.

Немцы как зашли в Киев, в Доме Обороны застали охранников на дежурстве – ПАЛЬЦА и еще одного старика (фамилию забыла), сразу арестовали их и посадили в подвал, с руки сняли часы. Выпустили их через три дня. Эти охранники сильно ругали дворника БАССОВСКОГО, как предателя и выражались дословно так: "Пусть он, паразит, мерзавец, шпион проклятый, торжествует, предает людей, но его и самого немцы же уничтожат, он думает, что немцам он нужен? А когда вернутся советские войска, то мы сами ему глаза выдерем".

Они мне при встрече рассказали все о БАССОВСКОМ, просили не показываться на глаза семье БАССОВСКИХ.

Эти два старика-охранника с первых дней прихода немцев в Киев проявили себя, как преданные люди Советской Родины.

 

Взрывы на Крещатике

 

Взрывы домов на Крещатике начались 25 сентября 1941 года. Первым взорвался кинотеатр, находящийся на углу Крещатика и угол Прорезной, а потом постепенно дом за домом был взорван весь Крещатик. Начиная от площади ІІІ Интернационала и кончая Бессарабкой и бульваром Шевченко.

Остались целыми дома: Дом Обороны и возле него общежитие или гостиница ЦК КП(б)У – левая сторона. Крытый рынок тоже остался. Правая сторона осталась от Владимирской Горки до площади Калинина. Затем целый квартал остался от ул. Ленина  до бульвара Шевченко.

Фактически разрушено: левая сторона Крещатика – от общежития ЦК КП(б)У до крытого рынка – Бессарабка. Правая сторона – от площади Калинина, включая и площадь, т. е. все дома вокруг площади, и до ул. Ленина, включая часть ул. Ленина, т. е. левая сторона улицы Ленина разрушена до театра русской драмы. Правая сторона – немного выше театра русской драмы.

Кроме того, разрушены: улица Институтская, разрушен дом Гинзбурга, ул. Карла Маркса, разрушен цирк, гостиница "Континенталь". Улица Прорезная разрушена почти до ул. Короленко. Улица Энгельса разрушена чуть ли не до трамвайной линии, где проходил трамвай № 18.

Дом Обкома партии оставался не разрушен, если не считать, что все окна и двери вылетели от сотрясения при взрыве домов на Крещатике. Дом Обкома партии (Дума) загорелся позже, в ночь с 1 на 2 ноября 1941 года, в субботу под воскресенье.

 

Мероприятия немецких властей в первые дни вступления их в г. Киев

 

Вследствие начавшихся 25 сентября 1941 года взрывов домов на ул. Крещатик, жители бежали с вещами (кто успел что взять) в сад над Днепром. Всех остальных жителей г. Киева немецкие солдаты выселяли из домов.

Жители г. Киева сидели по всему берегу Днепра, в саду, на Владимирской горке, в скверике и в парках по всему городу. Более двух недель немцы не разрешали вселяться в квартиры.

Движения по улицам города на протяжении месяца не было. Немцы не пропускали по городу ни одного человека. Имел место такой случай: семь человек, из них один мальчик лет 10-ти, пробирались где-то по улицам к своим семьям, их немцы поймали и расстреляли на площади ІІІ Интернационала, возле Дворца пионеров, трупы которых лежали не убранными до разложения их, т. е. недели две. Расстреляли их возле Дворца пионеров потому, что по городу движение людей запрещалось, а здесь люди приходили из сада, Владимирской горки, с берега Днепра и смотрели на эти трупы.

28 сентября 1941 года на телеграфных и телефонных столбах, на деревьях в садах, парках, на заборах, на стенках домов был расклеен приказ немецкого командования о том, что "все жиды города Киева и его окрестностей должны явиться завтра, 29 сентября, в 8 часов утра, на жидовское кладбище, угол Мельникова – угол Дегтярева 1 (или Чеботарева, точно не помню). Должны взять с собой теплую одежду, ценные вещи и паспорта. Все, кто из не жидов проникнет туда, будет расстрелян. Все, кто пролезет в жидовскую квартиру, будет расстрелян".

Ход разрешен был с 5 часов утра.

Жители г. Киева говорили, что евреи шли все на это кладбище, тащили с собой одежду, детей и т. д. Некоторые из них думали, что их куда-то увезут. Их всех расстреляли на кладбище пулеметом.

Дворникам было приказано так: "Строго следить, чтобы в домах не было ни одного еврея, члена ВКП(б) и НКВД. В случае обнаружения таковых, дворники будут расстреляны". Так говорили дворники, но в письменной форме такого приказа не видел никто.

После этого был расклеен приказ № 5 о том, что "все члены ВКП(б) и работники НКВД должны явиться в военную немецкую комендатуру в 24 часа".

Затем было расклеено объявление, напечатанное крупным, разноцветным шрифтом, такого содержания: "Все, кто знает членов ВКП(б) и НКВД, должны немедленно сообщать в военную немецкую комендатуру, за что получат вознаграждение до 1.000 рублей за каждую голову. Лица, выдающие таковых, будут держаться в строгом секрете".

Расклеен был еще один приказ о том, чтобы все лица, имеющие у себя голубей, немедленно должны сдать их военному коменданту. Кто не сдаст, будет расстрелян.

Затем было расклеено объявление о том, что "в помощь немецким властям создается украинская полиция, в которую принимаются украинцы, служившие в армии, в возрасте от 17 до 35 лет. Желающие поступить на службу в полицию, должны подать заявление, заполненную анкету и две фотокарточки. В полицию принимаются все, кроме членов ВКП(б) и НКВД".

Организована была городская управа, во главе которой был поставлен профессор Александр ОГЛОБЛИН. Городская управа была размещена в 118[-ой] школе, а возле нее – полиция.

 

Печать и пропаганда

 

С приходом немцев в Киев стала выходить украинская газета "Украинське слово". Эта газета вначале носила чисто националистический характер, в которой писались передовые подвальные к[онтр]-р[еволюционные] националистические статьи, примерно такого содержания: "...Благодаря украинскому народу, мы избавились от жидо-большевистского гнета. Украина перестала быть колонией Москвы. Где девались 10 миллионов украинцев? Их уничтожили жиды и НКВДисты, выслав их в Сибирь на каторгу".

Очень много печаталось подвальных статей по вопросу о голоде на Украине в 1932-[19]33 годах, в которых писалось, что от голода умирали только украинцы. Случаев же смерти от голода евреев и русских не было.

Много отводилось в газете места печатанию отдельных допросов НКВД, приводя вопросы, которые задавались на следствии.

Печатались статьи, посвященных украинским писателям и артистам, в частности Александру КОРНЕЙЧУКУ, БУЧМЕ и УЖВИЙ. В отношении КОРНЕЙЧУКА газета писала, что он – "жидовский подхалим", женат на "жидовке". Что же касается артистов БУЧМА и УЖВИЙ, то газета писала: "...Таких талантливых артистов, как БУЧМА и УЖВИЙ каждую минуту ожидала смерть. Им каждую минуту угрожали НКВДисты лишь только потому, что у них были родственники в Западной Украине".

Однако эта газета недолго просуществовала. Примерно в начале или середине декабря 1941 года ее не стало, а вместо нее стала выходить другая газета под названием "Нове Украинське слово", ответственным редактором которой был назначен профессор истории средних веков ШТЕПА. В первом номере этой газеты была статья, посвященная редактору ШТЕПЕ, о котором немцы писали, [что] только он, ШТЕПА, может обеспечить газету высоко квалифицированными кадрами газетных работников. Помощником ШТЕПЫ в редакции работал доктор исторических или медицинских наук ВАГНЕР.

[…]

Политическое направление газеты "Нове Украинське слово" резко отличается от старой газеты "Украинське слово". Все статьи в газете "Нове Украинське слово" направлены на идеализацию фашистского строя, немецкой армии и на восхваление Гитлера, как "освободителя украинского народа". Эта газета отличается исключительной по мерзости клеветой на руководителей ВКП(б) и Советского Правительства.

Вскоре после выхода газеты "Нове Украинське слово" начала выходить русская газета "Последние известия", в которой печатались исключительно клеветнические статьи и заметки по адресу СССР и его руководителей. Редактором этой газеты был некто ДУДИН.

 

Радио

 

В Киеве имеется радиовещание, большинство передач по радио производится на немецком языке и несколько – на украинском. Передачи очень грустные и скучные. Народ их не слушает, а со злобой плюет.

В передачах немцы объявляют об отправке рабочих в Германию, о распространении каких-либо слухов и о пресечении таковых. Например, по радио передавали: "Кто будет говорить за фронт – расстрел".

Как-то зимой передавали: "Распространились слухи, якобы непобедимая немецкая армия отступает, и якобы Советские войска близко. Эти слухи распространяют "жидо-большевистские покидьки, яки ще не встигли виехать, але запевняемо киян, що и цих жидо-бильшовицьких покидькив скоро буде знищено".

 

Организация биржи труда и ее деятельность

 

Городская управа организовала биржу труда, и сразу было приказано всем зарегистрироваться на бирже в возрасте от 16 до 60 лет мужчин[ам] и женщин[ам]. Было объявление по всем заборам о явке на биржу труда согласно алфавита. После чего зарегистрированные ежедневно должны были отмечаться на бирже. Работы никто не получал, да ее и не было, за исключением немногих.

Предатели нашей Родины сразу же с первых дней прихода немцев устроились на бирже, в поликлиниках, в городской управе, в редакции газеты, управдомами, в гаражах механиками и шоферами.

Приблизительно еще в январе 1942 года начали объявлять, чтобы добровольно ехали в Германию на работу. Добровольцев, как видно, не оказалось. Биржа сразу переключилась на "добровольно"-принудительный метод. Например, приходит безработный отмечаться на биржу. Там ему заявляют: "Работы у нас нет и не будет, а без работы вы не должны быть, поэтому вы должны ехать в Германию на работу". Сразу пишут ему на паспорте "добровольно" и отправляют.

Всю зиму ловили мужчин и женщин на улицах города, на окраинах и голодных людей заставляли очищать улицы от снега, а также шоссейные дороги Киев – Белая Церковь, Киев – Чернигов и др. Большинство людей, пойманных на улице, неизвестно где девались.

Регистрация всех мужчин с 16 до 60 лет была проведена еще с первых дней прихода немцев в г. Киев. Эти зарегистрированные ежедневно ходили, стояли в очереди, отмечались там о явке. Затем позже была организована "Биржа труда". В первых числах апреля начался массовый вывоз людей в Германию.

 

Вывоз людей в Германию

 

В конце марта 1942 года началась прописка и паспортизация всех жителей г. Киева. Это была подготовка к массовому вывозу людей в Германию. Кроме паспортизации, к первому апреля все управдомами должны были подать списки своих жильцов в возрасте от 15 до 60 лет мужчин и женщин.

5 апреля 1942 года, это был пасхальный день, газета "Нове украинське слово" пишет передовую статью "Христос воскрес!". В этой статье писали, как коммунисты "глумились" над религией, как они душили "религиозные чувства", особенно стариков. О духовенстве, что НКВД "знищило" 203 тыс. духовенства и т. д.

Вторая статья в этой же газете говорила о том, что надо всем ехать в Германию на работу: "Щоб добити остаточно ворога, нам потрибни пушкы, снаряды и т. д., а тому вси мусять зрозумиты свий обовязок та ихать в Нимеччину працюваты".

Пасха прошла со слезами и жутким волнением людей, а 7 апреля полицаи бегали по квартирам со списками от управдома, отбирали паспорта, велели расписываться и являться каждому в определенное место (где были раньше военкоматы). Люди являлись туда с вещами и продуктами, какие кто имел. Там им писали на паспортах "добровольно", к паспорту выдавали листок "правило поведения" отъезжающим "в прекрасную Нимеччину" на работу. В этом "правиле" писали: "Кожний вид’изжаюший в Нимеччину на роботу не мае право маты ниякого звязку – чоловик з жинкою, а жинкы з чоловикамы, нияких розмов ни тут, ни там, хто порушить це правыло – росстрил".

Начиная с 7.4-[19]42 г. на вокзал гнали ежедневно людей эшелон за эшелоном – мужчин отдельно, женщин отдельно, конвой усиленный. Родители бежали по сторонам, по тротуару, плакали, кричали, кто как мог, но никого из них не подпускали даже распрощаться. На станции сразу грузили в товарные вагоны женщин отдельно от мужчин.

Характерно, что в газете писали "вид’изжающим в Нимеччину працюваты, по дорози буде дано гарячи обиды в 3-х мистах: Киев, Львов" и еще в каком-то городе. Однако, как стало известно, нигде никаких обедов не давали.

Увезли всех мужчин и женщин, с 15 до 60 лет – мужчин, с 15 до 55 лет – женщин. После этого газета пишет о подготовке детей для отправки в Германию. Управдомами переписывают детей с 14 до 15 лет мальчиков и девочек. Газета "Нове украинське слово" от 30.4-[19]42 г. пишет: "...За советив диты жилы паразытамы, воны не прывчалысь до роботы, кожный з ных прагнув тилькы вчытись и буты инженером, профессором, а зараз диты навчаться працюваты и диты побудуть за кордоном". На вокзал гнали "табунами" мальчиков и девочек отдельно.

После этого переписали документы детей от 10 лет до 14. Мальчиков и девочек отправляли в Германию.

Таким образом, в Киеве остались дети до 10-ти лет, старики после 60 лет, старухи после 55 лет. Остались калеки и женщины с грудными детьми. Многие заявляли о том, что они больные, получали ответ: "Комиссия вам всем будет во Львове и "генеральная" там, на месте – в Германии.

Весь народ говорил открыто, что людей гонят в Германию не на работу, а в какую-то прорву, на уничтожение.

Тем более, что многие знали, как там обращаются с нашими людьми. Одна женщина, которая уехала в Германию еще "добровольно", т. е. до массового отправления людей, она в конце марта месяца 1942 года вернулась из Германии. Всем говорила о том, что у нее были часто сердечные припадки, поэтому ее отправили из Германии. В Германии хорошо, питание прекрасное и т. д.

Близким же родственникам говорила правду, что она из Германии убежала, ибо там жизнь была такова: "Продукты питания были 100 г хлеба в день и 2 стакана мутной, теплой воды, так называемое кофе. Жили в бараке под замком. Утром их выпускали и под конвоем гнали на разные земельные работы, вечером под конвоем гнали с работы. Били плетками беспощадно. Очень много умирали от голода и от побоев".

Эта женщина жила не долго, скоро гестапо узнало, и она была повешена за распространение "ложных" слухов или за "ложную" клевету.

Гестаповцы говорили, что уезжающие в Германию будут письма писать на родину своим, но никто писем не писал, никто не получал, так как почта для русских и украинцев не ходит. Только газета печатала несколько "писем" от "добровольцев" еще в первых числах апреля, 1-2 апреля, что им там хорошо, дают жиры и хлеб, обеды.

 

Военнопленные

 

Пленных красноармейцев было очень много. Часть из них попала, будучи в окружении, а часть сдалась добровольно. Все они были в лагерях, в кошарах в Белой Церкви, в Броварах, в Борисполе, в Дарнице.

Недели через две после того, как Красная армия отступила из Киева, пленных я видела сама очень много. Особенно много пленных в Дарнице, через Дарницу прогоняли всех пленных. Они были черные, страшные, голодные, по дороге падали, не было сил идти, их немцы били прикладами, плетками. Кушать не давали, родственников и знакомых не допускали.

Вокруг лагерей были сотни тысяч женщин с кошелками в руках, искали своих. Женщины шли за несколько сот верст, но их не допускали и близко к пленным. Они могли только на расстоянии перекрикиваться и не могли узнавать своих. Пленные за проволочным заграждением кричат, а женщины рассыпались по дороге [и] тоже кричали: "Из Житомира есть, из Обухова есть?» и т. д.

С пленных сняли обувь и шинели. Они были раздеты, босиком, их так застала зима. Еще осенью кое-кто убежал из плена и опухший пробирался домой, люди их кормили и они объедались, по дороге умирали.

Все открыто, громко говорили, что в каждом лагере ежедневно умирало пленных по 200-300 человек. Умирая от голода и холода, они проклинали сами себя и говорили: "Лучше бы я бился до последней капли крови, лучше бы я погиб на фронте, чем я погибаю здесь от голода".

Многие из них ругали евреев, что только через них они сдались в плен, объясняя это так – немцы бросали листовки с призывом: "Украинцы, не кладите свои головы за жидов, не оставляйте своих жен вдовами, не оставляйте своих детей сиротами, сдавайтесь в плен, в плену вам будет хорошо, будем кормить и отпустим домой. Мы идем освободить вас от жидов". "Мы сами видели, как евреи удирали со своими семьями, мужчины не шли на фронт, а вместе со своими женами удирали вглубь страны. Мы думали, что немцы правду пишут".

Многие красноармейцы, попавшие в плен, сумели переодеться в штатскую одежду и пройти домой. Жили они неспокойно, все скрывались, чтобы не поймали немцы, с наступлением весны их поймали и увезли в Германию.

Красноармейцы-русские пристроились в деревнях по квартирам, многие из них женились на крестьянках (хотя дома имели жен и детей). Были как бы хозяевами. С наступлением весны всех этих пленных собрали немцы с квартир, пригнали их в Дарницу около 3-х тысяч, загнали их в барак, облили горючим и зажгли барак (это слыхала от людей, а что их забирали из деревень и гнали в Дарницу, то видела сама).

 

Медицинское обслуживание населения

 

Вначале в Киеве работали поликлиники на Короленко 61, на Короленко 49 "Красный Крест", на Рейтерской, где был Наркомздрав.

Обслуживание населения было за счет самого населения, т. е. за плату. Например, одна женщина имела нарыв на пальце. Она пошла в поликлинику, чтобы разрезали этот нарыв. За разрез нарыва, т. е. за операцию пальца надо было уплатить 15 рублей, за перевязку 5 руб. и т. д. Медикаменты были только те, которые остались после эвакуации города Красной армией.

Работали аптеки, находящиеся на углу Институтской и угол Левашовской, на Красноармейской за Бессарабкой. Они продавали остатки, оставшиеся от советской доставки: соски, борная кислота, круглые маленькие зеркала и т. д. Распродав это, аптеки были закрыты.

 

Организация "Красного Креста"

 

Организация "Красного Креста" объявила всему населению, что она окажет помощь в вопросе розыска их сынов, братьев, мужей и др., если они попали в плен, тогда "Красный Крест" разыщет, и таковой будет отпущен домой. Кто желает найти своего красноармейца, он должен подать заявление в организацию "Красного Креста", который находится в г. Киеве, ул. Короленко 49, вместе с заявлением приложить 350 руб. денег.

Если пленного не найдут, должны вернуть 300 руб. Однако "Красному Кресту" удалось сделать только одно дело – собрать с народа миллионы рублей денег, никого, конечно, он не искал и не нашел. Народ уплатил деньги, приходил в Киев за несколько сот верст, результатов не получил никаких и деньги пропали.

Поэтому "Красный Крест" потерял свой "авторитет". Люди проклинали его за обман и мошенничество.

 

Обеспечение населения г. Киева продуктами питания и др.

В октябре месяце 1941 года было объявлено в газете о том, что все жители г. Киева будут получать хлеб по 200 грамм на каждого человека ежедневно.

Управдомами составляли списки жителей своих домов. Появился хлеб, все были очень рады. Итак, 16 октября 1941 года получили по 200 грамм на каждого человека, но больше в октябре хлеб не давали. Снова списки составляют на ноябрь месяц, получили два раза в месяц 16 и 30 ноября. В декабре мес[яце] также получили два раза в месяц. На этом и закончилась выдача хлеба для населения города Киева.

В магазинах продавали два раза тюльку (сельдь) по 500 грамм (оставшейся от советской доставки), некоторые стояли в очереди за тюлькой, с иронией говорили: "Получаем еще сталинскую селедку". Другие здесь же отвечали: "Получай, пока сталинская осталась, бо гитлеровской не попробуешь". Предсказание второго очень скоро сбылось.

Один раз отпускали соленые огурцы по 500 грамм и соли по 500 грамм. На этом закончились в Киеве торговля в магазинах на ул. Кирова и на Толстого, угол Короленко.

Дальше объявили о том, чтобы народ вносил в кооперацию свои паи в размере 200 руб. и 50 руб. вступительных. Потом пайщики получили еще раз 500 грамм соли и 500 грамм повидла.

В конце декабря 1941 года уже не было никаких магазинов торговых. Если не считать некоторых ларьков на Бессарабке, которые торговали краской в порошках, старой посудой и портретами Гитлера, где было написано: "Вызволытель – Адольф Гитлер". Народ первое слово всегда заменял другим: "Антихрист – Адольф Гитлер".

Был один магазин на бульваре Шевченко, возле еврейского базара, который продавал крестики, иконы, плащаницу и др[угие] церковные принадлежности.

Вследствие отсутствия продовольствия, из Киева весь народ шел в деревни, тащили все, что кто имел, на обмен за хлеб. За Днепр по направлению Борисполя, Броваров и т. д. было запрещено ходить, а по направлению Василькова, Белой Церкви шли все киевляне. Дороги были черными от движения народа. В деревни несли одежду разную: простыни, платья, полотенце, топор, лопату, пилу, стулья и др[угие] вещи.

Из деревни несли продукты питания. В основном горох и пшено. Кто имел хорошие вещи, он мог выменять жиры – сало, мясо, курей, яйца, сахар и муку. Муку тяжело было достать, так как мельницы не работали, зерно мололи ручными мельницами, которые имелись почти у каждого крестьянина.

Все люди ходили пешком на Белую Церковь, в Сквирский, Обуховский, Фастовский и другие районы. Некоторые даже доходили до Умани, Казатина и Винницы.

Если в первые месяцы обмена доставали продукты в ближайших деревнях и районах, то в дальнейшем удалялись все дальше и дальше вглубь, вдаль от Киева.

Пока человек принесет продукты до Киева километров 200-300, то и жизни не рад, мозоли набивали не только на ногах, но и на плечах. Люди как скот тянулись по дорогам с ношей на горбу. Это была жуткая картина, но было тяжело и обидно еще и потому, что немцы под Киевом проверяли эти мучительные узелки и мешочки и отнимали яйца, масло, сало, курей, сахар и муку. Люди старались укладывать кусочек жира то под мышку, то в волосы на голове заворачивали, – все равно немцы находили и забирали, а за то, что прячут продукты, жиры, избивали людей.

Например, я была сама очевидец, как в Белой Церкви избивали одну женщину из села Евтушки за то, что она спрятала масло. Это было так, из с. Евтушки один крестьянин ехал подводой на рынок в Б[елую] Церковь со своей женой. Немцы стояли на дороге, останавливали людей и подводы, обыскивали. Обыскивали на возу, нет ничего, приподняться велели этой женщине, сидевшей на возу и там не нашли, отпустили их.

Подъезжая ближе к рынку, эту подводу окружили люди, все стоят, что-то ожидают, немец посмотрел на них, догадался, что у этой женщины имеется что-то для продажи. Он подошел к ним, посмотрел вокруг на них всех стоявших ожидавших, потом подхватил подол платья этой женщины, а там у нее висел большой кусок масла на веревке, привязан к поясу. Немец рванул этот кусок масла, оторвал с куском пояса, все люди начали хохотать, а когда немец начал избивать эту женщину своим ремнем, все люди разбежались, а женщина эта кричала как ребенок.

Таких случаев было немало. Другая женщина из этого же села Евтушки несла в корзине 6 штук курей с тем, чтобы на базаре в Б[елой] Церкви выменять мыла, спичек, соли и т. д. По дороге немцы забрали всех курей – 6 штук, поскольку она не сопротивлялась, то ей уплатили 45 руб. советскими деньгами, в то время как на базаре стоила 150 руб. одна курица, 250 руб. – кусок мыла, 40 руб. – стакан соли и т. д.

Особенно обидно было, когда киевляне несут кое-какие продукты из села за 200-300 верст, а под Киевом немцы заберут. Поэтому люди сочувствовали друг другу, шли навстречу, а именно: по дороге на Киев движение было с котомками, с ношей, а из Киева с – узелками барахла или инструментами какими-либо и т. д. Шедшие из Киева предупреждали людей, шедших на Киев, как, куда идти, где немцы грабят, как их обойти. На второй день немцы ловили и забирали на другой улице, народ обходил за огородами и т. д. Помогали люди одни другим, как и куда надо пробираться, чтобы спастись от ограбления, но спасаться трудно было.

Приблизительно в декабре или в январе месяце немцы при помощи полиции не только отбирали продукты, но и ловили людей, в большинстве случаев мужчин, независимо от того, киевлянин он или нет. Тем более, если мужчина с подводой, то его вместе с лошадьми ловили и куда-то угоняли.

Многие говорили, что немцы строят в Дарнице и в Борисполе какие-то укрепления, так как за Днепр никого совсем не пропускают, даже пропусков не выдавали, отменили всякие пропуска (на некоторое время).

Зимой в январе-феврале месяцах 1942 года по городу Киеву ловили всех поголовно мужчин и женщин не только по дорогам у входа и выхода в город, но и по городу.

Однако население использовало такой момент: служащие, фашистские подхалимы, предатели, которые служили им в разных учреждениях, шли на работу к 7-8 часам утра. Поэтому всегда можно было рано утром, часов до 7-8 проходить по городу, пробираться на окраины, в деревни, так как после 8 часов уже людоловы стояли везде, по всем улицам и ловили людей. Если кто из служащих спешил еще на работу в то время, когда уже ловили, то он им представлял справку с места работы. Утром же не ловили, так как документы почти никогда не проверяли, а просто после 8 часов уже служащие не движутся, а только безработные.

Ловили народ для разной работы – снег убирать с улиц, дороги подчищать и очищать, а также и в Германию отправляли некоторых – это еще до массового вывоза людей в Германию.

Однажды был случай, поймали и меня в январе 1942 г. Дело было так: я шла из Чернигова, по пути просила в деревнях в некоторых картошки, собрала ее пуда два, один из них оставила на хранение в деревне, а один пуд взяла в Киев. Подъезжала под Киев в субботу вечером, так как до сих пор в субботу под воскресенье никогда не ловили людей, поэтому я, можно сказать, проворонила.

Подъезжаю под самый Киев с маленькими саночками, вдруг один немец стоит впереди и стреляет по нас, напротив ехавших. Мы попадали на снег, как только встанешь, он снова стреляет. Наконец, мы лежим, а он беспрерывно стреляет и машет рукой, чтобы мы ехали к нему. Как только мы подъехали ближе, видим – за бугром людей человек 200-250 и саночек с продуктами штук 100. Это было за Днепром, не доходя Труханова острова. Мы все испугались. Во-первых, эти все люди пробрались за Днепр через лед тайком, без пропусков.

Итак, нас человек 250, почти все женщины, мужчин-стариков было человек 5-6. Немцы – два человека с винтовкой, один впереди, а второй позади, – гонят нас лугом, по снегу к Дарницкому мосту, а там, куда погонят, никто из нас не знал. Некоторые говорили, что погонят в Дарницу в комендатуру. Почти все говорили, что у них паспорта были, я же молчу и сама себе думаю: «Ну, так доходилась, теперь уже поймалась». Что и как буду в комендатуре говорить. Мысль путается, к одному выводу не могу придти.

Наконец, мы все как рабы, запряженные в саночки, тянемся, понурив головы. Растянулись на целый километр. Два немца не могут никак согнать нас теснее. То стреляют, то подбегают и бьют прикладом, вспотели немцы, пар от них столбом.

Догнали нас до Никопольской 2 слободки, передних остановили, задних подтянули и направляют нас по узкой, тесной улице, один немец впереди, другой позади.

Как только в эту улицу мы зашли, я сразу открыла ворота-калитку и во двор со своими саночками. Посидела под забором, немец прошел, я оставила саночки и картошку. Саночки и картошку бросила во дворе, а сама бегом обратно за хатой и на дорожку. Уже совсем темнеет. По дороге догнали меня еще четыре женщины, которые также бросили во дворе саночки и картошку пудов по 4-5 и убежали.

Таким образом, я не знаю судьбу тех людей, которых немцы гнали в Дарницу.

 

Базары

 

Базары в Киеве были с конца октября и до конца декабря месяца 1941 года: Сенной, Еврейский, Владимирский и на Бессарабке. В основном продавали всякое барахло, галоши, посуду, мыло, спички и т. д. Все меняли на хлеб. За один хлеб можно было достать ватное одеяло, пальто поношенное и т. д. Из деревни также привозили некоторые продукты, но подводу останавливали где-нибудь под Киевом во дворе, на окраине, оттуда пешком носили продукты в город.

Немцы рыскали по базарам, искали по кошелкам и забирали все то, что им нужно было, в большинстве жиры.

Проститутки также пользовались этими «привилегиями». Они ходили по базару, подсматривали, кто, что и где продает, потом одна из них следила дальше, а вторая шла, брала немца, подводила к этим продуктам, и немец брал их бесплатно и отдавал этим проституткам. Люди пострадавшие, громко, не боясь, называли их проститутками, плакали, но все это им не помогало. Проститутки не ходили пешком за 200-300 километров в деревни доставать продукты, им доставали немцы на базарах.

Но скоро крестьяне перестали совсем посещать город. Базары с каждым днем все уменьшались. Немцы начали все поголовно отбирать.

Потом был период такой, с конца декабря, [когда] совершенно запрещались всякие базары. Разгоняли базары везде – в Киеве, в Чернигове, в Б[елой] Церкви, в Остре и т. д. Этим немцы преследовали цель сохранить продукты у крестьян, с тем, чтобы потом забрать и вывезти в Германию. Так и было сделано.

На базарах ничего не было, и даже люди боялись ходить на базар. Если что и продавали спекулянты, то из-под полы, по квартирам. Брали, сколько хотели. Например, крестьяне гнали самогон, им нужны были дрожжи, которые трудно было достать. Немецкие солдаты продавали русским дрожжи по 500 руб. кило, а городское население приносило в деревню и брало по 100 рублей 100 грамм, т. е. – 1000 руб. кило. Спички – 40 руб. коробка, сода – 15 руб. чайная ложка. Хлеб – 150 руб. кило, сахарин немецкий – 40 руб. порошок, сахар в деревне – 35–40 руб. стакан, повидло – 20–30 руб. стакан и т. д.

 

Столовые

 

В Киеве работали столовые с конца октября 1941 г. [и] до января 1942 г. На ул. Кирова была столовая общая, где был один суп без хлеба. Суп должен был иметь в себе воду и лапшу, но он имел всегда только воду. Столовая открывалась с часу дня до 3-х часов дня, люди занимали очередь с 7 часов утра, стояли до часу, но супу было только на 50-70 человек по 2 руб. 33 коп. (тарелка теплой воды). В два часа дня "супу" уже не было. Правда, в эту столовую проходили по пропускам "служащие" биржевики и др.

Две столовые, так называемые коммерческие, – на Крещатике № 8 и Короленко 38, где был такой же суп и котлета. Суп – 8-10 руб., котлета (второе блюдо) – 25 руб.

 

Режим

 

По городу запрещалось ходить с 5 часов утра до 5 час. вечера. Если кто из русских идет на 5 минут позже указанного времени, немцы-патрули без предупреждения стреляют. Случаев убийства на улице было очень много. Например, крестьянин из с. Вильшанка пришел в Киев и спешил попасть к знакомым ночевать, но время уже было 10 минут 6-го, он был убит на улице Сталинка 3.

 

Зверства фашистов

 

Еще в первых числах октября 1941 года было убито 7 человек на площади ІІІ Интернационала, возле Дворца пионеров. Трупы лежали не убранными, пока совсем распались кости, не только кожа. За что убили их немцы? Неизвестно. Говорят, что они нарушили правило движения по городу – ходили по Крещатику в то время, когда запрещалось.

С 28 сентября на 29[-ое] вызвали всех евреев на кладбище и там расстреляли.

В первых числах ноября 1941 года было вывешено объявление на заборах и напечатано в газете: "За поджог думы расстреляно 300 человек".

В середине ноября 1941 года: "За саботаж расстреляно 100 чел." (не отметились на бирже труда).

В конце ноября: "За поджог Лавры расстреляно 300 человек".

Немного позже, снова объявлено было: "За порчу телефонных и телеграфных проводов расстреляно 400 мужчин".

После этого почти ежедневно в каждой газете сообщалось: "Сегодня повешено 10-15 чел., сегодня расстреляно 25 человек" и т. д.

При входе на бульвар Шевченко с Крещатика [на]против Бессарабки на столбах были виселицы. Там ежедневно висело 5, 10, 15 и 20 человек. Утром повесят петли, а днем подвозят людей наших на грузовой машине, одевают на них петлю. Все стоят в петле свободно до тех пор, пока оденут последнему, затем машина отъезжает, люди срываются с машины и сразу веревка затягивается.

Среди толпы, стоявшей на некотором расстоянии от виселицы, очень часто бывали истерики. Женщины падали, теряли сознание. Много убитых можно было встретить по окраинам города, по улицам города. За что убили? Неизвестно.

 

Прописка и паспортизация

 

В марте месяце началась прописка в г. Киеве. Кто имел паспорт, сдавал его управдомам, на этом советском паспорте ставилась немецкая печать. Кто паспорта не имел, заполнялась анкета специальная, в которой указывалось: фамилия, имя, отчество, где родился, когда родился, специальность, род занятий, национальность, где проживает к моменту прописки, без документов, которые свидетельствуют вышеуказанные сведения. Подпись управдома, дальше анкету подписывали два поручителя: фамилия, имя, отчество, паспорт №, адрес, где они живут. "За правдивость этой справки, мы нижеподписавшиеся отвечаем" (подпись). Управдом (подпись). После чего эта анкета и 2 фотокарточки направлялись в полицию на проверку. После чего выдавалось временное удостоверение на 3 месяца с фотокарточкой и немецкой печатью.

До отправки всего населения, т. е. жителей гор. Киева в Германию, можно было жить без никаких документов, конечно нелегально. Если же кто жил легально, имел или не имел документ, но он должен был зарегистрироваться на бирже и регулярно отмечаться один раз в неделю в свой указанный день, в четверг или пятницу и т. д.

Документы никогда не проверялась ни по дороге, ни по квартирам. Конечно, если кто укажет, то все же никакой проверки, а прямо расстрел.

После того, когда увезли всех людей в Германию, уже было невозможно жить в г. Киеве. Случаев проверки документов не знаю. Однако сразу после Пасхи, с 5–7 апреля 1942 года было запрещено ходить на село, а также из села в город.

Все, кто остался, должен был иметь от биржи труда справку в паспорте, [где] напечатано на немецком и на украинском языках с объяснением, почему он не уехал в Германию.

Надо полагать, что людей взрослых осталось мало и сейчас очень легко проверять документы. Поэтому жить в городе стало невозможно, вернее опасно. На селах запретили всякое движение, даже из села в село пройти без справки старосты нельзя было. Справок староста не давал никаких, так как ему в районе запретили давать справки.

Таким образом, заканчивая свои короткие сведения о г. Киеве, должна сказать, что в глубоком тылу фашистов на Киевщине такое зверство фашистов свирепствовало, какого еще не было в других областях.

Киев остался почти пустой. Старые, малые и калеки, оставшиеся в городе, они опухшие под заборами валялись и было много мертвых.

Партизанов не слышно было не только в Киеве, но даже на Киевщине, вот почему там было почти "свободное" движение народа до отправки в Германию.

Конечно, отправку в Германию люди расценивали так:

• Чтобы весной и летом народ не пошел в партизаны;
• Чтобы совсем уничтожить русский и украинский народ;
• Фашисты не гарантированы в том, что они останутся на Украине, а когда их советские войска будут гнать галопом, тогда им некогда будет увозить народ украинский и русский.

Таких разговоров можно было слышать среди народа сколько угодно, везде и всюду.

 

Настроение киевлян

 

Когда немцы наступали, всегда писали в газетах, а когда начали отступать, было даже запрещено говорить о фронте: "Кто будет говорить о фронте – расстрел". Население, узнав о том, что немцы отступают, с нетерпением ждало Красной армии, очень часто говорили, что Харьков советские войска забрали (по слухам три раза Харьков переходил из рук в руки). За газетами всегда была очередь, но читали их всегда критически, со своими комментариями.

Даже те, кто с приходом немцев в Киев ругали советскую власть, то очень скоро начали ругать немцев и вспоминают хорошую, счастливую, радостную жизнь до войны. Старались искать и толковать причины, почему немец "победил". Вот эти толкования:

Почти все говорили о том, что Украина продана. «Продали Украину враги наши. Вот почему к войне все было подстроено, судили за опоздание рабочих, у колхозников не хватало хлеба до нового урожая – это все вызывало озлобление среди населения».

Засилие евреев на Украине, в колхозах их не было, все они были в городе, работали в магазинах, складах и т. д., т. е. там, где легко прожить и хорошо "сосать" наш труд. К селянам евреи относились грубо, издевались и не было кому пожаловаться.

Проклинали украинцев-красноармейцев, которые, сдались добровольно в плен, дословно выражались так: "Наши украинцы – гады проклятые, сдались в плен и угробили не только Украину, но и весь народ. Почему же кацапы стоят на защите своих людей, и до сих пор Гитлер туда не проберется, а наши сволочи руки вверх подняли, на, мол, бери нас, мы твои. Подохли пленные, черт с ними, так им и надо. Они хотели свою жизнь спасти, оказалось, что они раньше всех пропали".

По Киеву и Киевской области распространилась такая версия, как будто бы тов. СТАЛИН по радио «прощался» с Украиной, говорил: "...Товарищи украинцы, я не знал, что Вы были так обижены, я не знал, что на Украине был голод в 1932-33 гг., я не знал, что Вы в колхозах работали, а сами хлеба не кушали. Ко мне присылали только людей тех, которые обманывали и говорили, что украинцы живут очень хорошо, зажиточно и т. д.".

На селах говорили об этом, где я слыхала, вмешивалась в разговор и говорю, что я была все время в Киеве, никогда подобного выступления по радио тов. СТАЛИНА не было. Доказывала, что с Украиной не только тов. СТАЛИН, но никто не прощался, так как Украину никто не собирался и не собирается оставить Гитлеру.

Люди согласны с тем, что Украина не останется Гитлеру, но все же, что СТАЛИН "прощался" с Украиной никак нельзя было переубедить, т. е. о том, что никакого прощанья не было.

Многие люди живут по библии, говорят, что в библии есть записано:

"...1. О том, что в 1942 году будет конец жизни;

2. О том, что придет антихрист, воцарится, но он долго не будет..."

Антихристом называют самого Гитлера. Останутся жить только однотысячное население, т. е. только те, кто богу угоден.

На Пасху, 5 апреля 1942 года, над Киевом летел советский самолет, медленно, медленно, тихо, тихо, плавно. Я была на ул. Красноармейской. Все люди, подняв головы, как вкопанные стояли и смотрели вверх, следили за полетом, а сердце билось у каждого, хотелось каждому улететь к своим.

Одна старуха 85 лет шла по улице. Остановилась, услыхала звук самолета, подняла голову вверх, которая поднималась только в молодости, увидела самолет, сцепила обе руки вместе, подняла вверх, сама потянулась и крикнула: "А, деточка, соколик, а скинь же нам какую-нибудь весточку". Все люди заплакали, переглянулись, и каждый заглянул в лицо этой старушки, которая так громко выразила мысль всех присутствующих.

 

Настроения сельского населения

 

Я бывала в деревнях по Киевской области. Из Киева на Васильков, Гребенку, Б[елую] Церковь ходила несколько раз.

Васильков, Митница, Кодак, Марьяновка, Слобода, Ковалевка, Поляничница, Кишчинцы, Пилиповка, Фастов, Трилессы, Зубари, Кожанка, Ставище-село, Яхны, Рагазное, Мотовиловка, Евтушков, Шамраевка, Пустоваровка.

С приходом немцев они собрали урожай на полях сами, в колхозах набрали скот, на сахарных заводах – сахара.

Немцы вначале усиленно занимались фронтом, т. е. они быстро продвигались все вперед. Крестьяне почувствовали безвластие, "свободу". Гнали самогон, крестили детей по 3-4 в каждой хате, гуляли на крестинах.

Киевляне как скот, голые, голодные, тянулись в деревню, несли им все свое барахло, лишь бы достать каких угодно продуктов. Крестьяне гуляют, спят, а к ним один за одним киевляне с разным "ассортиментом" товара приходят в хату, предлагают, что ему надо.

Многие крестьяне сочувственно относились к городским людям, большинство крестьян давали кушать бесплатно, но были крестьяне и другие, которые упрекали в том, что раньше городским хорошо жилось, что в городе крестьян ночевать не пускали, воды из одной кружки пить не давали и т. д. Что от них милиция хлеб отбирала в городе и т. д. У некоторых из них были портреты Гитлера, хотя в маленьком размера, но все же были куплены. Одним словом, месяца 3-4 крестьяне жили очень хорошо – экономически.

В декабре 1941 года старосты села по приказанию немецкого коменданта, находящегося в районе, переписали все имущество крестьян: курей, свиней, коров, хлеб и т. д., строго приказав о том, что без разрешения старосты не имеет право никто из крестьян резать и кушать даже курицу, а если курица пропадет, составить акт, вызвать старосту. Крестьяне уже сменили тон, почувствовали, что Гитлер подбирается к ним.

После переписки крестьяне получили повестки на налог. Размер налога следующий: с каждой коровы – 800-1200 литров молока. Мясо: свинины – 32 кг и яловичины – 32 кг на квартал, т. е. на 3 месяца, яиц – 45 шт[ук] полугодовых внести сразу и по 10 шт[ук] еженедельно, половина курицы – на неделю, т. е. одну курицу – в каждые две недели.

Налог на собак: за одну собаку – 150 руб. в год, за вторую – 300 руб. и [за] третью – 300 руб. Примечание: если собака пропадет в начале года, хозяин выплачивает 50 % налога, если в конце года – 100 %.

Крестьяне подняли вой: «…1000 литров молока! Нет, хай краще корову бере гадюка проклятая». Крестьяне носили молоко по 5 литров в день, с молочарки несли домой как оплату – один литр перегону – молока.

В январе месяце немцы начали вывозить скот и хлеб в Германию, скот и хлеб забрали от крестьян. Если свинья хорошо откормлена, которая имела 5 пудов сала, за нее платили крестьянину 50 руб. денег советскими деньгами. За корову платили 75–80 руб. В селах остались коровы только у старост села.

В деревне на Киевщине нигде не увидишь ни коровы, ни свиньи. Хлеба оставили по 200 г на человека, а через некоторое время начали отбирать и этот хлеб, говоря: "...У русского сколько не бери, он все равно себе найдет…" Когда в деревнях люди кричали, что они голодные пропадут, как пропадают киевляне, им немцы отвечают: "...Это не ваше, это все колхозное".

 

Вывоз сельского населения с Киевщины в Германию

 

Актив села начали переписывать еще в декабре месяце: членов сельсовета, комсомольцев, комсомолок, бригадиров колхозов и т. д. А вообще списки крестьян составляли старосты и направляли в район, в комендатуру, возраст от 16 до 45 лет.

В Германию вначале отправили актив села – членов комсомола, сельсовета, колхозный актив. Затем была сделана "разверстка" на каждое село, на такое-то число дать 75 чел., на такое – 100 чел. и т. д., с таким расчетом, чтобы увезти мужчин и женщин от 16 до 45 лет. Так было сделано на Киевщине, так делалось на Черниговщине и на Сумщине.

 

Сбор немцами теплой одежды

 

В конце декабря 1941 года и в начале января был объявлен сбор теплой одежды для немецких солдат по г. Киеву и по районам-селам. Комиссия ходила по квартирам, забирала кожушки-полушубки, валенки, рукавицы и т. д. В газете была напечатана статья о том, чтобы киевляне и крестьяне поддержали немецкую армию, оказали ей помощь теплой одеждой, как "заслугу" немецкой армии они пишут: "...Адже и за нас украинцев нимци положилы свои головы понад 170 тыс.". Немцы ловили на улице людей в полушубках и валенках, снимали с них и брали себе.

После того, как начали переписывать крестьянское имущество, обкладать налогами, портретов Гитлера в квартирах-хатах не стало.

В селе Зубари я зашла ночевать в одну и ту же хату, в которой ночевала раньше. Вся семья по очереди и вместе жалуются на гитлеровцев о том, что "…поморили голодом наших пленных, киевлян, а теперь ряд доходит до нас". Я выслушала их жалобы, сказала им, как делается во всех деревнях, где я проходила, за Киев, как там страдают, как ловят людей как собак. Наконец спрашиваю: «…У вас, кажется, был портрет Гитлера?».

Они долго отказывались, а потом признались, что они бросили его в печку. Добавили: "…Если бы его живого бросить в печку, тогда только было бы спасенье".

Население очень интересуется фронтом. Спрашивают у меня. Я говорю, что за разговор о фронте – расстрел. Они ругают немцев и говорят: "…Разве кто знать будет, скажите хоть два слова, где наши, что они думают нас освободить от этих паразитов или нет?".

 

Организация административных органов фашистской власти на селе

 

В каждом селе имеется староста – исполнитель фашистской власти. Полиция по 10-15 человек в каждом селе. Староста в большинстве своем – из числа раскулаченных, дезертиров и т. д. Полиция – из дезертиров и пленных добровольцев.

Каждый полицейский получал 6 пудов хлеба в месяц с крестьян, денег 300 руб. холостяку и 900 руб. семейному. Они ходили по селу, пили самогон, у крестьян брали жиры, грабили крестьян продуктами, а у киевлян отнимали обувь, мыло, одежду и т. д. Причем грабили под предлогом изъятия, как у спекулянтов.

После того, когда немцы увезли все продукты в Германию, полицейские на Киевщине были сняты с работы. В деревне остались только старосты.

 

Открытие церквей и деятельность церковников

 

Все церкви в Киеве с приходом немцев начали функционировать. Откуда столько набралось священников (бывшие священники, которые работали сторожами, охранниками и т. д.). Оплата священников производилась за счет крестьян. Еще в ноябре им собирали по селу хлеб, курей, жиры и т. д. Пуд хлеба с каждого двора.

В каждой церкви и клубе священники начали строить алтарь из дикта, говоря о том, что "...нам долго не придется служить в церкви, ибо у Советского Союза сил еще много, и они еще вернутся". Никогда никто не имел сомнения, что Советская власть еще вернется.

Иконы: Матерь Божию, Иисуса Христа рисовали по-разному, как кто умел, то с кривым ртом, то кособокого и т. д.

С открытием церквей было обязательно причащение для каждого, в первую очередь, полицейских. Попы записывали – регистрировали всех, кто исповедывался и причащался. Староста потом вызывал к себе тех, кто не являлся на исповедь.

[...]

 

Народное образование

 

При Киевской городской управе был создан отдел просвещения, руководителем которого был назначен профессор ШТЕПА.

ШТЕПА провел регистрацию учителей, назначил директоров школ, преподавателей и т. д. Многие преподаватели собирались читать в школах "закон божий". Затем ШТЕПА провел регистрацию учеников и собирался открыть школы. Учителя сутками стояли около городской управы в ожидании открытия школ, но все их ожидания оказались напрасными. Школы так и не были открыты и дети не учились. Вместо занятий в школах все учительство зимой ежедневно гоняли на расчистку дорог от снега.

Было объявление о регистрации студенчества госуниверситета, строительного, медицинского и др[угих] институтов. Много говорили об организации учебы в мединституте и о том, что при институте будет работать столовая.

Однако ни один из институтов не был открыт. Вместо мединститута немцами были организованы какие-то "медкурсы", на которых читались лекции по медицине и изучался немецкий язык. Занятия проводились 3 раза в неделю по 2 часа. Среди слушателей этих курсов распространился слух, что скоро всех их пошлют на фронт, вследствие чего слушатели бросили посещать курсы. Последние перестали существовать.

Таким образом, в г. Киеве в 1941-1942 учебном году школы и вузы не работали.

 

Коммунально-бытовое обслуживание населения города Киева

 

Водопровод в городе восстановлен и работал. Не работал только там, где были взорваны дома.

Электростанция работает, но свет подавался только в учреждения и квартиры немцев. Местному городскому населению электрический свет немцы не дали и даже не разрешали зажигать коптилку ("каганец").

Трамваи ходили по следующим линиям: Сталинка – до памятника Богдану Хмельницкому, до трамвая № 1. Бессарабка – Святошино: два трамвая № 7. Два трамвая № 4 и два № 5 – по своим старым маршрутам.

Один только месяц ездили киевляне в трамвае и то с условием – входить в трамвай и выходить из него могли только через заднюю площадку. Через переднюю площадку входить могли только немцы. За нарушение этого правила грозил расстрел. Стоимость билета для местных жителей – 50 коп.

Через месяц в городе стали распространяться слухи, что кто-то застрелил немца в трамвае. В силу этого с половины декабря 1941 г. трамваи ходили "только для немцев".

Городская управа для обеспечения населения города квартирами создала районные жилищные управления: Печерская, Богдановская, Шевченковская и др. Жители города стали подавать в эти управления заявления с просьбой представить квартиры, но квартиры не представлялись, начались холода, население находилось на улице, поднялся крик и вой.

Городская управа вынуждена была через газету предложить населению занимать свободные квартиры самостоятельно, предупредив дворников.

Квартирная плата была установлена в 1 руб. 32 коп. за кубометр и 4 руб. с каждого члена семьи за коммунальные услуги. Квартплата вносились советскими деньгами в банк.

 

Вызов в Германию квартирного имущества и др.

 

После того, как прекратились взрывы на Крещатике, немцы начали вывозить все имущество из еврейских и всех эвакуированных квартир. Вывозили на вокзал, грузили в товарные вагоны, отправляли в Германию. В каждом дворе города Киева, возле каждого дома стояли трехтонные грузовые машины, а немцы, как саранча, лазили по всем этажам, отбивали двери в квартирах и тащили вещи. В первую очередь – ковры, пианино, швейные машины, зеркала, кровати, пружинные матрацы, буфеты, гардеробы-шкафы, хорошие письменные столы, одежду, обувь, материал-мануфактуру, сукно, шерсть и т. д. Продукты: сахар, мыло и др.

Дворники были активными и непосредственными помощниками немцам. Они взламывали в квартирах замки, двери и т. д. Все, что не нужно было немцам, подбирали дворники. Они тянули посуду: кастрюли, самовары, старые (новые немцы брали себе) примуса, старые подушки, старые одеяла и т. д.

Затем вывозили всю обстановку из большого здания Совнаркома и ЦК КП(б)У: столы, стулья, шкафы и проч[ую] мебель.

После этого приказали управдомам переписать всю мебель в квартирах, где живут русские, украинцы, которые не уезжали из Киева. Управдомы переписали все имущество по категориям: 1-я, 2-я, 3-я. После чего немцы забрали 1 и 2 категорию, а мебель 3 категории оставлялась для хозяина.

Люди побежали со слезами к немецкому коменданту жаловаться: "...Мы же не жиды, мы не эвакуировались, а почему же забирают наши вещи, мебель с квартир?". Комендант отвечал или "разъяснял": «…Это все не ваше, это жидовское, мы знаем, что у вас ничего не было». Люди старались доказать, что именно это все они приобретали сами за свои деньги.

И так вывозили мебель из квартир украинцев, которые мыслили себе, что у них немцы ничего не возьмут.